Ангелочек - Мари-Бернадетт Дюпюи

— О, твой отец! Я почти его не вижу, а разговаривает он только с Октавией. В последние месяцы мсье Лубе очень изменился.

— То есть?..

— Он наносит визиты вдове Марти, — сказала Жерсанда заговорщицким тоном. — Он не писал тебе об этом?

— Боже мой! Нет! Ой, письма папы!.. Три строчки, написанные впопыхах, с одними и теми же советами. Мой отец и Жермена Марти… Полагаю, она давно имела на него виды. О, как это странно!

Анжелина нервно засмеялась, а потом расплакалась. Жерсанда нежно обняла ее своими изящными руками и молча утешала, прижав к сердцу, как это сделала бы мать.

Тулуза, больница Святого Иакова, дортуар учениц, вечером

Вернувшись в больницу, Анжелина помогала доктору Косту и мадам Бертен. Молодая женщина лет двадцати родила быстро и без осложнений. Это так редко случалось, что акушер и главная повитуха испытали настоящее облегчение. Они уже помирились. Когда закончилось ее дежурство, Анжелина не стала задерживаться, хотя доктор украдкой бросал на нее тревожные взгляды. Молодой женщине не терпелось оказаться среди своих подруг по учебе. После ужина все, кроме Софи де Монтель, Арманды и Марии, дежуривших ночью, собрались в дортуаре.

— Как я рада, что вновь среди вас! — воскликнула Одетта, надевая ночную рубашку. — На кладбище было ужасно. Мать Люлю упала в обморок, когда могильщики опускали гроб в вырытую яму. А ее отец громко рыдал. Бедный!

— Кажется, у них есть еще одна дочь? — спросила Жанина.

— Да, Алиетта. Ей тринадцать лет. Она пансионерка. Мсье и мадам Жандрон еще не сообщили ей эту трагическую новость, — ответила Одетта.

— Это действительно ужасно, что Люлю убили, — сказала Дезире, расчесывая свои длинные волосы. — Как только я начинаю думать об этом, слезы сами текут из глаз. Вчера я написала родителям. Когда они узнают о происшедшем, наверняка захотят, чтобы я вернулась домой.

— И ты бросишь учебу? Сейчас, когда ты почти у цели? — удивилась Анжелина. — Осталось всего пять месяцев.

— Если убийца бродит вокруг больницы, он точно убьет одну из нас, — забеспокоилась Дезире. — Я долго об этом думала. Начиная с апреля, мы часто гуляем по воскресеньям. Возможно, убийца следил за нами.

Жанина, массировавшая икры, скорчила гримасу. Без обязательной белой косынки она казалась совсем юной. Густая масса кудрявых темных волос ореолом обрамляла ее лицо, хотя волосы, спускавшиеся по спине, были почти гладкими.

— Если негодяй, сделавший это, следил за нами, значит, цыган невиновен. По вашим словам, он приехал в Тулузу в то воскресенье на барже. Боже, как жаль, что я дежурила! Уверяю, я сумела бы образумить Люсьену, если бы была на пикнике.

— Да, такой тип соврет — недорого возьмет, — возразила Одетта. — Он мог сесть на баржу в любом месте. Что касается Люлю, ты заблуждаешься. Мы и стыдили Люлю за ее поведение, и просили, но она не обращала никакого внимания на наши слова.

— Я так надеялась, что она убежала с Луиджи, что это была всего лишь любовная интрижка! — вмешалась Анжелина. — Когда Дезире сообщила мне о смерти Люсьены, я испытала настоящий шок.

Девушки замолчали. Это ужасное преступление вызывало у них праведный гнев, но одновременно они чувствовали свою беспомощность. Каждая из них представляла себя на месте Люсьены, изнасилованной мужчиной, который превратился в зверя, жаждущего крови и полностью поддавшегося своим низменным инстинктам.

— Ужасно! У нее грудь была вся расцарапана, — дрожащим голосом прошептала Одетта.

— А на шее были следы от укусов, — добавила Дезире, широко открыв глаза от страха. — Это противоестественно. Может, тот, кто на нее напал, не совсем человек?

Слова Дезире вызвали у девушек панику. Одетта прижалась к Жанине. Дрожа от ужаса, Анжелина туже завязала на груди платок, накинутый на плечи.

— Что ты хочешь этим сказать, Дезире? — спросила она.

— Моя бабушка со стороны отца была родом из Дордони. Там по вечерам все члены семьи чистят орехи или лущат кукурузу, рассказывая друг другу страшные истории. Меме Лоди — так я звала бабушку — часто говорила о Нелюди. Такой ужас! После этого я долго не могла заснуть, лежа на соломенном тюфяке на чердаке. Я слышала, как бегают грызуны, как на улице ухают совы. Боже, мне было так страшно!

— А кто такой Нелюдь? — спросила Жанина. — Оборотень?

— О, не совсем, но по своей сути он оборотень. По легенде, Нелюдь бродит ночью по деревням, обратившись в белую козу. На самом деле, это красивая девушка, над которой тяготеет проклятие. Днем она девушка, а вечером превращается в козу. До рассвета ей надо проскакать через семь епархий. Если, на свою беду, она не успеет этого сделать до того, как взойдет солнце, то останется животным до следующей ночи.

Жанина, бросив на Дезире осуждающий взгляд, легла на свою кровать.

— Замолчи! Я не люблю слушать глупости!

Но Анжелина и Одетта с нетерпением ждали продолжения и ободряюще кивнули Дезире.

— Однажды утром девушка, отец которой был сеньором, встретила юношу. Они влюбились друг в друга. Но Нелюдь не может любить по-настоящему, тем более вступать в брак. Я помню только конец легенды. Как-то раз ночью Нелюдь подошла к дому юноши, который в полутьме разглядел белое животное. В руках у юноши было охотничье ружье, и он выстрелил. Когда же он наклонился над убитым животным, то узнал девушку, на которой собирался жениться. Вот и все.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к смерти Люсьены, — сказала приунывшая Жанина.

— Не сердись, — тихо ответила Одетта. — Дезире поведала нам красивую легенду.

— Прямое отношение имеет, — возразила рассказчица. — Возможно, есть люди, которые умеют превращаться в животных. Конечно, встреча с маленькой белой козочкой не представляет опасности. Но вот встреча с волком… Это наверняка оборотень, который может убить, расцарапать, укусить. В одной книге я видела картинки. Люди превращаются в волков ночью, в полнолуние. На лице человека, ставшего жертвой проклятия, вырастают волосы, его зубы превращаются в клыки, а руки — в когтистые лапы. Никто не в состоянии побороть оборотня, однако его можно убить серебряной пулей.

Анжелина, на которую слова подруги произвели сильное впечатление, обвела дортуар взглядом. Горел всего один ночник. Лампы, стоявшие на прикроватных столиках девушек, были потушены. Как ни странно, в этом крыле здания, отведенном под родильное отделение, царила тишина.

— Можно подумать, что пациентки решили рожать без криков, — заметила Анжелина. — Обычно слышен хотя бы плач младенцев.

— Правда. Если бы больница опустела, стояла бы такая же тишина, — тревожно откликнулась Одетта. — Вдруг оборотень всех убил, а в живых остались только мы четверо…