Толстой и Достоевский. Братья по совести - Виталий Борисович Ремизов

и есть та самая роковая запись, на которую натолкнулся Н. Н. Страхов, разбирая вместе с О. Ф. Миллером по просьбе жены писателя архив Ф. М. Достоевского. Роковая потому, что она, с моей точки зрения, послужила толчком к написанию Страховым, которого многие современники считали другом Достоевского, ругательное и обвинительное письмо о «друге» и отослать его в 1883 г. Льву Толстому в Ясную Поляну. Человечество смогло ознакомиться с ним только в 1913 г., когда вышла в свет «Переписка Л. Н. Толстого и Н. Н. Страхова». В подготовке писем участвовала жена Л. Н. Толстого Софья Андреевна. Когда в 1907 г. в Ясной Поляне зашел разговор об этом письме, возникло предложение не печатать его. Маковицкий в этой связи сделал запись: «Софья Андреевна настаивает, т. к. истина ей дорога» (Маковицкий Д. П. Кн. 2. С. 495).]

«H. H. Страхов. Как критик очень похож на ту сваху у Пушкина в балладе «Жених», об которой говорится:

Она сидит за пирогом

И речь ведет обиняком.

Пироги жизни наш критик очень любил и теперь служит в двух видных в литературном отношении местах, а в статьях своих говорил обиняком, по поводу, кружил кругом, не касаясь сердцевины. Литературная карьера дала ему 4-х читателей, я думаю, не больше, и жажду славы. Он сидит на мягком, кушать любит индеек, и не своих, а за чужим столом. В старости и достигнув двух мест, эти литераторы, столь ничего не сделавшие, начинают вдруг мечтать о своей славе и потому становятся необычно обидчивыми и взыскательными. Это придает уже вполне дурацкий вид, и еще немного, они уже переделываются совсем в дураков — и так на всю жизнь. Главное в этом славолюбии, играют роль не столько литератора, сочинителя трех-четырех скучненьких брошюрок и целого ряда обиняковых критик по поводу, напечатанных где-то и когда-то, но и два казенные места. Смешно, но истина. Чистейшая семинарская черта. Происхождение никуда не спрячешь. Никакого гражданского чувства и долга, никакого негодования к какой-нибудь гадости, а напротив, он и сам делает гадости; несмотря на свой строго нравственный вид, втайне сладострастен и за какую-нибудь жирную грубо-сладострастную пакость готов продать всех и всё, и гражданский долг, которого не ощущает, и работу, до которой ему все равно, и идеал, которого у него не бывает, и не потому, что он не верит в идеал, а из-за грубой коры жира, из-за которой не может ничего чувствовать. Я еще больше потом поговорю об этих литературных типах наших, их надо обличать и обнаруживать неустанно» (XXIV, 239–240).

Из «Воспоминаний» жены писателя А. Г. Достоевской

[Роковой поступок Н. Страхова и вечный укор человечества]

Но зачем вы мне не шепнули, кто с вами?

Я бы хоть посмотрел на него!

Достоевский Страхову о Толстом

В. С. Соловьев

«Великим постом 1878 года Вл. С. Соловьев[114] прочел ряд философских лекций, по поручению Общества любителей духовного просвещения, в помещении Соляного городка. Чтения эти собирали полный зал слушателей; между ними было много и наших общих знакомых. Так как дома у нас все было благополучно, то на лекции ездила и я вместе с Федором Михайловичем. Возвращаясь с одной из них, муж спросил меня:

— А не заметила ты, как странно относился к нам сегодня Николай Николаевич (Страхов)? И сам не подошел, как подходил всегда, а когда в антракте мы встретились, то он еле поздоровался и тотчас с кем-то заговорил. Уж не обиделся ли он на нас, как ты думаешь?

— Да и мне показалось, будто он нас избегал, — ответила я.

— Впрочем, когда я ему на прощанье сказала: «Не забудьте воскресенья», — он ответил: «Ваш гость».

Меня несколько тревожило, не сказала ли я, по моей стремительности, что-нибудь обидного для нашего обычного воскресного гостя. Беседами со Страховым муж очень дорожил и часто напоминал мне пред предстоящим обедом, чтоб я запаслась хорошим вином или приготовила любимую гостем рыбу.

В ближайшее воскресенье Николай Николаевич пришел к обеду, я решила выяснить дело и прямо спросила, не сердится ли он на нас.

— Что это вам пришло в голову, Анна Григорьевна? — спросил Страхов.

— Да нам с мужем показалось, что вы на последней лекции Соловьева нас избегали.

— Ах, это был особенный случай, — засмеялся Страхов. — Я не только вас, но и всех знакомых избегал. Со мной на лекцию приехал граф Лев Николаевич Толстой. Он просил его ни с кем не знакомить, вот почему я ото всех и сторонился.

Л. Н. Толстой. 1874

— Как! С вами был Толстой! — с горестным изумлением воскликнул Федор Михайлович. — Как я жалею, что я его не видал! Разумеется, я не стал бы навязываться на знакомство, если человек этого не хочет. Но зачем вы мне не шепнули, кто с вами? Я бы хоть посмотрел на него!

— Да ведь вы по портретам его знаете, — смеялся Николай Николаевич.

— Что портреты, разве они передают человека? То ли дело увидеть лично. Иногда одного взгляда довольно, чтобы запечатлеть человека в сердце на всю свою жизнь. Никогда не прощу вам, Николай Николаевич, что вы его мне не указали!

И в дальнейшем Федор Михайлович не раз выражал сожаление о том, что не знает Толстого в лицо» (Достоевская А. Г. С. 343–344).

Из Яснополянских записок Д. П. Маковицкого

13 сентября 1905 г. Я. П.

«Под вечер П. А. Сергеенко (друг Л. Н. Толстого, его корреспондент и адресат. — В. Р.) рассказывал Л. Н., что Достоевский хотел с ним познакомиться. Раз Тургенев помешал, раз Страхов замешкался их свести. Раз будто бы сам Л. Н. отказал. Этого Л. Н. не помнит: «Не могло быть». Жена Достоевского говорит, что Достоевский горел желанием познакомиться с Л. Н.[115]

Сергеенко (мне): […] Л. Н. рассказал, что Достоевский вместе со Страховым был на публичной лекции Соловьева. Соловьев говорил о душах, заселяющих небеса, о Софии, наконец, прочел свою поэму.

— Чепуха… — сказал Л. Н.» (Маковицкий Д. П. Кн. 1. С. 399).

Из письма Л. Н. Толстого — Н. Н. Страхову

26 (?) сентября 1880 г. Я. П.

«Дорогой Николай Николаич.

Я давно уж прошу вас ругать меня и вот вы и поругали в последнем письме, хотя и с большими оговорками и с похвалами, но и за то очень благодарен. Скажу в свое оправданье только то, что я не понимаю жизни в Москве тех людей, которые сами не понимают ее. Но жизнь большинства — мужиков, странников и еще кое-кого, понимающих свою жизнь, я понимаю и ужасно люблю.

Копеечку подали. Илл. к «Запискам из мертвого дома». Худ. Николай Каразин. 1893

Я продолжаю работать