Темные проемы. Тайные дела - Роберт Эйкман

а может быть, и вовсе что-то другое. Странно, подумал я, – место и время для такой работы неподходящие. Я на нее глянул только мельком, потому что она сразу поймала мой взгляд, как будто ждала, что я появлюсь. Я видел довольно ясно, что глаза у нее ярко-голубые, и это, пожалуй, единственное, что я видел достаточно четко. Похоже, я ее напугал своей суетой у забора, что понятно. С моими познаниями языка и объясниться не смог, так что я просто прибавил шагу – и чуть ли не побежал прочь от нее. Я долго не решался обернуться – боялся, что она подошла к изгороди и смотрит, – а когда решился-таки, не увидел ничего, кроме высоких штакетин и черной фигуры дома, утратившей в тумане четкие границы.

Вскоре вышел я к новому жилью. Как и первое, оно стояло на южной обочине тропы, но что там, что тут хвоя росла так густо, что ничего было не видать. Второй дом на первый не походил, а в Финляндии такое редко встретишь – все застроено как под копирку, как и много где в европейском зарубежье, самому несложно убедиться. Так вот, тот следующий дом был в классическом стиле – особнячок, смахивавщий на какой-то греческий храм – наверное, из-за крытой галереи с колоннами. Одноэтажный, но занимавший довольно большую площадь – коттеджи с таким размахом не строят. Сохранился он ничуть не лучше резного красавца за изгородью – сад давно запущен, одна из колонн рухнула, стены из белого камня все в трещинах, будто и впрямь из Древней Греции. В тумане и безмолвии дом всем своим видом нагонял тоску – но, видимо, не на жильцов, а они там были, судя по тусклым заоконным бликам. Думаю, это мгла принудила людей зажечь в доме свет, но шторы – а по послевоенным годам они считались чуть ли не роскошью, – почему-то не задернули. Хотя кто станет подглядывать в окна в такой-то глуши? Ничто не мешало исследовать дом поближе – изгороди при нем не было, лишь низкая кованая оградка, проржавевшая насквозь и утратившая свою красоту, – но я пошел дальше. Я бы уже повернул назад, но дело было не столько в незнании финского; меня пугала вся странность происходящего, и проходить мимо этой женщины еще раз мне не хотелось.

Дома на том острове словно расшвыряли наобум вдоль лесных тропинок. Через некоторое время я вышел к высокому кирпичному дому, отделанному на итальянский манер. До сих пор такие архитектурные изыски можно найти в Сиденхэме и Сток-Ньюингтоне[90] – их еще называли «джентльменскими виллами». Городской стиль. Разлапистые ветви даже разбили окна на верхнем этаже – и я подумал, что уж тут точно никто не живет; не было видно никаких признаков жизни, и жилище обветшало больше остальных. Выступающая из тумана развалина наводила на мысль о мокрицах, снующих по прогнившим полам и кормящихся бледной плесенью. Но в этом жутком доме было что-то притягательное, и я заколебался, не посмотреть ли поближе. К парадной двери взбирались ступени крыльца – на сиденхэмский лад – и проглядывались остатки мощеной дорожки, ведущей до покосившихся чуть ли не до земли ворот. Отойдя на шаг-другой и присмотревшись, я тут же понял, что и здесь кто-то жил – у двери, на последней ступеньке крыльца, кто-то замер. Силуэт был черным, как сажа или печной дым, и был крупнее обычного человеческого, хотя принадлежал, без сомнения, человеку; я мог различить его широкое бледное лицо.

Но это было все, что я увидел. Но на этот раз я припустил со всех ног, и мне не стыдно в этом признаться. Любой из вас на моем месте поступил бы точно так же.

Старик замолчал. Должно быть, он не ошибался на наш счет, потому что никто из нас, как ни удивительно это было, не сказал ни слова. Даже бармен, уткнув подбородок в сложенные ладони, замер поверх стойки восковой фигурой. Старик продолжил рассказ.

– Не знаю, сколько еще домов попалось по пути, – я ни разу не остановился. Но никаких признаков жизни я в них не заметил. Я добежал до дальнего края гряды – и по грязи склона, через ухабы, скатился прямо к озерному берегу, на дальнюю часть острова. Еще тогда я запоздало удивился, а с чего вдруг в таком царстве разрухи те тропинки через лес не заросли с концами. Удивился – и испугался пуще прежнего. Когда допускаешь в себя страх, все вокруг начинает казаться страшным.

– Думаю, – перебил его Дайсон, – местные по выходным ухаживали за островом.

– Нет, – отрезал старик, – финны этого не делали. А кто делал – я и сейчас не знаю.

– Тогда продолжайте, прошу, – подбодрил его Дайсон.

– Этот конец острова почти не отличался от того, к которому вел мост. На нем всего-то сходились три уже знакомые мне тропы – шедшая по холму и те две, что огибали холм вдоль двух берегов. К тому времени я уже был относительно уверен, что с острова кроме как по мосту не уйдешь. Северного берега я, конечно, не видел, но помнил, что он обращен к озеру – а там целые мили воды, Ничего не попишешь – идти надо было назад.

Я решил пойти вдоль южного берега. Тропой через холм на второй раз пренебрег – исследовать здешние красоты расхотелось. Кое-какое представление о южной островной окраине я получить успел – деревья и останки пристаней, с большой земли все видно даже через туман. Неизвестно, что творится на северном берегу; и перспектива столкнуться с кем-то живущим там, кого, судя по всему, и жильцы развалин на холме сторонятся, заронила в душу страх. Нелепый, наверное, предрассудочный – но вы, я думаю, уже поняли, как сильно остров вдруг стал действовать на мои нервы.

Почти бегом одолевая береговую тропу, я заметил, что и здесь места обжиты. Дома, тоже довольно большие, угнездились в чаще – в солнечные дни их положение еще могло сойти за выгодное, но не сейчас, в промозглую туманную пору. Эти казались ухоженными в сравнении с оставшимися стоять на холме, и по всему было видно, что задумывались они для летнего отдыха; правда, вот оно – лето, а ни души. Конечно, недавний опыт подсказывал, что за их стенами все равно мог кто-то обретаться, но проверять догадку – нет уж, увольте. Даже и не будь кругом этого тумана – что за удовольствие ходить по мертвому городку? Одних только мыслей неприятных наберешься – особенно когда ты молод и к подобным раздумьям не привык.