Изгнанник вечности, полная версия - Сергей Гомонов

— Время от времени она ссорится со своим мужем, приезжает ко мне и здесь… вот…

— Да! Да! Вот! Во-о-от! Ха-ха-ха-хи-хи! — отсмеявшись и выпрямившись, женщина тут же, без перехода, стала раздраженной: — Ду-р-р-раки!

Ко-Этл тяжко вздохнул.

— Да ладно, все мы люди, — с интересом разглядывая не знакомую ей Фьел-Лоэру, снисходительно отозвалась Ормона, а про себя подумала, что достанься ей в супруги такой негодяй, как Эт-Алмизар, на месте этой несчастной женщины она или давно бы уже спилась или (что скорее) задушила бы его. Ночью. Подушкой. Предварительно напоив тройной смертельной дозой цикуты.

— Я не смею красть ваше драгоценное время… — оправдываясь, забормотал Ко-Этл. — Понимаю, как вы торопитесь домой… Но, может быть, как женщина — женщине вы скажете ей пару слов… в наставление на путь истинный?..

— Кто? Я? На путь истинный? Да легко. Но вы всё же нас оставьте, господин Ко-Этл, не мужского ума тут дело.

— Разумеется! — с облегчением воскликнул северянин, выпустил из пальцев свою задерганную бородку и немного поспешнее, чем приличествовало, метнулся вон из комнаты.

— Что празднуем? — бодро спросила Ормона, подходя к буфету. — За что напиваемся?

Изучив все бутылки, она плеснула себе того же, что и Фьел-Лоэра. Хм, а детка толк в вине разумеет не хуже, чем это делают южане, любители виноделия с многотысячелетним стажем. Впрочем, какая она детка… Или ровесница, или даже старше — возраст Помнящих ори и аринорок на взгляд определить невозможно, если они не при смерти, не в тяжком недуге и не в глубокой старости.

— А как у вас там… в этих ваших… п-р-р-р…. — неловкой рукой северянка помахала над головой, а потом стала дергать бантики и цветочки в своей порядком встрепанной за время возлияний прическе, — ну в ваших этих… пампасах!

— В наших пампасах много злых москитов, — ответила Ормона, усаживаясь напротив.

— Фи! Нашла, чем у-удивить! Знаешь, что дел-тся в наших гнилых кр-раях летом? А-а-а, не-е-ет, ты не знаешь! Если не вр-рут, однажды у нас тут гнус сожр-р-рал мамонта! Вот так! — Фьел-Лоэра сунула палец в вино и смачно его облизнула, а Ормона подавила невольную улыбку, чувствуя, что эта женщина вызывает у нее все больше симпатии — не то своим бунтом и непокорностью судьбе, не то еще чем-то, более глубинным, неявным. — Ненавижу эту землю, эту мер-рзлоту, этот снег…

— Ну так за что пьем?

— Ты была вчер-р-ра на их охоте? — вместо ответа спросила сестра Ко-Этла и после кивка гостьи рассмеялась, грозя ей пальцем: — А-а-а! Я все вижу, да и в гор-р-роде шепчутся, что мой м-ленький братик ос-слаб к тебе с-сер-рдц-м!

Язык ее заплетался уже так, что некоторые слова раскатистого аринорского диалекта в ее исполнении стали попросту непонятны. Ормона слегка ее протрезвила, и Фьел-Лоэра сразу же вернулась в свой привычный тоскливый образ, какой была при их первой встрече. Замкнувшись в себе, она снова прилипла к бокалу.

— И чем же у вас занимаются, сидя по домам?

Северянка поморщилась, и лицо ее стало злым.

— Ждут, когда наконец издохнут! — и, помолчав, добавила чуть мягче: — Собирают друг о друге сплетни, шьют, вяжут, вышивают и вообще мастерят всякую никому не нужную чепуху, чтобы убить время. Кормят и обстирывают наших… — Фьел-Лоэра устремила взгляд куда-то в потолок и почти закричала: — бесподобных пупов земли! Вытирают сопли и ж-ж-ж… задницы отпрыскам этих пупов. Ну а кроме функции прислуги, украшают себя и остальную мебель в доме. Хочешь так жить, м? Южанка? Хочешь? Брось своего хромого, выйди за моего братика!

Ормона осталась невозмутима. В гостиную тихо вошел волк Ко-Этла и прилег у двери. Она на всякий случай осторожно потянулась к зверю — проверить, нет ли в нем кого-то еще, но тот оказался один в своем теле, обычный волк, без лишних «примесей». Впрочем, беседовать с пьяной сестрой северянина о чем-то запретном женщина и не собиралась.

— Ты пробовала говорить с Эт-Алмизаром? Что думает он обо всем этом?

— Эт-Алмизар! — передразнивая, болезненно покривилась Фьел-Лоэра. — А есть ли ему до того дело, до всех этих соплей и пеленок?

— Я не о пеленках и не о мебели… К слову, а почему ты не родишь? Как я поняла, других способностей у тебя не имеется… Во всяком случае, ты обрела бы какую-то, не самую нелепую в этой жизни цель…

Северянка в ярости ударила рукой по столу и в пьяном запале не почувствовала боли:

— Чтобы появился третий, нужно обоюдное желание двоих! Как будто тебе неизвестен этот древний постулат! И даже если бы он был согласен, я не пошла бы на это только для того, чтобы, видите ли, скрасить свои серые будни. Тебе легко говорить, у тебя здесь все замечательно…

Ормона провела ладонью над салфеткой, и та обратилась в иллюзорную бабочку. Позволив полюбоваться своими крылышками сверху, мотылек сложил их над стройным туловом, привстал на тонких лапках и завертел усиками.

— «Куарт», — глухо заговорила Ормона, пристально глядя в зеленоватые глаза собеседницы, — приводят в этот мир не для того, чтобы потешить чье-то самолюбие, скрасить серые будни, увеличить численность населения и рабов для государства, а также не затем, чтобы обеспечить себе «опору в старости». Если твоя цель — одна из этих, лучше забудь. Учитель ведет за собой тринадцать не для увеселительного пикничка, а женщина приводит сюда «куарт» не для того, что я перечислила.

Она ухватила двумя пальцами узорчатые крылья и подняла насекомое. Фьел-Лоэра молча переводила взгляд с нее на бабочку.

— Приведенный «куарт» — это ясная и определенная цель двоих попутчиков, это одно из незыблемых условий твоего собственного Восхождения. В мир приходит мотылек, и сначала о нем мало кто знает, потому что почти все утратили способность видеть неявное. Постепенно там, внутри, он превращается в гусеницу, живя одновременно на двух планах. Когда рождается гусеница, мотылек прячется внутри нее и ничем себя не проявляет до поры до времени. Гусеница ест, спит и растет, постепенно обращаясь в куколку, а что лет в пятнадцать-шестнадцать выползет из этой куколки, это половина на половину: смотря что за «куарт» живет в ней, и смотря что сумели дать этой гусенице и куколке окружающие, в том числе — попутчики, ее родители. Это тоже ученик, но только твой, твой собственный, которым ты сможешь гордиться… или… или которого станешь стыдиться. Но важно привести в этот мир не лишь бы кого, а только нужный «куарт», а Учителю — найти все тринадцать своих учеников…

— Я помню всё это, — холодно ответила Фьел-Лоэра. — До нынешнего воплощения я всегда жила на Оритане. Поэтому даже сейчас, среди этих вырожденцев, я забыла не все. Но, знаешь, хочу забыть! Хочу, потому что понимать, что ты утратила все, все свои возможности, свою волю, свою свободу — это невыносимо…