Поколение пепла - Алексей Доронин

Но сегодня даже его едкие шутки, обычно ободрявшие их методом провокации, сквозили безысходностью.

После того, как погиб Ключарев, главный сурвайвер был командиром их батальона. Их к этому времени осталось триста человек.

«Мы русские. Мы победим», – были последние слова пожилого борца с масонами и наркотиками. Через пять минут его большая и лысая, как у Ленина, голова получит дыру в середине лба. Снайпер алтайцев с холма, почти наверняка из той же армии, где когда-то служил Ключарев, все-таки опознал в нем офицера.

Богданов не имел его боевого опыта, но старался, как мог.

Заводской комплекс прикрывал северную часть Подгорного, находясь, что вполне оправдано, рядом с железнодорожной веткой.

К этому утру они удерживали только административное здание, цех шпал и цех напорных труб. Сами они находились в здании конторы. А в двух последних, среди заржавевших агрегатов – завод не работал с самой войны – сидела основная часть отряда.

В городе они получили пополнение из добровольцев совсем уже юного возраста, недавно закончивших школу. В десятый класс те пошли еще в прежнем мире, аналог одиннадцатого посещали уже в Подгорном. Пацанов хотели эвакуировать, но не успели из-за внезапно замкнувшегося кольца окружения. Слава богу, хоть девчонок успели вывезти. Тоже хотели остаться, их пришлось эвакуировать чуть ли не насильно.

Данилов представлял, что это за дети. Хотя какие к черту дети? В средние века такие уже считались взрослыми… а сейчас как раз они. Черный день застал их подростками, из-за психологического эффекта вытеснения они слабо помнили прежнюю жизнь. Они были пластичными материалом, из которого, как, наверное, думал Богданов, можно вылепить все, что угодно. В данном случае он лепил из них солдат. И глупо рассуждать, аморально это или нет. Они отличались от старших психологически. Их жестокость была не истерически-аффективной, а естественной. И они абсолютно не боялись смерти. В восемнадцать лет в свою просто невозможно поверить, а чужая, вражеская, для них казалась хорошим делом.

Никто из бойцов в тесном закутке ниже уровня земли, где они расстелили свои матрасы и мешки, не спал. Все они решали дилемму: допустимо ли пить за помин души человека, который носил шаманский оберег и заявлял, что исповедует даосизм, а погиб, взорвав себя гранатой РГО? Спор был чисто умозрительный, ведь никакой водки у них не было. Да и Богданов не одобрил бы.

Кириллов, сидевший в момент побега Аракина на наблюдательном пункте, видел, как это случилось. Все они думали, что продавец пластиковых окон сломался и идет сдаваться, а он только ждал, когда алтайцы подойдут поближе. Тогда они еще на такое попадались.

Снайпер видел, как они обступили Виктора, как обыскивали рюкзак, как один схватил за шиворот и достал нож. В этот момент взрыв на время перекрыл ему обзор. Через пару секунд бывший МЧС-овец увидел, что на том месте, где еще недавно стоял пленный в окружении врагов, все лежат. Их не отбросило и не разорвало. Они просто попадали, сбитые взрывной волной и прошитые осколками сталистого чугуна. Несколько тел шевелились. Минимум трое из них больше не поднялись на ноги, остальные могут на всю жизнь останутся инвалидами. Хотя кто им теперь будет платить пенсию? Еще двух отправил на тот свет сам стрелок с СВД.

От самоубийцы остался потрепанный ежедневник, куда он когда-то ровным почерком заносил расписание своих довоенных дел вроде «напомнить бригадиру Васе про фурнитуру», «позвонить Ивановой и справиться, довольна ли старая курва нашим балконом».

С одной единственной свежей записью: «В жизни всё фальшиво. Есть только одна истина, и эта истина – смерть. Хагакуре Бусидо».

– Люди чувствуют направленный взгляд, ты понял? – доносился из угла приглушенный голос Фомина. Сидя на сломанной табуретке, он наставлял одного из самых молодых бойцов. – Когда стреляешь, не воспринимай цель как человека. Смотри как на объект ландшафта. Ты вот по любому раньше видел, как девушки, если на них посмотришь сзади… с любого расстояния… одергивали юбочку или подтягивали джинсы, чтоб стринги были не видны. Видел? Вот так и тут.

Данилов только что вернулся с замаскированной площадки на втором этаже, откуда было удобно вести наблюдение. Его сменил сам Змей. Александр видел, как вдалеке, километрах в трех к северо-востоку, на холмах за чертой города, горели огоньки. На таком расстоянии сибагропромовцы костры разводить больше не боялись. В самом Подгорном они ночью старались даже сигарет не курить. Знали, что новосибирцы зажаты и связаны, но все же…

Так, разделенные несколькими километрами и безграничной ненавистью, сидели сыновья некогда одного народа.

«Мы называем их обезьянами, – вспомнил для себя Данилов. – Ты сколько обезьян сегодня застрелил? Да всего парочку. Ну, ты и лох. А я целых пять…»

– Степа, а правда, что Арсения убили? – спросил он вслух.

– Убили, – кивнул Степан, оставив мальца в покое.

– Твой коллега был.

– Да что ты! Я просто администратор. Это как сравнить Страдивари и скрипача из провинциального ДК. Он делал high-end продукты для буржуйских фирм. Работал дистанционно, на аутсорсинге.

Данилов не знал, что скрывалось за этими заимствованными словами. Может, марсианская программа, поиски лекарства от рака, расшифровка генома или посланий внеземных цивилизаций. А может, какая-нибудь рекламная ерунда по впариванию людям ненужных вещей. Или искусственный интеллект для компьютерной игрушки. В любом случае, человек, который мог когда-то помочь вывести эту заблудившуюся цивилизацию из тупика, погиб в сваре за кусок хлеба.

– У нас не было шансов, – вдруг выразил их общую мысль Фомин, когда они оказались втроем в другом полуподвальном помещении, где стоял стол, четыре стула и радиостанция. – Потому что мы не супермены с планеты Криптон.

Он как любитель комиксов и фильмов по ним знал, о чем говорит.

В какой-то момент казалось, что чудо происходит. Они били алтайцев, укладывая в землю пятерых за одного. Но чудес на войне не бывает. Тех было больше, у них было больше железа, а главное, за ними, похоже, стояла более прочная система. И даже пролив реки крови, северяне проигрывали южанам (вслух Саша не называл стороны этими словами, после того как кто-то высмеял его: мол, не за освобождение негров воюем).

Они проиграли не числу, а системе. Индивидуальный героизм не перевешивал лучшего плана кампании. В конце июля, как казалось Данилову, алтайцы окончательно захватили стратегическую инициативу и с тех пор планомерно теснили подгорновцев.

Богданов, который должен был за такие пораженческие речи расстреливать, только нахмурился. Каждый час он ждал сигнала на капитуляцию для оставшихся в живых.