Цена Рассвета - Татьяна Апраксина

— Мне — курьерский бот, к нему стандартный эскорт. Пассажирскую экипировку на двоих.

— Но там всего три места?! — подскочил начальник охраны, старый друг Коста, отрастивший неспортивное брюхо и облысевший, как заметил вдруг Кантор. — Два для охраны.

Анджей детально рассказал ему, куда Коста может засунуть охранников и что именно с ними там сделать.

Далее одновременно поднялись со своих мест министры обороны и чрезвычайных ситуаций. Смерив друг друга ревнивыми взглядами, оба заговорили вместе. Анджей мог и не слушать их — и так загодя знал все, что они могут сказать. Оба категорически против. Без президента в нынешней обстановке никак.

Анджей разъяснил им, где и в какой интересной позе видел обстановку, и нынешнюю, и будущую.

— Полномочия я до возвращения передаю госпоже премьер-министру, — солнечно улыбнулся он женщине, которая от удивления стала похожа на сизую псевдосову, разбуженную средь бела дня. Как и эндемичная обитательница полярных областей, премьер-министр встопорщилась и втянула шею в плечи.

— Но как же я…

— А вот как я с вами всеми пять лет трахался, так и вы теперь… поработаете! — с наслаждением бросил он в круглое удивленное лицо.

— Вы не можете! — возопил министр дипломатических сношений.

— Могу, — еще раз улыбнулся Кантор. — Я все могу. К четырем утра жду машину для нас с профессором. А сейчас все свободны. Приступайте к работе, пани временно исполняющая обязанности президента. Желаю удачи!

Битый час Аларья утешала свое белобрысое сокровище. Погрустневший и словно уменьшившийся в объеме Бранвен сидел на койке в ее каюте и монотонно повторял одно и то же:

— Я офицер, а это символ высшей государственной власти. Но я должен был его убить. Но это символ высшей власти, я присягал ему. Но я должен был его убить…

— Кого? — возопила наконец Аларья. — Символ власти, которому присягал?

— Нет, Фархада, — сраженный наповал Бранвен даже не отреагировал на шутку. — Должен был, но не мог… как так вышло?

— Ну вышло, ну что теперь, а?

— Он меня оскорбил. Мою мать. Тебя оскорбил…

— Меня он не оскорбил. Только попытался. Но я, знаешь, как-то не готова оскорбляться бредом сумасшедшего, которому полдня назад своими руками делала уколы. Он же просто невменяемый. У него задвиг на сексуальной почве. Все-то у него шлюхи, понимаешь ли… тоже мне, блюститель нравственности недотраханный!

— Оскорбление от такого не считается? — удивился Бранвен; проповедь возымела успех — по крайней мере, из цикла он вышел.

— У меня лично — не считается! — тоном, не допускающим возражений, заявила Аларья.

К полуночи ненаглядный Бранвен окончательно оклемался и почувствовал себя вполне успокоенным, а вот Аларья едва сползла с койки. Пять шагов по направлению к душевой кабине дались титаническими усилиями. Сексуальная терапия себя оправдала, но отняла все силы.

— Ты куда собрался? — спросила она, выйдя из душа и обнаружив любовника одетым. — Спать пора.

— Что-то мне нехорошо, — признался тот.

— Не удивительно. Ложись, спать будем.

— Нет. Чего-то я не сделал. Останься здесь, запри дверь.

— Прости, дорогой, но лучше я пойду с тобой.

Аларья натянула длинное трикотажное платье, в котором раньше не собиралась выходить за двери каюты, чтобы не смущать умы синринцев разрезами до середины бедра и глубоким вырезом. Теперь уже было все равно. Причесываясь, взглянула на себя в зеркало. Лицо осунулось, под глазами синяки, губы опухли, но физиономия довольная — дальше некуда. «Морда блядская, счастливая. Кошмар Фархада».

Первым делом они постучали в каюту Арьи, но никто не открыл. Аларья прислушалась и обнаружила, что с нижнего уровня раздаются голоса. Тихие, спокойные. Говорили сестра с Фархадом, а потому мирные интонации изумляли. Спустившись, они обнаружили, что Арья, едва не убившая три часа назад консультанта, преспокойно сидит в кресле вольнинской гостиной, Наби — в соседнем кресле, а на столике между ними стоят два бокала и полупустая бутылка с темной жидкостью.

— А мы тут коньяк пьем! — болтая ногами, сообщила Арья. — Присоединяйтесь!

— Уже помирились? — удивилась Аларья. — Это хорошо. Давайте вообще больше сцен устраивать не будем, мы же не знаем, когда Каймиана заявится…

— Согласен! — чуть громче, чем нужно, заявил Фархад, и Аларья поняла, что оба здорово набрались. Не так, чтоб лыка не вязать, но весьма и весьма.

Отношения в группе начали окончательно напоминать будни палаты сумасшедшего дома, причем, как ее видят в анекдотах. Аларье хотелось выпороть обоих, потом загнать спать и накрепко запереть двери кают. То они ссорятся, то, как ни в чем не бывало, хлещут коньяк…

— Бранвен! Я должен… должен принести извинения!

— Приноси, раз должен, — буркнул Бранвен.

— Я прошу меня… простить!

— На первый раз прощаю, — не стал мучить Фархада кайсё. — Пани Кантор, мое почтение. Вам удалось меня удивить. Не знаю, чем вы сумели так на него повлиять.

— Мы просто выяснили, насколько друг друга ненавидим. Это стимулирует вести себя достойно! — пьяным счастливым голосом ответила Арья.

— Г… глубокоуважаемая пани Кантор — удивительная женщина. Вы все удивительные люди! — добавил Фархад.

— И чем же мы такие удивительные? — спросила Аларья, наливая и себе коньяку.

Бранвен присел на край дивана и с недоумением смотрел на всех троих. Ему, судя по тщательно сдерживаемой зевоте, хотелось спать, а вовсе не вникать в тонкости пикировки.

— Ну вот пани Кантор живет с человеком, который убил любовника ее сестры. А вы, панна Новак, на этого человека работаете. Разве не удивительно, что все вы при этом лучшие друзья и соратники?

— Сволочь, — мгновенно протрезвев, выкрикнула Арья. — Откуда ж ты все знаешь?

— Потому что, как мы уже ута… установили, я вас ненавижу. А вы меня, — с пьяным глубокомыслием прояснил вопрос Фархад.

Аларья посмотрела на зарыдавшую сестру, забившуюся в уголок кресла. Присела на журнальный столик между обоими ненавистниками. Сквозь теплую коричневую влагу посмотрела на лампу, на сестру, на Фархада, на Бранвена. Ничего и никого через коньяк видно не было.

— Вы ошибаетесь, Фархад. Дважды. Глор Давенант никогда не был моим любовником. И это я его убила.

— Как?! — спросили оба хором.

Бранвен поднял голову и перестал зевать. Все трое уставились на Аларью, словно она, по образу и подобию Каймианы, только что вышла из стены. Впрочем, к Бранвену это относилось в последнюю очередь. Его не очень-то заинтересовало чистосердечное признание. Аларья подозревала, что может убить еще два десятка мужиков, а Бранвену будет все равно — наверное, бросится помогать. По крайней мере, в его взгляде она читала именно это.