Обречены воевать - Грэхам Аллисон

class="p1">Massie, Dreadnought, xxv; MacMillan, The War That Ended Peace, 129–30.

311

Michael Howard, Empires, Nations and Wars (Stroud, UK: Spellmount, 2007), 5–6.

312

MacMillan, The War That Ended Peace, 129–30; Kennedy, Anglo-German Antagonism, 231; Steiner, Britain and the Origins of the First World War, 57–59.

313

К 1913 году морская гонка вооружений сделалась олицетворением того страха, который Великобритания испытывала в отношении Германии, причем этот страх во многом усугублял сам себя. Министр иностранных дел Эдуард Грей признавал, что «слова Тирпица значат мало, а произносит он их не потому, что обожает нас, но потому, что так ему проще получить лишние пятьдесят миллионов на увеличение германской армии». См.: Massie, Dreadnought, 829. Кое-кто считал, что отношения между странами слегка улучшились в 1912–1914 годах, но эта так называемая англо-германская «разрядка» была иллюзорной. См.: Kennedy, Anglo-German Antagonism, 452.

314

Морской бюджет отражал отношение Германии к Великобритании, а армейский бюджет служил «барометром», показывавшим страх Берлина перед Москвой. В 1898 году морские расходы Германии составляли менее пятой доли армейских, а к 1911 году они более чем вполовину превысили армейские. В ходе морской гонки вооружений, с 1904 по 1912 год, морской бюджет Германии вырос на 137 процентов, тогда как армейский увеличился всего на 47 процентов. Но затем маятник качнулся в другую сторону: с 1910 по 1914 год морской бюджет увеличился, округляя, всего на 10 процентов, а вот финансирование армии взлетело на 117 процентов. См.: Herwig, «Luxury» Fleet, 75; Quincy Wright, A Study of War (Chicago: University of Chicago Press, 1965), 670–71.

315

К 1914 году четверть всех французских инвестиций направлялась на российскую индустриализацию. Кроме того, в 1914 году расходы России на флот выросли втрое по сравнению с 1907 годом и превзошли немецкие. См.: Strachan, The First World War, 19, 62–63.

316

В декабре 1912 года Гельмут фон Мольтке, глава Генерального штаба Германии, посоветовал кайзеру поскорее начать войну с Россией – по принципу «чем раньше, тем лучше». Как вспоминал немецкий министр иностранных дел, весной 1914 года Мольтке сказал ему, что «нет иного выхода, кроме упреждающего удара, чтобы разгромить врага, пока имеются шансы выйти из этой схватки победителями»; иначе сложно предсказать, каким будет исход противостояния с перевооружившейся Россией. Вскоре после этого разговора, в мае, Мольтке сказал своему австрийскому коллеге, что «если мы прождем дольше, это скажется на наших успехах». В разгар июльского кризиса Мольтке говорил кайзеру, что «обстоятельства вряд ли сложатся лучше для нас, ведь развертывание французской и русской армий еще не завершилось». Сам кайзер за месяц до убийства эрцгерцога Франца-Фердинанда задавался вопросом, не стоит ли напасть на Россию, пока та не завершила перевооружение. Его канцлер Бетман-Гольвег замечал, что Россия «все растет и давит на нас, как воплощенный кошмар»; он даже распорядился не сажать новые деревья в своем поместье, ведь «скоро сюда придут русские». Летом 1914 года он заявил, что, если войны не избежать, сегодня было бы предпочтительнее, чем завтра. См.: Holger H. Herwig, The First World War: Germany and Austria-Hungary, 1914–1918 (London: Bloomsbury, 2014), 20–24. См. также: Clark, The Sleepwalkers, 326–34.

317

Министр иностранных дел Австро-Венгрии сообщил кабинету, что Берлин готов поддержать Вену, «даже если наши действия против Сербии развяжут большую войну». См.: Herwig, The First World War, 17.

318

Июльское решение кайзера поддержать Вену также вытекало из ощущения, что Германия уступает своим противникам в военной силе, и испытываемого вследствие этого унижения. Вильгельм усмотрел отличную возможность покончить с влиянием России на Балканах, пускай это было чревато войной с Москвой. Прочтя депешу посланника о том, что Австрия намерена напасть на Сербию, дабы отомстить за убийство своего эрцгерцога, кайзер сделал пометку: «Сейчас или никогда». В конце июля стало ясно, что Великобритания вступит в войну, и Бетман-Гольвег постарался умерить австрийские притязания: он предложил союзнику «остановиться в Белграде», но Мольтке перехватил это послание и вместо того сообщил австрийцам, что обе страны должны немедленно объявить мобилизацию против России. См.: Herwig, The First World War, 17–30; MacMillan, The War That Ended Peace, 522–33. До какой степени сам кайзер был заинтересован в войне с Россией, остается неясным: вполне возможно, что он довольствовался бы вытеснением России с Балкан. Впрочем, он нисколько не сомневался, что война с Петербургом окажется «полезной». См.: John C. G. Rohl, «Goodbye to All That (Again)? The Fischer Thesis, the New Revisionism and the Meaning of the First World War», International Affairs 91, no. 1 (2015), 159.

319

Howard, Empires, Nations and Wars, 111; Kennedy, Anglo-German Antagonism, 462; Massie, Dreadnought, 901–2, 905. В своем описании Черчилль сравнивал притязания Германии с претензиями имперской Испании, Людовика XIV и Наполеона, от «военного доминирования» которого «Британия спасла Европу». См.: Churchill, The World Crisis, 1–2.

320

Kennedy, Anglo-German Antagonism, 470.

321

MacMillan, The War That Ended Peace, xxiii – xxv, 593.

322

Gilbert, Churchill: A Life, 261–64.

323

Черчилль говорил коллегам по кабинету, что война является «ужасным несчастьем для цивилизованных народов», но при этом громче многих требовал, чтобы Великобритания выступила в поддержку Франции. Кроме того, он как человек испытывал восторг от участия в войне. Недаром Черчилль лично командовал боевыми подразделениями. В том же письме, в котором предупреждал жену о грядущей катастрофе и коллапсе, он признавал, что «воодушевлен, ободрен и счастлив». Позднее, по свидетельству близкого друга, он восклицал: «Господи! История творится у нас на глазах! Все, что мы говорим и делаем, восхищает, об этом станут читать несчетные поколения. Только подумайте об этом! Я бы ни за что не отказался от этой упоительной войны! Да, знаю, что это определение не слишком уместно и мне следовало бы стыдиться, но я повторю – это упоительно. Вы-то знаете, что я имею в виду». См.: Gilbert, Churchill: A Life, 268–75, 281, 283–86, 294–95, 331–60; Churchill, The World Crisis, 245–46.

324

Churchill, The World Crisis, vi.

325

Что любопытно, Черчилль не верил, что