Тайны Истон-Холла - Дэвид Тейлор

Где она? Юристы — сэр Иезекиль Фудл, королевский адвокат, и поверенный Нудл — этого не знают. Попечители — барон Дудл и его честь судья Квудл — не могут сказать в точности. Ходят разговоры о каком-то доме в провинции, где, вероятно, содержалась молодая женщина, о закрытом медицинском учреждении, в котором она находится сейчас. Однако где она на самом деле? Где ее найти и если не поговорить — ибо, насколько известно, заболевание у молодой женщины очень серьезное, — то хотя бы увидеть издали? Должен сказать, что, будь я родственником молодой женщины, наверное, не удержался бы, чтобы не поместить в газету объявление под названием: «Потерявшаяся, похищенная или заблудившаяся: об одной исчезнувшей молодой женщине», — сопроводив его всеми подробностями и обратным адресом. Такой шаг если и не помог бы обнаружить молодую женщину, то хотя бы, как в случае с бедным Типом или кенсингтонским чайником, вызвал прилив общественного сочувствия, столь же ценного, сколь и профессиональное равнодушие сэра Иезекиля Фудла или вызывающее небрежение своими обязанностями со стороны его чести судьи Квудла.

«Круглый год», август 1864 г.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

ДЖО ПИРС: ИСТОРИЯ МОШЕННИКА

Родился я мошенником, мошенником, с нашего позволения, и умру. Я появился на свет в Ноттингхеме в год смерти старого короля. Отца своего я не помню, зато помню себя в амбаре, под дождем, в обществе человека, который должен был за мной присматривать, но не присматривал. Возможно, это и был мой отец. Не знаю. Когда мне исполнилось четыре, мать переехала в Лондон, и мы стали жить на задворках — в Лаймхаусе, где она открыла маленькую лавку, продавала овощи и рыбные консервы людям, идущим на работу, но преуспеть так и не смогла. Да и вообще, какое там преуспеяние, коли речь идет о моей матери? После того как она заболела и большую часть времени вынуждена была проводить в постели, нам — а у меня сестра и маленький брат — пришлось изворачиваться как только можно. Целыми днями я шатался по улицам, попрошайничая, или копался в помойках в надежде хоть что-нибудь выловить. Как правило, улов был небогат: моток веревки, горсть угля… Самая большая удача — медные гвозди с кораблей, стоявших на ремонте в доке, но даже если они попадутся, их может отнять у тебя какой-нибудь малый постарше. Когда мне стукнуло двенадцать, один тип, скупающий такого рода хлам, предложил работу — отправиться с ним в его экипаже, но мне это не понравилось и я принялся тянуть все, что плохо лежало. Я украл часы, оставленные кем-то на прилавке магазина. У человека, на которого я работал, украл шляпу и заложил ее в ломбарде. Вот таким я был типом.

Потом мать умерла. Не хватало мне ее? Даже и не знаю. Помню ее бледное лицо на подушке, как она спрашивала, много ли я принес сегодня домой, вот и все. После ее смерти я ушел от сестры и брата и поселился вместе с мальчишками в старой красильне на берегу реки. Славная, доложу вам, была компания! Большинству из того, что я сейчас знаю и умею, я научился там. Когда мне было четырнадцать, я украл на рынке в Вулвиче свинью и угодил в исправительный дом. Что я там делал? Ну, например, украл на кухне пирог, испеченный на день рождения директора, вытащил носовой платок у капеллана, когда он шел на воскресную службу читать проповедь. Такое было исправление. После освобождения один господин, как-то связанный с исправительным домом — из тех, что благотворительностью занимаются, — предложил мне работу в газете, на Стрэнде, но мне она пришлась не по душе. Я украл гарнитуру, что наборщики оставляют на столе, и продал ее, крал блокноты из карманов курток, что рабочие вешали на стену, заходя в умывальню, но, слава Богу, никто меня не заподозрил. В то время я жил в районе Бетнел-Грин с Марией Читти, она мне нравилась, а я ей, и мы тратили деньги на все, что нам хотелось, — например, на игрушечных щенков, или на шляпу с пером, или всякие пряности. Я был по-своему добр к Марии, сильно ее никогда не бил и на улицу не посылал, когда деньги выйдут. Джентльмен это знает, спросите его, он скажет, потому что он тоже с ней знаком.

Все это было давно, и что-то во мне сопротивляется воспоминаниям о том времени. Как-то издали я заметил на Уайтчепел-роуд сестру — она слонялась по улице, но не подошел. Бедняга Дженни! Наверное, она была бы рада меня увидеть, она всегда меня любила, но о такого рода вещах лучше не думать. Сейчас я стал азартным человеком. Петушиные бои. Бультерьеры. Бокс. Я двадцать миль готов прошагать в любую деревушку, чтобы матч посмотреть, — если деньги есть, конечно. Еще меня часто можно увидеть на скачках. Любимчик, Уголек, Цыпленок — я всех повидал в свое время, и руку жал жокеям, и рюмочку с ними выпивал, потому что я общительный человек и денежки у меня в кармане водятся. Однажды мне джентльмен сорок фунтов отвалил. Не спрашивайте, как это получилось, все равно они скоро вышли — такой уж я человек. Удел одних — копить, удел других — тратить, и я из тех, кто тратит. Не стоит плакать по тому, что ушло, но если бы можно было начать заново, я не прочь вернуть сорок фунтов и Марию, она всегда мне нравилась, и зажить в Бетнел-Грин, ловя удачу. А то отправился бы в Прагу или Гамбург вместе с джентльменом, и мы опять бы зажили на всю катушку, как в старые времена. Ну да что там говорить, все это осталось позади. Я уже не молод, впрочем, еще и не стар, и кровь пока бежит по жилам, что охотно подтвердит вам мой друг Боб Грейс, ибо если человек рожден мошенником, то мошенником останется навсегда — это факт. Если возникнет нужда, я могу украсть не только вещи, но и жизнь; один джентльмен из восточных графств, если угодно, поклянется в этом. По правде говоря, мне порой становится грустно и очень хочется вернуться в Бетнел-Грин, в койку к этой неряхе Марии, и пощупать ее ножки, но о таких вещах лучше долго не думать. Как и о парне, чью жизнь я украл в Суффолке, и о Дженни, какой я ее увидел в Уайтчепеле. Вот я и не думаю, во всяком случае, подолгу.

Примечания

1

Данбар, Льюис — наряду с другими искателями приключений того времени, вроде его брата Уильяма, Эдварда Т. Бута, Джона Уолли и Руалена Гордона Камминга, был известным охотником на скоп, водившихся в Хайленде. — Здесь и далее примеч. пер.

2

См.: Гораций. Оды. 3,1, 40.

3

Этот район, расположенный к югу от Виктория-стейшн, считался границей буржуазного Лондона викторианских времен.

4

Еженедельный журнал, основанный Чарлзом Диккенсом в 1859 г., вслед за прекращением издания «Домашних слов».

5

См. Приложение I.

6

Лорд Джон Рассел (1792–1878), третий сын шестого герцога Бедфорда, получивший в 1861 г. титул графа Рассела.

7

То есть не банкноты, а золото и серебро.

8

Шерстяной или хлопчатобумажный материал черного цвета.

9

Кетч, Джек — в 1663–1686 гг. лондонский палач.

10

Галка.

11

Популярный в Викторианскую эпоху литературный журнал, рассчитанный в основном на фабричных работниц.

12

Так же подшутили над досточтимой миссис Джеймисон Питер Дженкинс из романа Элизабет Гаскелл «Крэнфорд».

13

Подавляя небольшие волнения, имевшие место в 1850-х гг., британские войска заняли в 1859 г. Кантон. На будущий год началась полномасштабная война.

14

Эстли, Филипп (1742–1814) — знаменитый цирковой наездник, открывший в 1798 г. в Лондоне собственную арену.

15

Аллюзия на третью Книгу Царств, 17:6 («И вороны приносили ему хлеб и мясо поутру»).

16

Милицейское подразделение, сформированное из волонтеров и предназначенное для подавления внутренних беспорядков.

17

Ныне — Ливерпуль-стрит.

18

Автор — Томас Бьюик (1853–1828).

19

Пил, Роберт (1788–1850) — основатель консервативной партии, премьер-министр Англии в 1834–1835 и 1841–1846 гг.

20

Удод.

21

Персонаж романа Диккенса «Наш общий друг» (1865), который шантажирует Брэдли Хедстоуна и в схватке с последним тонет в Темзе.

22

Фальшивая монета.

23

Один из многочисленных псевдонимов Теккерея в начале его литературной деятельности.

24

В действительности — одиннадцати.