Мой новый мир 2 - Геннадий Ищенко

— Мне видятся две причины, — сказал я. — Убрать Жарома, который всем высшим был как кость в горле, и разжиться оружием. Вряд ли в Дарминии осталось много винтовок, а патронов к ним, наверное, почти нет.

— Против тварей? — спросила Адель.

— Против таких тварей, как я, — улыбнулся я. — Не нужно пугаться, а вот проявить осторожность не помешает. Они захватили с собой винтовки убитых братьев, но у них тоже было немного патронов. И где–то еще гуляют три пистолета, которые были у Генкерса. Поэтому не будет никаких выступлений перед толпой и других рискованных предприятий, и никуда не станем выходить без брони и охраны. Я распоряжусь, чтобы сегодня же в наших комнатах разместили жреческие амулеты. Исключение сделаем только для приемной, в которой придется размещать караул. Если повсюду заблокировать мысленное общение, я не смогу работать, а так обо всем будет знать Коль, да и мне для разговоров не нужно будет бегать в коридор.

— Что у вас творится? — соединился отец. — Только хотел заключить брачный союз в Главном храме, а ты его тут же разрушил!

— Убит Жаром, и совершена попытка захватить оружие братства, чтобы потом использовать его против нас. И за всем этим торчат уши вашего брата. А верхушка наших жрецов его прикрывает. И что я, по–вашему, должен делать? Жречество было единственной силой в Ольмингии, которая могла принести нам много неприятностей.

— Было?

— Уничтожив почти всех высших, я сильно сократил число своих врагов. И золота я у них нагреб гораздо больше того количества, которое собрано в нашей казне и лежит в подвалах других дворцов. А ведь его нетрудно было обратить против нас. И, самое главное, у нас теперь не один, а два алтаря!

— Ты вывез алтарь! — поразился он. — Чем ты думал?

— Я всегда думаю головой, — ответил я. — Сейчас собрался сесть за написание Указа. Надо всем доходчиво объяснить, что же произошло, и кто виновник.

— И кто у тебя будет виновником?

— Во–первых, Дармины. После прошедшей войны в их вину с легкостью поверят все. Во–вторых, это Гордой. Его бегство — это уже доказательство вины. Ну и, в-третьих, это сообщники вашего брата из числа высших жрецов. Доказательств их вины достаточно, а если потребуются еще, их предоставит единственный уцелевший Старший жрец, которого сейчас допрашивают в пыточной службы безопасности. Про алтарь в Указе не будет ни слова.

— И что дальше? — спросил отец. — Жрецы плохие — долой жрецов! А ты подумал о том, что у саев нельзя отнять их веру, ничего не дав взамен?

— С моей точки зрения, у вас не вера, а так… — сказал я. — Ерунда, одним словом. И ее не улучшишь какими–то реформами, потому что нужно менять все! Жаром начал этим заниматься, и его убили. Но оставлять все, как есть, нельзя. Ясно же, что я по вашим текстам — самое главное зло! И все жрецы поставлены в безвыходное положение. Продолжать проповедовать то же самое, значит, вступить в конфликт со мной. А если поддержать меня, нужно выбрасывать все те священные тексты, которыми пользовались тысячу лет. Пока все молчат, потому что поверили в угрозу тварей. А что будет, когда эта угроза исчезнет?

— Ты что–нибудь придумал?

— Конечно, — ответил я. — Буду сидеть и ждать. Жрецам без алтаря нужно срочно менять одежду и заняться чем–нибудь другим, поэтому они придут ко мне договариваться. И если договорятся на моих условиях, я им отдам алтарь и даже помогу придумать религию и объяснить саям, почему им тысячу лет говорили чушь. В моем мире с настоящей верой такое можно сделать, только залив страну кровью, а здесь все пройдет гораздо легче. А вашу свадьбу можно провести в любом из столичных храмов. Но я бы не стал этого делать, а провел ритуал на нашем алтаре. У нас есть свои жрецы, а у Алексея божественной силы не меньше, чем ее было у Гордоя, так что он с удовольствием вытащит для вас нужный шар.

— С кем ты говорил? — спросила жена.

— С отцом, — ответил я.

— Сердится?

— Скорее, растерян. Малыш, подожди, пока я напишу Указ, а потом чем–нибудь займемся. Хочешь, сходим в парк?

— Ты бросишь все дела и пойдешь со мной гулять? — не поверила Адель.

— Я пойду гулять с вами, — сказал я, погладив ее живот. — Дрыгается… Может, тебе с ним тяжело ходить?

— Тяжело, — согласилась она. — Но все равно пойду. Уже давно не было безветренной погоды и солнца, а сегодня просто замечательный день!

С Указом я просидел минут сорок, после чего отдал его Колю и начал собираться на прогулку.

— Ты собираешься, как на войну, — пошутила жена. — Чего ты опасаешься? Ограду хорошо охраняют, а сейчас еще день.

— Ты у меня одна, — ответил я. — И без тебя мне не нужны ваши проблемы, не нужен ваш мир, да и мой тоже. Любовь — это болезненное и ненормальное состояние, когда весь смысл жизни сосредоточен в любимом человеке. Поэтому эгоисты не могут по–настоящему любить. Вот скажи, за что ты меня любишь?

— Уж конечно не за то, что ты вытворяешь со мной в постели. Сильных и умелых мужчин много, а ты один. Умрешь ты и… нет, теперь не умру из–за него. А раньше бы точно умерла. А почему ты, а не кто–нибудь другой, этого я не знаю. Пусть это болезнь, но тому, кто меня от нее вылечит, я перегрызу горло! Милый, зачем тебе автомат? Если кто–нибудь увидит, будут зубоскалить…

— Пусть зубоскалят, если есть лишние зубы, — проворчал я, но оставил автомат, а вместо него взял беретту. — Не хочешь надеть берет? Все–таки зима.

— Пошли! — сказала она, беря меня за руку. — С моей гривой и без берета на солнце будет жарко.

Мы вместе с пристроившимися за нашими спинами дружинниками вышли из южного дворца и пошли в сторону северного, выбирая аллеи с деревьями помоложе. Солнце делало прогулку еще более приятной и заметно грело, особенно на открытых местах. Это был первый солнечный и безветренный день с начала зимы, да и за прошедшую осень такие деньки можно было пересчитать по пальцам.

— Сегодня в дружину влились полсотни отличных бойцов, — сказал я Адели. — И мы получили столько золота, что возникли проблемы с его хранением. И еще получили тела. Знаешь, я здесь здорово зачерствел. У меня и раньше была такая профессия, которая способствовала циничному взгляду на жизнь, а сейчас и вовсе все приходится рассматривать с точки зрения полезности для дела. Исключения очень редки и касаются только немногочисленных друзей. Смотри, какой замечательный день. А ведь всего несколько часов назад оборвалась жизнь множества саев. Часть из них погибла не по моей вине, жизнь остальных погасили по моему приказу. А я иду с тобой по парку, наслаждаюсь твоим обществом и погодой и радуюсь тому, что избавился от врагов и увеличил свои возможности. Еще полгода назад реакция была бы другой.

— Так и должно быть, — мотнула она головой. — Раньше ты жил сам для себя и не за кого не отвечал. Хорошо быть добреньким и всех жалеть, если для этого ничего не нужно делать, и за твою жалость потом никому не придется расплачиваться. У правителей совсем другой взгляд на окружающих и другая оценка событий. Смотри, не одни мы вышли погреться на солнце.

Нам навстречу из–за поворота аллеи вышла обнявшаяся парочка. Здоровенный сай обнимал худенькую совсем молодую девчонку. Что–то мне в ней показалось странным…

— Вара? — недоуменно сказала Адель. — Ничего себе! Это же Марей!

Всего секунда понадобилась саю, чтобы отшвырнуть девчонку в кусты и выхватить пистолет. Идущие за нами дружинники сорвали с плеч автоматы и бросились в разные стороны, потому что мы не давали им возможности открыть огонь. Жена дернулась закрыть меня собой, но я ее перехватил и забросил себе за спину. И все это происходило под грохот выстрелов. Марей успел выстрелить трижды, после чего бросил пистолет и встал на колени.

— Не стрелять! — закричал я дружинникам, но опоздал, и перечеркнутое автоматными очередями тело хранителя зверинца упало на дорожку.

— Ну и зачем вы мне нужны? — спросил я у сконфуженных парней. — Вы же маги и должны были видеть, что он уже под контролем! И оружия в его руках не было, а мы под защитой амулетов. Испортили такое тело! И теперь мы не узнаем, как к нему попал один из пистолетов Генкерса.

— Извините, милорд, — сказал один из дружинников. — Мы за вас испугались. Уж очень все случилось быстро и неожиданно. Я вообще нажал на спуск, как только вы перестали закрывать цель. Что он бросил оружие, я увидел только тогда, когда вы закричали.

— Она под контролем! — сказала Адель, помогая лежавшей на земле девушке подняться. — Это дочь графа Сарэ. Ее несколько дней назад привезли с приграничья.

— Но все семейство Сарэ погибло, — удивился я. — Как ей удалось уцелеть?

— Никто не знает, — ответила жена. — Но это точно она. У нее не все в порядке с головой, но Эмма сказала, что сможет вылечить. Теперь понял, почему я так удивилась, увидев ее с Мареем?

— Все, я снял контроль, — сказал я. — Твое удивление я понимаю, не понимаю, зачем ты рванулась защищать меня своей грудью. Или, может быть, животом? Ум в твоей голове есть, или в ней одни инстинкты? Если бы я не потратил на тебя время, его не убили бы, а у меня не разрядился бы амулет.