Право на жизнь - Денис Шабалов

– Давайте-ка вперед помаленьку, – отдал он команду, и отряд осторожно двинулся вдоль состава. – Внимание на вагон – удобное место для засады.

Подсвечивая фонарями, сталкеры прошли достаточно для того, чтобы понять, что вагон был не единственным. Следом за ним открывался второй, дальше – третий… Это был целый пассажирский состав, неизвестно каким образом попавший сюда и стоящий теперь посреди черного асфальтового полотна. И – он был очень странным… Данил некоторое время не мог сообразить, что ж не так с этим поездом, и только когда отряд миновал несколько вагонов, понял, наконец, в чем дело. Вагоны были какими-то оплывшими, словно вылепленными из пластилина, и чем дальше двигался отряд, тем очевиднее это становилось. Перед людьми проплывали искривленные линии окон, овалы колес, смазанные разводы и каплевидные потеки металла на стенах вагонов… Будто бы кто-то огромный, вылепив этот поезд, поднес к нему огонь, и четкие линии медленно потекли, превращаюсь в дикую мешанину цветов. Данил осторожно подошел к одному из вагонов, ухватился за край окна и, подтянувшись, заглянул внутрь… это было по-настоящему жутко, жутко до дрожи! Взгляд его ухватил гротескные картины оплавленных и слепленных друг с другом людей: из затылка молодой женщины, застывшей на боковой полке спиной к окну, мертвыми глазами смотрел старик; чуть дальше парень и девушка, слепленные головами, как сиамские близнецы; еще дальше – два подростка, словно утонувшие в размякшем дереве сидушек до середины груди… И – тишина, ни звука вокруг. Царство мертвых…

Одного-единственного взгляда хватило – он заорал и как ошпаренный отскочил от окна. Мозг, пораженный открывшейся ему картиной, словно впал в ступор, отказываясь служить и балансируя на грани безумия. Данил попятился на негнущихся ногах, споткнулся и, опрокинувшись назад, врезался затылком в асфальт.

Реакция на его вопль последовала мгновенно – сталкеры тут же рассредоточились, шаря фонарями по окнам вагонов и готовясь принять врага всеми имеющимися в наличии стволами. Однако в туннеле по-прежнему стояло безмолвие.

– Что там? – приглушенным голосом спросил Сашка, не отрывая взгляда от поезда, и Данил отчетливо услыхал, как клацнули его зубы. – Что ты увидел?

– Разгул сиамских близнецов, – держась за затылок, Данил заставил себя поднялся.

– Чего-о-о? – протянул Сашка.

Остальные тоже вопросительно уставились на командира.

– Там люди… Но только они… словно сплавлены друг с другом. Словами не опишешь. Можете глянуть, а меня больше не тянет… – Добрынин вытер вспотевшие ладони о комбез, и тут взгляд его упал на белую табличку с конечными пунктами следования состава, прикрепленную посредине вагона.

Она была под стать составу – такая же потекшая, искривленная и размазанная, и такими же были буквы на ней, но Данил все-таки смог прочесть написанное: «Москва – Челябинск». Горло внезапно пересохло, и он, судорожно сглотнув, просипел:

– Это тот самый поезд, который мы в тумане встретили. Табличку видите?

Повисло гробовое молчание.

– Уверен? – спросил, наконец, Профессор, внимательно разглядывая надпись.

– Я успел тогда прочитать.

– Пошли-ка отсюда побыстрей, – пробормотал Санька, перехватывая автомат поудобнее.

Беспрестанно оглядываясь на поезд, отряд поспешил дальше. Вагоны тянулись недолго – спустя несколько минут из тьмы вынырнул и остался позади локомотив, и тогда каждый вздохнул спокойнее – вид потекшего, словно пластилин, состава здорово давил на психику. И снова потянулся проклятый тоннель – шаг за шагом, метр за метром.

– А вы заметили?.. С тех пор, как мы от каравана в последний раз отошли – гораздо больше времени прошло, чем в первый раз. А колонны все нет… – спустя некоторое время подал голос Ван. – Туннель удлинился?

Семеныч вдруг прокашлял что-то невнятное, обернулся и уставился на своего командира.

– Все верно! Я, кажется, понял в чем дело… – пробормотал он. – Это, конечно, дичайшая гипотеза – но как иначе подходить ко всему, что тут творится?..

– Ну?! Говори, давай, не томи! – взвыл Кубович, подгоняя умолкнувшего товарища.

– Гипотеза безумная, но уж какая есть… – повторил Профессор, словно оправдываясь. – Если взять за аксиому, что туннель закольцован в ленту, то переход через «ноль» – наш караван, точку, откуда мы вышли – удлинит ее! Именно это мы сейчас и наблюдаем!

– Это как же – удлинит? – удивился Сашка. – Как вообще закольцованная в круг лента может удлиниться?..

– Это одно из свойств ленты Мебиуса, – пояснил Семеныч. – Если ее разрезать на две равные части по всей длине, то она не распадется, как обычная лента, а удлинится ровно в два раза, но станет еще более закрученной. Вот и получается, образно говоря, что мы, пройдя через «ноль», словно разрезали ее, удлиняя.

– Ты хочешь сказать, что все, что можно сделать с бумажной лентой, здесь проецируется на реальность аналогичным образом? – задумчиво пробормотал Данил.

– Примерно так, – Семеныч развел руками. – Говорю же – безумная гипотеза, но ничего больше в голову не лезет…

– Все это хорошо, конечно, но что это дает нам в реальности? – спросил Сашка. – Туннель просто удлинился, и все… Выхода по-прежнему нет!

– Зато мы знаем, в каком направлении двигаться! – воодушевленно ответил ему Профессор. – Переходы через «ноль» – вот ответ! Каждый раз, проходя мимо каравана, мы будем удлинять это пространство.

– Так это ж можно и до бесконечности здесь бродить, – проворчал Сашка. – Не понимаю я твоей радости, Проф…

– Теоретически – да. Однако с каждым разом туннель будет становится все более закрученным и удлиненным, и после третьего перехода завьется в узел трилистника. В трехмерном евклидовом пространстве это означает, что мы получим некий узел, в котором будут сходиться несколько пространств одновременно. Может быть, именно через этот узел у нас и получится выбраться…

– Вы что-то там про закрученности говорили? – оборвал его вдруг шагающий впереди Кубович. – Так вот вам еще одна. Уж куда крученей… Любуйтесь! – и он ткнул фонарем прямо перед собой.

Сначала Добрынин не понял, что он имел в виду. Впереди, растянувшись на всю ширину дорожного полотна, зиял огромный провал. И вроде бы ничего странного – яма как яма – но приглядевшись, он заметил, что край ее слишком уж ровный, будто срезан гигантским ножом. Сделав несколько шагов и остановившись на самом краю, он посветил вперед, пытаясь выяснить длину провалившегося участка, но вместо этого обнаружил, что луч фонаря упирается в шершавую каменную стену метрах в двадцати впереди. Вверху она, плавно изгибаясь, переходила в потолок, а внизу терялась в непроглядной тьме. Добрынин перевел луч фонаря себе под ноги и оторопел – дорожная разметка, так же изгибаясь, ныряла за край и тянулась уже по стенке уходящей вниз шахты.