Цикл романов "Молодость короля Генриха" - Понсон Террайль

– Браво!

– Только помни вот еще что: если ты задумаешь какую-нибудь скверную проделку против герцогини, то для выполнения ее выбирай себе других помощников, а не меня!

Ноэ не успел ответить на эту фразу, как в дверь постучались, и сейчас же показалась хорошенькая головка пронырливой Нанси.

– Наваррский король должен сегодня же собраться в путь, или это, может, никогда не удастся ему! – сказала она.

– Почему?

– Рене в Лувре! Ноэ нахмурился.

– Я согласен с тобой, милочка, – сказал он, – парижский воздух становится вреден для нас! Наступает время сбора винограда, и нам было бы лучше заняться осмотром бродильных чанов!

– Аминь! – торжественно сказал Лагир.

Мы оставили Рене в монастыре на попечении монахов. После того как монастырский врач сделал ему перевязку и дал успокоительное питье, Рене сносно проспал ночь и на следующее утро проснулся в значительной степени бодрым.

Аббат, придя навестить его утром, спросил:

– Ну, как вы себя чувствуете?

– Значительно лучше, – ответил Рене.

– Могли ли бы вы встать с постели?

– Мне кажется – да!

По приказанию аббата монахи одели Рене. Ему дали поесть и угостили парой стаканов старого вина, от которого кровь быстрее забегала по жилам раненого. Когда Рене кончил есть, ему принесли монашеское платье.

– Это зачем? – спросил он.

– Вы отправитесь в Париж!

Рене поспешно надел монашеские одежды и глубоко надвинул на глаза капюшон. В те времена монашеская одежда служила лучшей защитой, так как сам начальник полиции не осмелился бы приподнять капюшон, даже если бы и имел достоверные основания предполагать, что под этим капюшоном скрывается голова присяжного разбойника. Поэтому Рене чувствовал себя сравнительно спокойно в этом одеянии.

Когда с маскарадом было кончено, монахи вывели Флорентинца – берег Сены и посадили в лодку; она быстро поплыла по течению. Путники остановились в самом центре, почти у Шатле, вид которого вызвал у Рене жуткую дрожь. Выйдя на берег, монахи повели Рене на улицу Ренар-Сен-Савер, а там сдали его с рук на руки Ла-Шенею, тайному агенту герцогов Лотарингских. Ла-Шеней с низкими поклонами провел Рене в большой зал. "Где я?" – думал парфюмер, дико озираясь по сторонам. Вдруг одна из дверей открылась, и на пороге показался высокий мужчина.

– Ваше высочество! – с удивлением вскрикнул Флорентинец.

Это был в самом деле Генрих Гиз.

– Здравствуй, Рене! – сказал он. – Известно ли тебе, что это я спас тебя?

– Ах, ваше высочество! – ответил Рене. – Я должен был с самого начала знать, что больше никто не мог бы сделать это!

– Я был в долгу перед тобой и хотел погасить этот долг! сказал герцог. – Кроме того, ты нужен мне!

– О, ваше высочество, я догадываюсь, что у нас одни и те же враги! – сказал Флорентинец с мрачной ненавистью.

– Да, – ответил Гиз, – по-видимому, это так. Могу ли я рассчитывать на тебя?

– Вполне, ваше высочество!

– Ну так слушай! Я заключил союз с королевой Екатериной! Если ты присоединишься к нам, то мы втроем составим такую силу, которая раздавит наваррского короля. Но королева иной раз склонна к излишней медлительности. Я вернул тебе жизнь и вправе рассчитывать на твою помощь. Так помни же: в тех случаях, когда королева будет колебаться, ты должен толкать ее вперед!

– Положитесь на меня, ваше высочество!

– Да, я положусь на тебя, Рене, потому что тебе невыгодно будет предать меня! Люди, которые так отважно вырвали тебя из лап палача и теперь ворчат, что я заставил их сделать дурное дело, жестоко накажут тебя за первую же попытку изменить! Ты видел их в работе и должен знать, на что они способны! Ну, теперь ты предупрежден и можешь идти в Лувр. Королева ждет тебя. Помни же, я рассчитываю на тебя!

Рене с низкими поклонами пошел к двери.

Герцог, смотря ему вслед, пробормотал:

– Двадцать четыре без пятнадцати будет девять. Значит, у меня только девять дней, и нельзя терять время.

Роман V ПОХОЖДЕНИЯ "ВАЛЕТА ТРЕФ"

У самого выезда из Парижа близ заставы Фоссэ-Монмартр стоял небольшой домик, утопавший в купе густых деревьев и окруженный садом. Этот дом принадлежал прежде старому канонику собора Богородицы и после его смерти был куплен какой-то дамой в трауре, которая зажила там строго замкнутой жизнью. Была ли она молода или стара, красива или дурна, оплакивала ли она мужа или скорбела об изменнике – этого не знал никто, а слуга и горничная, составлявшие весь штат прислуги, не считали нужным просветить относительно этого любопытных соседей.

Ближайшими соседями к домику были королевская ферма "Гранж-Бательер" и кабачок "Добрые католики". В остальных домиках, прихотливо разбросанных среди пустырей, жили по преимуществу мелкие буржуа из числа тех, которые удаляются на покой, наторговав или нажив спекуляциями небольшую ренту. Иначе говоря, все это был болтливый народ, любящий посплетничать и вечно сующий нос в чужие дела.

Арендатором королевской фермы был мэтр Перришон, получивший дворянский патент от короля Франциска, который пожаловал ему сорокалетнюю аренду фермы. Это был высокий старик, которому гордая поступь и длинная седая борода придавали в высшей степени благородный вид. Перришон любил почет и очень гордился своим званием королевского арендатора: титулы были его слабым местом.

Хозяином кабачка "Добрые католики" был подозрительный тип, по имени Летурно. Его погреб был настолько же хорош, насколько плоха его репутация. Единственным слугой в кабачке был громадный детина, отличавшийся силой Геркулеса и скромным соображением. Звали его Пандриль.

Кабатчик Летурно не раз пытался выспросить у слуг таинственной дамы в трауре относительно их хозяйки, но служанка всегда обходила кабачок "Добрые католики" подальше, а слуга Вильгельм, если и заходил туда иной раз за вином, никогда не говорил лишнего слова, не относящегося к делу, за которым он пришел. Так же молчалива была и служанка, когда ходила на рынок за провизией, и Вильгельм, когда он заходил к Перришону на ферму за рыбой или птицей.

Из обоих соседей только Перришон не старался проникнуть в тайну хозяйки Вильгельма, а Летурно и Пандриля таинственная соседка очень занимала. Они не раз старались подслушать или подглядеть через забор, что делается в соседнем саду, но забор был слишком прочен, и их попытки оставались безрезультатными, пока однажды слуге кабатчика не пришло в голову влезть на высокий тополь, росший как раз у забора. Летурно последовал его примеру, и, должно быть, то, что он увидел в саду, произвело впечатление на кабатчика, так как после этого он погрузился в глубокую задумчивость. Когда же вскоре за вином зашел Вильгельм, Летурно спросил его:

– Охота вам покупать вино, когда ваша хозяйка достаточно богата, чтобы самой держать целый погреб!

Вильгельм вздрогнул, взял вино и хотел уйти, презрительно пожав плечами.

Но Летурно успел крикнуть ему вдогонку: – Ведь у нее денег больше, чем у самого короля! Не беспокойтесь, я все знаю! Недаром же я был подручным в кабачке на углу Медвежьей улицы!

Видно было, что эта фраза привела Вильгельма в сильное замешательство; при этом оно увеличилось еще более после того, как мэтр Перришон сказал ему однажды:

– Друг мой, я не имею привычки вмешиваться в чужие дела, но позвольте сказать вам, что ваша хозяйка совершает большую неосторожность, живя в таком уединенном месте без достаточного количества прислуги!

– Мы не боимся разбойников,- ответил Вильгельм.- К тому же у меня имеется исправный аркебуз, с которым я достаточно хорошо обращаюсь!

Перришон покачал головой. – Во всяком случае,- сказал он,не забывайте о репутации, которой пользуется кабатчик Летурно. Говорят, что он даже убивает постояльцев, которые по неопытности заезжают к нему на пути!

Вильгельм поблагодарил за добрый совет и ушел, ничего не сказав по существу.

Был вечер, когда у ворот кабачка "Добрые католики" остановились два всадника. Это были Ноэ и Гектор де Галяр.

– Эй, кабатчик! – закричали они. Ночь была темная, немного мрачная, и кабачок был уже заперт. Никто не отозвался на оклик.

– Ну уж нет! – раздраженно крикнул Ноэ.- Раз это кабачок, то я заставлю отпереть себе, клянусь ковчегом моего предка Ноя! – И он, подъехав ближе к воротам, принялся отчаянно стучать эфесом шпаги.

– Кто там? – спросил изнутри чей-то голос. – Мы хотим пить! – Полицейский час, когда тушат огни, уже наступил! – ответил тот же голос, сопровождая свои слова энергичным проклятием.

– Полицейский час – не для дворян! – и, возразив это, Ноэ принялся еще энергичнее стучать в ворота.

– Я уже лег спать! – Тем хуже для тебя, потому что я взломаю ворота!

Голос Ноэ был настолько убедителен, что Летурно, имевший, вероятно, достаточно серьезные основания не желать посетителей, понял, что он вынужден впустить настойчивых проезжих.