Золотое руно - Р. Грейвз

Песок набился в пищу аргонавтам, захрустел на зубах, двенадцать феакских девушек не разделили с ними трапезы. Они лежали, приникнув друг к другу и рыдая вокруг распростертой на песке Медеи, которая лечила себя каким-то одурманивающим средством. Она тяжело дышала, испуская негромкие стоны; а один раз вскрикнула страстным шепотом:

- Прости меня, Прометей, прости меня! Меня вынудили любовь и необходимость. Когда-нибудь я тебе все верну!

Не успев восстановить силы во время полуденного отдыха, аргонавты продолжили толкать "Арго" через водоросли и продвинули его вперед еще на двести шагов вдоль западного берега; длинная и широкая песчаная банка слева помешала им отвести судно к середине озера. Все стали мрачными и сварливыми за исключением одного лапифа Мопса, который был разговорчив, приветлив и весел. Когда Навплий предложил разгрузить корабль, насколько это возможно, именно Мопс выполнил его задание.

Он подошел к феакийским девушкам:

- Оставьте свою госпожу, дорогие дети! - воскликнул он дерзко, но нежно. - Ей сейчас не нужны ваши услуги. Если кто-либо из вас желает оказаться когда-нибудь снова в царских чертогах и сидеть на мягких подушках за прялкой или ткацким станком, чтобы сбоку на позолоченном столике стояли в маленькой чаше ягоды со сливками, тогда, хорошенькие, храбро поднимитесь всей дюжиной и помогите мне!

Он велел им снять с себя все, кроме сорочек, и вынести на берег на своих нежных плечах огромные количества припасов, оборудования, и содержимое каждого рундука, разложив все это в строгом порядке на пляже. Бедные девушки спотыкались под тяжестью грузов, путались ногами в водорослях и ударялись о плавающее дерево, часто падали, рыдая от стыда, когда обнажались их ягодицы и над ними насмехался Идас; но они работали с охотой, и корабль поднялся над водой на несколько дюймов, прежде чем они закончили. Мужчины убрали мачту, паруса и якорные камни, и все остальное, что было слишком тяжело поднимать женщинам, например, синопские мешки с золотом.

Опустошив рундуки, они обнаружили три тайных запаса питья. Ясон их конфисковал. Владельцы их, Пелей, Акаст и долоп Эвридам, устыдились, но утверждали, что они позабыли о них и прикинулись довольными, что обнаружилось так много.

Аргонавты спали в ту ночь на берегу озера и зажгли по привычке костер из прибойного леса, но у них не было дичи, чтобы поджарить, не могли они наполнить корабельный котел пресной водой, чтобы сварить похлебку из мелкой костлявой рыбы, которую руками поймали в озере. Следующий день они провели во многом так же, как и первый, но на них начали сказываться жажда и жара: они стонали и скулили от усилий, и к вечеру удалось продвинуть "Арго" не более, чем на полмили, от точки, куда его забросила волна.

Песчаные призраки больше не плясали, но далеко в пустыне аргонавты увидали мираж: пальмы, белые дома и флот из трех кораблей, идущих вниз по течению. В сумерках феакские девушки начали негромко рыдать, это продолжалось всю ночь: в отдалении выл шакал, и они боялись, что очень скоро он устроит пир, терзая их ссохшиеся трупы.

В полдень на третий день разделили последние остатки вина и воды. Кто-то жадно выпил все сразу, кто-то бережливо потягивал питье, перекатывая его во рту распухшим языком; но Анкей Большой, проявив поразительное смирение, выплеснул всю свою чашу в песок.

- Дорогое божество этой дикой страны, - вскричал Анкей, - кто бы ты ни был, умоляю, прими это возлияние из моих рук, хорошо зная, какой драгоценный дар я тебе жертвую. Я даю от моей нищеты, так дай же мне взамен от своего изобилия!

Еще двое или трое почувствовали, что должны сделать то же самое и среди них - Ясон. Но Ясон, проглотив свою порцию вина и воды, совершил возлияние простой водой, которую приготовил для Медеи, чтобы та выпила, когда проснется; сделал он это не по недоброте к ней, но потому что неосушенная чаша воды могла бы довольно скоро побудить его товарищей к преступлению.

В тот вечер, отчаявшиеся и безмолвные, они покинули корабль и заковыляли куда глаза глядят по голой пустыне. Мопс разразился смехом и весело воскликнул:

- О, товарищи, на какие вытянутые унылые лица смотрит сейчас Вечерняя Звезда! Вас можно принять за скитающихся по земле призраков или за жителей обреченного города, когда образы в наружных дворах храмов потеют кровью, необъяснимый вой слышится из святилищ, а доброе солнце затемнено. Во имя Аполлона, что у вас за хворь?! Взбодритесь, товарищи, ни Аполлон, ни кто-либо другой из Благословенных Олимпийцев, не посмеет покинуть нас в беде после того, как они благополучно провели нас через столько грозных опасностей.

Но Мопс не смог поднять дух ни одного из них. Долоп Эвридам заметил, обращаясь к молчаливому Мелампу:

- Я уверен, что Мопс первым из нас оставит этот мир. Такое возбуждение - явный признак надвигающейся смерти, предзнаменование более надежное, чем легкомысленное чириканье трясогузок, ласточек, щеглов и тому подобных пташек.

- В таком случае, я ему завидую, - сказал Меламп. - Ибо тот, кого доконают жажда и жара раньше всех остальных, удостоится лучших похорон. Боюсь, что мне не повезет, и я всех вас переживу.

Затем аргонавты, повинуясь внезапному импульсу, собрались вместе и стали глядеть на Руно, которое лежало и мягко сияло в свете звезд. Они благоговейно гладили золотую кайму и большие золотые рога. Эргин Милетский сказал:

- И все же, когда однажды здесь найдут наши мертвые тела, иссохшие и дочерна выжженные солнцем, словно египетские мумии, будет также найдено и Руно, и тогда вспомнят наши великие дела. Нам устроят достойные похороны и наши кости сложат в общую могилу, если (что еще лучше) наше оружие, одежда и символы не дадут опознать некоторых из нас, а может, каждого доставят для похорон в его родной город или на остров. Я сожалею, что роптал на Орфея и обвинил его в притворстве. Я радуюсь, что его нет больше среди нас, что судьба сберегла его от нынешнего бедствия и вернула домой во Фракию к диким коконам. Ибо когда он услышит вести о нашей участи, переданные ему каким-нибудь купцом или изгнанником, а то и какой-нибудь вещей птицей, он оплачет нас; он заиграет на своей лире и споет, станет петь одну ночь за другой большую поэму о поисках, за которые мы взялись и совершили в его обществе - поразительно сложенные гекзаметры, которые будут звучать по всему миру тысячу лет, а то и больше.

Сказав это, Эргин начал обнимать своих товарищей одного за другим, прося прощения за любые обиды, которые им нанес, и даруя прощения любому, кто просил. Затем он попрощался со всеми и зашагал в пустыню, чтобы умереть в одиночестве.

Его примеру последовало несколько его товарищей. Но Кастор и Поллукс решительно отказались пожимать руку в знак дружбы Идасу и Линкею. Аргус же двинулся вброд к своему любимому "Арго", чтобы умереть на борту. А Мопс развел у озера большой костер и весело заплясал вокруг него в честь Аполлона. А Мелеагр и Аталанта со странными радостными лицами пропали из виду, шагая, рука об руку, к морскому берегу, где шипели небольшие волны.

Что касается Ясона, он остался на месте, с Руном по правую руку и мирно спящей Медеей по левую. У самых его ног лежали, сгрудившись, феакийские девушки, щебеча хором, словно бедняги-птенчики, которые выпали из высокого гнезда и лежат внизу на камнях, покинутые своими родителями и не способные ни отыскать пищу, ни улететь.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Ясон завернул голову в плащ и впал в глубокий сон, из которого его вывело внезапное и знаменательное видение. Явились три женщины с козьими головами, держась за руки и ласково улыбаясь ему, и обратились к нему:

- Ясон, сын Эсона, перед тобой - Козьеглавая Триединая Богиня Ливии, мы высоко ценим благочестие, которое ты проявил, совершив возлияние чистой водой. Твои товарищи по невежеству принесли нам воду, смешанную с вином, опьяняющий напиток, которого мы не можем выносить. Тем не менее можешь им сообщить, что все, кроме одного, выберутся отсюда. То есть все, кроме человека с раздвоенным языком, который должен умереть здесь, потому что в чем нет страха смерти и потому что он почитает Аполлона, а не нас, а также, потому что прилетевшая издали аистиха предупредила его однажды, что он найдет свой конец в Ливии.

Ясон скромно смотрел в сторону, когда с ним говорила Богиня - или Богини. Он спросил:

- Сударыни, что мы еще должны сделать, чтобы спастись?

Богиня, теперь ставшая одним существом, ответила:

- Только надеяться. И когда вы вернетесь в вашу родную страну, не забывайте меня, как забывали прежде. Рычу ли я вам, как львица, блею ли, словно коза, кричу ли, точно ночная птица, ржу ли, словно кобыла, помните: я - все та же Триединая неумолимая Богиня - мать, дева, нимфа; и вы можете одурачить не заслуживающего доверия Небесного Отца, Аполлона с мышиными глазами, корноухого Ареса или даже пройдоху Гермеса с витым жезлом, бога вестников, но никто и никогда не обманул меня и не избежал наказания за попытку обмануть.