В джунглях черной Африки - Уилбур Смит

Через несколько минут улыбающийся Патрик стянул с нее брезент.

— Где мы? — поинтересовалась Келли.

— В Кагали, в старом городе. Здесь нам не грозит опасность.

Грузовик стоял у дома какого-то араба. Дом был старый и покосившийся, по загаженному двору бродили цыплята, отыскивая в грязи пищу. В нос Келли ударил стойкий запах мочи и прочей дряни. Да, семья Омеру переживала сейчас нелегкие времена.

В передней комнате стояла кое-какая мебель. С облупившихся, в жирных пятнах стен свисали наклеенные обрывки выцветших старых газет. Жена Патрика приготовила Келли завтрак: тушеную курятину, приправленную острым перцем, которую сдобрили тушеной маниокой и разными травами. Здорово проголодавшись, Келли с аппетитом поглощала вкуснейшее блюдо.

В это время в комнату вошли несколько мужчин. Неслышно проскользнув в дверь, они, присев на корточках возле стены, поведали Келли о том, что произошло в Убомо за время ее отсутствия. Келли посуровела и нахмурилась: хороших вестей было совсем немного. Эти люди знали, куда и зачем направляется Келли, и потому передавали с ней самые разные сообщения. Они вышли так же незаметно, как и появились.

Уже стемнело, когда Патрик позвал Келли: — Нам пора ехать.

Теперь грузовик заполнили корзинами с сушеной рыбой. Друзья оставили для Келли местечко под корзинами, куда она с радостью и забралась. Патрик передал ей рюкзак и завалил ее берлогу.

Грузовик затарахтел и выехал со двора. На этот раз им предстояло преодолеть путь около четырехсот километров, и потому, устроившись поудобнее, Келли опять заснула.

Она просыпалась каждый раз, когда грузовик останавливался. И едва заслышав вызывающе громкие голоса гита, говоривших на суахили с отчетливым и резким акцентом, Келли без труда догадывалась, что они проезжают очередной военный пропускной пункт.

Они все еще пересекали зеленую саванну, простиравшуюся вдоль разлома. Где-то совсем близко слышалось блеяние домашнего скота: видимо, рядом находилась одна из manyatta гита.

Она проснулась в очередной раз и услышала заунывное пение паромщиков. У Келли защемило в груди, ибо они были уже почти дома.

Спустя некоторое время она чуть-чуть раздвинула корзины и выглянула наружу. Они плыли по реке Убомо, на водной глади которой играли ярко-оранжевые солнечные блики. Занимался рассвет.

Прямо перед ее глазами маячили фигуры паромщиков. Переправа через реку Убомо проходила почти у самого леса. И Келли представила его себе так живо, словно стволы гигантских деревьев уже встали перед ней непроходимой стеной.

Широкая излучина реки представляла собой естественную границу между саванной и лесом. Впервые, вот так же пересекая реку, Келли была ошарашена внезапным появлением тропического леса. Вдоль левого берега до самого озера простиралась саванна, покрытая зеленой травой и акациями, а на противоположном берегу Убомо взгляд натыкался на сплошную темную стену гигантских деревьев, вздымавшихся в небо метров на тридцать. И среди этих великанов попадались настоящие гиганты, возвышавшиеся над остальными еще на добрых два десятка метров. Лес пугал и завораживал Келли своей непроходимой чащобой и тайнами. Узкая дорога, прорезавшая его, издали походила на нору какого-то диковинного зверя, открывшуюся вашему взору совершенно случайно.

За несколько лет, пролетевших с тех пор, лес на берегу был вырублен крестьянами, жаждущими заполучить землю. Они будто обгрызали лес по краям, страшась соваться в глубь этого сумрачного и таинственного мира. Крестьяне валили многовековые деревья и сжигали их тут же, используя золу в качестве удобрения. И лес отступил под неумолимым натиском людей. А потому теперь от паромной переправы до леса было не меньше восьми километров.

На этом пространстве раскинулись деревушки, окруженные полями маниоки и подорожника. Заброшенные участки земли поросли сорняками и мелким кустарником. И печальная причина этого состояла в том, что плодоносный слой лесных почв оказался очень тонким и истощался уже через два-три года после начала культивации. А затем крестьяне принимались вырубать новые участки.

Дорога тянулась от самого берега и, достигнув леса, уже в виде широкой просеки расступалась на полкилометра. Крестьяне отвоевывали теперь у леса все большие и большие пространства, строили вдоль дороги свои деревушки, вспахивали поля и сажали огороды, которые граничили прямо с лесом. Все это осуществлялось с помощью метода культивации, который цинично называли «руби и сжигай». Дело в том, что некоторые деревья были поистине гигантскими в обхвате, и никакими топорами или пилами повалить их было невозможно. А потому люди на корнях разводили небольшие костры, которые горели в течение многих недель. Огонь постепенно пожирал твердую, как железо, древесину, и ствол высотой чуть ли не в шестьдесят метров в конце концов со страшным гулом валился на землю.

Вырубленная дорога казалась Келли глубокой раной на живом теле, нанесенной чудовищными орудиями современной цивилизации. Она всей душой ненавидела этот отвратительный гнойник в девственном чреве леса.

Выглянув из своего укрытия, она заметила, что дорога еще расширилась с тех пор, как она уехала отсюда. На земле виднелась глубокая колея от колес огромных лесовозов и самосвалов, перевозивших руду и лес. Тяжелый транспорт появился в этих местах после свержения президента Омеру и передачи лесной концессии мощному иностранному синдикату.

По своим наблюдениям и записям, которые Келли вела очень тщательно, она сделала вывод, что вырубка леса уже повлияла на распределение осадков в этом районе. Просеку шириной почти в полтора километра теперь не закрывали, словно зонтом, кроны деревьев, и тропическое солнце через образовавшуюся дыру палило беззащитную землю. Горячий воздух, поднимаясь над просекой, разгонял дождевые облака, ежедневно собиравшиеся над лесом. В результате чего над самой дорогой дождей выпадало теперь крайне мало, хотя всего в нескольких километрах отсюда на тропический лес по-прежнему обрушивались ливни, и средний уровень осадков там достигал семи тысяч пятисот миллиметров в год.

Вот и сейчас на сухой и пыльной дороге стояла нестерпимая жара. Поникли палимые полуденным солнцем манговые деревья, а люди, жившие в деревушках вдоль дороги, прятались под наспех сооруженными barazas — соломенными навесами, державшимися на невысоких деревянных столбах. Безоблачное небо над дорогой не предвещало никакого дождя. «Без спасительной зеленой кроны весь бассейн Убомо превратится скоро в маленькую Сахару», — с грустью подумала Келли.

Эта дорога угрожала лесу и его исконным жителям библейскими Содомом и Гоморрой. Для маленьких бамбути просека становилась подлинным искушением. Дело в том, что водители тяжелых грузовиков были людьми отнюдь не безденежными, а находясь в пути, им, разумеется, хотелось есть — лучше всего свежее мясо и мед. Удовлетворялись и иные плотские желания. Бамбути, прирожденные охотники, могли обеспечить водителей как мясом, так и медом, а заодно и своими крошечными девушками, изящными, смеющимися и полногрудыми, что особенно привлекало рослых представителей племени банту.