Собрание творений - Афанасий Великий

яже еси ссал (Лук. 11, 27); и сама родшая Господа приснодева Мария, увидев совершившееся с нею, сказала: отныне ублажат мя вси роди. Но совершившееся с Марией обращается в славу всем девам; потому что девственные ветви сии на ней уже держатся, как на корне.

Гл. 2.

Ст. 22. И егда исполнишася дние очищения ею, по закону Моисеову, вознесоста Его во Иерусалим, поставити пред Господем, (23) якоже есть писано в законе Господни, яко всяк младенец мужеска полу, разверзая ложесна, свято Господеви наречется: (24) и еже дати жертву, по реченному в законе Господни, два горличища, или два птенца голубина. Не по подобию иных человеков, не для того облекся Господь плотию, чтобы прийти в бытие и произойти на свет; соделался же человеком, чтобы освятить плоть. Если же кто слова: поставити Его пред Господем – понимать будет о самом Господе, то в таком случае уклонится от надлежащего смысла. Ибо, когда Господь сокрыт был от очей Отца и не мог быть Им видим? Или, находится ли какое место вне Его владычества, где пребывая, не предстоял бы Он Отцу, пока не был принесен в Иерусалим и внесен во храм? Но для чего приносили и прообразовательные жертвы, когда был Он – самая действительность? Не для того ли, что написано сие не ради Него, но ради нас? Ибо как Он, сущий Бог, неизменяемо по естеству делается человеком, и обрезывается плотию, и крещается, и терпит прочее не ради Себя, но ради нас, чтобы мы, будучи человеками, по благодати соделались чрез усыновление богами, и обрезались духовно, а не по Закону, и крещением омыли греховную скверну, и распялись миру, и возстали Богу: так и сказанное здесь об очищении их, о поставлении Его пред Господем и о прообразовательных жертвах совершено и написано не Его ради, но ради нас, дабы мы научились очищать и поставлять себя пред Богом, таинственно и духовно принося Ему два горличища или два птенца голубина. И горлица есть символ целомудрия и безмолвия; потому что животное сие пустыннолюбиво и весьма целомудренно; и если умирает горлица мужеского или женского пола, то оставшаяся не сопрягается уже с другою. Птенцы же голубиные суть образ незлобия и кротости. Посему те, которые целомудрием очищают себя от плотских удовольствий и похотей, а незлобием и кротостию удерживаются от раздражительности и гнева, действительно приносят добрые жертвы, являются лицу Божию и поставляют себя в Иерусалиме небесном. Ибо ничто не угодно так Богу, как незлобие и целомудрие. И действительно, Бог хощет соделать нас столько целомудренными, чтобы мы и не взирали даже на женщину с похотением; о незлобии же говорит: аще не обратитеся и будете яко дети (Матф. 18, 3), не по телесному возрасту, но под образом детей представляя незлобие; а в пример кротости и смиренномудрия представляет Себя самого, говоря: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Матф. 11, 29). Но если кто спросит: почему же означенных животных повелел приносить в числе двух и двух, и двух совершенных, а двух птенцов? Ответствую: поскольку человек двусоставен, то-есть, состоит из души и тела, то Бог требует от нас двоякого целомудрия и двоякой кротости. Если по телу воздерживаюсь от плотских удовольствий, а по душе вожделеваю их; то я не целомудрен, но прелюбодей. Ибо сказано: воззревший, ко еже вожделети, уже любодействова в сердце (Матф. 5, 28). И также, кто по наружности кажется кротким, но в душе раздражителен; тот не незлобив, но лицемерен и гневлив; видимое и мнимое незлобие служат у него покрывалом тайной злобы. Таковых имея в виду, говорит Пророк: усты своими благословляху, и сердцем своим кленяху (Псал. 61, 5); и еще: глаголющими мир с ближними своими, злая же в сердцах своих (Псал. 27, 3). Повелевая приносить двух совершенных и двух птенцов, дает этим разуметь, что в благоразумии и целомудрии должны мы быть совершенны, но злобою, как говорит Апостол, младенчествовать (1 Кор. 14, 20). Но посмотрим, – относительно чего, где и когда сказано: всяк младенец мужеска полу, разверзая ложесна, свято Господеви наречется, – и что это за загадка закона?.[2]..

Ст. 29. Ныне отпущаеши раба Твоего, Господи, по глаголу Твоему, с миром. Посему, будем презирать смерть. Ибо, если и бояться ея станем, то умрем же, конечно, в определенное нам Промыслом время. Лучше встретить ее доблестно, как нечто непременно требуемое, нежели уступить только ей бесславно. Кто кончает жизнь в богочестии, тот не умирает. А кто призывается единственно по времени, как живший для себя; тому должно дать отчет и в самом времени; а если не даст, то услышит: восприял еси благая в животе твоем: ныне же зде страждеши (Лук. 16, 25). Поэтому, должно мужаться, как заповедал Апостол (1 Кор. 16, 13), чтобы умертвить уже нам уды, яже на земли (Кол. 3, 5); должно приуготовить дела к исшествию, чтобы, когда постигнет конец времени, или будем позваны Спасителем, можно было и нам сказать: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко. А когда приидет сам Господь, да обретет нас бодрствующими, а не спящими, и да не укорит нас, сказав: тако ли не возмогосте единого часа побдети (Матф. 26, 40)? Душевный же сон есть нерадение и непамятование о смерти.

Гл. 4.

Ст. 33. И в сонмищи бе человек имый духа беса нечиста, и возопи гласом велиим, (34) глаголя: остави, что нам и Тебе Иисусе Назарянине? пришел еси погубити нас: вемы Тя, Кто еси, Святый Божий. Бес сказавший: вемы Тя, не знал Его истинно, говорил же лицемерно. Но и в том, что сказано им в правду (ибо справедливо сказал: Ты еси Святый Божий), Господь наложил на него молчание и запретил ему говорить, чтобы и бес вместе с истиною не посеял злобы своей, и мы приобучились не внимать бесам, хотя, по-видимому, говорят они и истину. Ибо нам, имея у себя божественные Писания и свободу дарованную Спасителем, неприлично учиться у диавола, который не соблюл чина и совратился в мыслях своих. Посему, когда произносит он и изречения Писаний, Господь запрещает ему, говоря: грешнику же рече Бог: вскую ты поведаеши оправдания Моя (Псал. 49, 16)? Поэтому, сам Отчий глас, вещающий: Сей есть Сын Мой возлюбленный (Матф. 3, 17), и покланяющиеся Ему Ангелы и написавшие о Нем святые достаточно могут научить верных, что Он один есть Сын и Божие Слово. Ариане же, поскольку не имеют чистого разумения и не