Азиатские христы - Морозов Николай Александрович

Значит, всякая местная культура, в язык которой вошло много усеченных и искаженных слов».

2-й закон: «Корни слов культурно руководящего языка принимают основные оттенки дикции культурно руководимого и ассимилируются с ближайшими по произношению местными словами, а когда содержат чуждые для данного языка звуки или необычные для него сочетания уже употребляющихся звуков, то принимают трудно выговариваемые произношения, кажущиеся особенно уродливыми особенно в транскрипции. Образчики последнего каждый из нас слыхал в произношении не получившими школьного обучения инородцами русских слов, что вошло даже в юмористические рассказы. К такому роду относится переход слова в церкву или церковь. Особенно же характеристична замена разных гласных в непривычных словах через А, как первоначальный звук человеческой речи, впервые произносимый ребенком всех наций (насколько мне известно).

Приложим же эти законы к рассмотрению вендского языка.

Вот я взял и посмотрел глоссарий Коссовича к четырем небольшим рассказикам, три из которых уже привел, а четвертый приведу далее, они всего на восьми страничек и что же сказалось? Не менее половины коренного состава слов в этом глоссарии испорченного славянского и отчасти греческо-латинского, а к удивлению иногда и германского и франкского происхождения, как видно из приведенного здесь списка, который еще далеко не исчерпывает всего.

И все признаки того, что не эти — европейцы — заимствовали корни отсюда, как будто бы первичного языка их, а наоборот тут на лицо в свете только что выведенного мною эмпирического закона лингвистических явлений при смешении руководящей культуры с руководимою. Закон оголенья корней слов от прежней их флексической одежды при их внедрении из руководящей культуры в руководимую здесь на каждом шагу и притом часто с переходом разных гласных в первичное детское а-а.

Так, в только что приведенном списке, сразу же вместо везти мы видим воз, т. е. оголенный корень от слов везу, воз; вместо новый — нова; вместо печь (и варить) — пач; вместо тот — тад (санскритское тат), вместо топ-ить (печку) — тап, откуда и русское топ-ка; вместо трястить — трас, откуда и русское тряс, вместо славянского не-на, который в катара и т.д.

Как пример искажений подобных переходу латинского цирка в русскую церькву или сокращения цезаря в царь, мы имеем в превращениях слов: даждь (дай) в дазды, мзда и мизда, мерзко жить — в мерезу жити.

А затем мы видим и чисто русские слова без всяких изменений: давай — русское давай, зима — русская зима, в обобщении холод, чатваро — четверо, бага — бог.

А если мы примем во внимание, что в зенде русское Л перешло целиком в Р, то и в массе слов, звучащих по внешности чуждо, узнаем родное. Так волк вместо велка произносится верка; слава (славность), вместо славень произносится сравань; а корень слова слушать «слу» произносится «сру».

Не бывши никогда у парсов Индии, я конечно не претендую на тонкость произношения всех этих их их слов, а руковожусь Коссовичем, который в свою очередь руководился Бонном, но если вы примете во внимание, что Бонн не умел произносить мягких согласных (пь, ть и т. д.), то и мое предположение, что звуковой состав зендского языка на самом деле еще ближе к славянским и греческим, чем тут указано, не покажется вам излишним.

Тогда греческое слово парка (злое чувство) должно будет читаться не пайрика, как в транскрипции Бонна, а пярька, что много ближе к парке; слово дайтья — добрые творения — сблизится с русским дети, что напомнит нам херувимов; слово дрвайна — деревянный будет произноситься дрвяна, что еще ближе к славянскому.

Но даже и не прибегая к этим поправкам, а довольствуясь элементарной фонетикой, нетрудно прийти к безусловному выводу, что зандский язык есть язык балканских христианских миссионеров, занесенный в средние века не только в Россию, как церковнославянский и быстро закрепившийся письменностью, но и во внутреннюю Азию, где благодаря отсутствию преемственной и распространенной письменности потерял свою первичную флексию приспособившись к местной, подобно тому, как и в русском языке все иностранные слова приспособились к русской флексии и восприняв много местных слов обратился в тот жаргон, который и сохранили нам парсы.

С этой точки зрения чрезвычайно интересно и четвертый рассказ, приведенный Коссовичем: Гасмо и Заратустро. Ведь в нем типическая основная христианская идеология!

Все мы, бывавшие на христианских богослужениях, знаем, как при обряде причащения хлебом и вином поется:

Тело Христова примите

Источника бессмертия вкусите!,

причем православная церковь с первых веков своего существования была убеждена, что это не символ, а действительное тело кровь евангельского Христа. Как могло возникнуть такое странное отождествление? А разве не помните вы рассказ, как в классическом предании юноша Нарцисс, сын потока Кафисса и нимфы Лейрионы, был обращен Зевсом в цветок Нарцисс за то, что слишком любовался собою, смотрясь в реку, как в зеркало? Скажите сами, не выходит ли отсюда, что всякий, кто съест и этот цветок, съест и самого мифического юноши Нарцисса, если допустить, что этот миф правда?

Нам теперь не говорят, что тело евангельского Христа, по-гречески его Сома.[137] После его вознесения на небо превратилось в виноградную лозу за то, что он любил пить перебродивший винный сок, но вот в Индии, взамен виноградного вина употребляется при религиозных служениях в смысле причастия, тоже опьяняющий сок растения, которое ботаники называют Асклепией, а причащающиеся санскритцы так и называют Сомой, т. е. по-гречески человеческим телом. А причащающиеся зендцы называют это же растение Таомой, т. е. человеком, по-латыни как и евангельский Христос называл себя «Сыном Человеческим».

«В упояющем соке растения Сомы, — говорил Коссович[138] видели источник жизни, божество, дарящее само себя людям, чтобы возвысить их до себя. Отсюда это растение в верованиях Арьев (т.е. ариан) было и растением и богом. Выжиманье из этого растения сока и его вкушанье сопровождалось, как в (брамаических) Ведах, так и Зенда-Весте, особыми обрядами и молитвами к Богу, в нем присутствовавшему. Но в Зенда-Весте Гаома (т.е. — Сын Человеческий) не более как один из гениев (т.е. как Христос у европейских после Златоустовских ариан), охраняющий и исцеляющий людей, которые пьют его благоговейно в виде сока, пребывая верными Аура-Мазде, в Ведах же (как и в христианских Евангелиях) этот Сома, и в то же время Агни (где с понятием Сома-Тело слились фонетически понятия Огонь и Агнец —т.е. Огнец) — отождествляется с Творцом Неба и Земли.»

Таковы собственные слова Коссовича хотя ему и в голову не приходило сделать бросающееся в глаза сближение, т.к. иначе ему пришлось бы отказаться от внушенного ему представления о глубокой древности Зенда-Весты.

Но освободившийся от этого гипноза не может не видеть, что сущность обряда и здесь, у христиан, тоже самая: достигается состояние опьянения, которое считалось присутствием самого божества внутри человека, а переход от виноградного сока к соку асклепии легко объясним тем, что в Индии не росло тогда винограда.

И вот, скажите сами: если при зендском причащении, как и вытекает из самого обряда, пели Сомы-Гаомы примите, источника бессмертия вкусите, то в переводе имен на русский язык это и вышло бы: тела Сына Человеческого примите, источника бессмертия вкусите.

И при толковании всего этого по образцу приведенного в цветок Нарцисса это и были бы истинное, а не аллегорическое тело и кровь Сына Человеческого, превратившегося после смерти в растение с опьяняющим соком.

И вот смотрите сами, как поучителен с этой точки зрения рассказик из книги Откровений (Ясна, гл. IX, ст. 1—18), который я привожу по Коссовичу, но с переводом части собственных имен (смысла остальных не знаю).