Верхний ярус - Ричард Пауэрс

ЧЕМ ДОЛЬШЕ ДЛИТСЯ ОККУПАЦИЯ, тем дольше приходится идти журналистам со всех краев страны. Отряд в фургоне Лесной службы просит разойтись. Свободные каскадцы встают шеренгой и прогоняют их несолоно хлебавши. Заглядывает послушать пара людей в костюмах из офиса местного конгрессмена. Обещают донести их жалобы до Вашингтона. Их визит восторгает Шелковицу.

— Если заявляются политики, значит, дело сдвинулось с мертвой точки.

Адам — Клен — соглашается.

— Политики хотят на сторону победителей. Держат нос по ветру.

— Земля побеждает всегда, — бормочет Шелковица.

Однажды ночью по дороге хлещут фары, гремят выстрелы. Через три дня перед баррикадами появляются потроха оленя.

В СОТНЕ ФУТАХ ОТ ПОДЪЕМНОГО МОСТА встает громоздкий «F-35 °Cупер-Дьюти». Двое в оливковых охотничьих куртках с высокими воротами. Водитель — молодой, с опрятной эспаньолкой — мог бы быть секс-символом из журнала.

— И что у нас здесь? Любители цветочков! Ага — понятно!

— Мы просто защищаем все хорошее, — кричит девушка по имени Триллиум.

— Может, будете защищать что-нибудь свое, а мы уж сами защитим свою работу, свои семьи, свои горы и свою жизнь?

— Деревья не принадлежат никому, — говорит Дуг-пихта. — Деревья принадлежат лесу.

Открывается пассажирская дверца, выходит человек постарше. Встает перед машиной. Когда-то давным-давно, в другой жизни, Адам ходил на семинар по психологии кризиса и конфликта. Теперь он не помнит ничего. Мужчина высокий, но сутулый, седые волосы ниспадают на лицо. Он как большой гризли, вставший на задние лапы. В его руке что-то бликует. Адам думает: «Пистолет. Нож. Беги».

Старик опирается слева на бампер и поднимает металлическое оружие. Но эта угроза мягкая, философская, озадаченная, а оружие — только металлическая рука.

— Я потерял руку по локоть, когда рубил здесь деревья.

— А у меня от работы синдром белых пальцев, — кричит из кабины секс-символ. — Слышали про такую штуку — работа? Делать то, что надо другим?

Старик опускает здоровую руку на капот и качает головой.

— Чего вы хотите? Мы же не можем жить без древесины.

Появляется Адиантум, переходит подъемный мост. Стоячий гризли отступает на шаг.

— Мы не знаем, что люди могут, а чего не могут, — говорит она. — Мы еще так мало пробовали!

Ее вид приводит бородатого водителя в какое-то исступление.

— Нельзя ставить какие-то доски выше жизни порядочных людей.

Он в шоке; он ее хочет. Это Адам видит и с сотни футов.

— Мы и не ставим, — говорит она. — Мы не ставим деревья выше людей. Люди и деревья — вместе.

— Это еще что за хрень?

— Если бы люди знали, из чего делаются деревья, они были бы намного, намного благодарнее за жертву. И благодарны, что людям столько не нужно.

Какое-то время она с ними беседует. Говорит:

— Нам нужно перестать жить как гости. Нужно жить, где мы живем; снова стать местными.

Человек-медведь пожимает ей руку. Идет обратно к пассажирской двери и садится. Когда монстр-трак разворачивается, водитель кричит воинству за мостом:

— Любите свои цветочки на здоровье! Вас еще всех порвут.

И уносится в фонтане гравия.

«Да, — думает Адам. — Скорее всего. А потом планета порвет порывальщиков».

ИДЕТ ВТОРОЙ МЕСЯЦ ПРОТЕСТА. Насколько видит Адам, все уже давно должно было развалиться. Безнадежная некомпетентность идеалистского характера уже должна была упереться в тупик. Но Свободный Биорегион живет и здравствует. По лагерю расходится слух, будто о протесте услышал президент — Соединенных Штатов — и уже готов приостановить все федеральные продажи спасенной древесины, особенно из-за поджога, пока не будет пересмотрена политика.

Яркий прохладный день, два часа после солнечного зенита. Хранитель раскрашивает всем лица для вечера историй у костра. Ниже по склону кто-то трубит в альпийский рожок, словно древняя мегафауна при виде заходящего солнца. На хребет приносится марафонец по имени Куница, входит трусцой в лагерь.

— Они идут.

— Кто? — спрашивает Хранитель.

— Фредди.

И вот, день настал. Они выходят к гласису, где уже закончены стена и ров. Ниже, по лесовозной дороге, по которой когда-то давно поднимался Адам, ползет конвой, полный людей в униформе четырех разных цветов и покроев. За ведущим фургоном Лесной службы следует исполинский экскаватор, переделанный для атаки. За ним — больше техники, больше фургонов.

Свободные каскадцы в боевой раскраске стоят и смотрят. Затем восьмидесятилетний священник со шрамом-ожерельем говорит:

— Ну все, народ. Мобилизуемся.

Они занимают позиции, окапываются, поднимают мост, встают на стене или отступают на обороноспособные позиции. Скоро конвой у ворот. Двое из Лесной службы выходят из первого фургона и встают перед частоколом.

— У вас десять минут, чтобы уйти мирно. После этого вас отправят в место заключения.

На валах все разом кричат. Предводителей нет — должен быть услышан каждый голос. Движение месяцами жило этим принципом, а теперь по нему и умрет. Адам ждет перерыва в граде слов. А потом кричит и он.

— Дайте нам три дня — и все уладится мирно, — к нему поворачиваются головы конвоя. — К нам приходили из офиса конгрессмена. Президент готовит приказ.

Как быстро он завоевал их внимание, так же быстро и потерял.

— У вас десять минут, — повторяет офицер, и политическая наивность Адама умирает. Действия Вашингтона — не решение этого столкновения. А причина.

Через девять минут сорок секунд длинношеий рептильный экскаватор раскачивает надо рвом таран и бьет по верхушке стены. С валов слышатся крики. Защитники в боевой раскраске скатываются и бегут. Адам торопится, но его сбивает на землю. Ковш снова колотится в стену. Щелкает, как рука, и шлепает по подъемному мосту. Еще тычок — и мост срезан. Два резких взмаха по столбам обрушивают всю преграду. Месяцы работы — самые внушительные баррикады, что могли возвести в Свободном Биорегионе, — рассыпаются, как детский замок из палочек от леденцов.

Зверь подъезжает к окопу и сгребает мусор с противоположной стороны. Экскаватору хватает всего минуты, чтобы соскрести бревна из разваленной стены и скатить их в ров. Гусеницы едут по земле и упавшему частоколу. Каскадцы, со стекающей боевой раскраской, высыпают, как термиты из развороченного муравейника. Одни направляются к дороге. Несколько взывают к нападавшим с доводами и мольбами. Адиантум начинает скандировать: «Задумайтесь! Есть лучший путь!» Полиция из конвоя — везде, заламывает и валит на землю.

Речевки сменяются на «Ненасилие! Ненасилие!»

Адам падает быстро, сбитый громадным копом с такой розацеа, что он сам похож на раскрашенных эковоинов. В двухстах футах от него, на эскарпе, Хранителя бьют дубинкой по ногам, он скользит по гальке на синем лице. Остаются только прикованные. Экскаватор замедляет свой натиск по дороге. Доходит до первого треножника и тыкается ковшом в основание. Треножник покачивается. Полиция отворачивается от зачистки, посмотреть.