Последний танец Кривой белки (СИ) - Иван Валентинович Цуприков

и сделал глоток, небольшой, так как зажал, как мог языком отверстие горлышка. И, несмотря на это, грамм двадцать он этого лекарства все же пропустил в глотку".

- Ну, ну! - закричал бородач, хватаясь обеими руками за ладони Зинченко и Муравьева.

Михаил подбежал к нему сзади и, ухватившись за ворот куртки, стал тянуть вверх тяжелое тело Искрина. Когда его вытащили, тут же провалился в невидимую яму Зинченко. И когда кинулись к нему Муравьев со Степновым, бородач удержал их и, широко улыбаясь, спросил у Зины:

- Ты мне так и не ответил, Иван Петрович, как жить-то дальше будем?

- 4 -

Следующий островок оказался шире первого и суше. Скорее всего, потому, что плотно зарос папоротником, удерживающим на нем землю своими корнями, уходящими глубже в землю, чем корни брусники или черники. Это первое, о чем подумал Михаил.

На нем решили остановиться и переночевать. Зина с бородачом устроились посередине его, лишив возможности Михаила с Виктором удобно расположиться с ними рядом. Но, как отметил Степнов, Муравьева это не возмутило. Он, раскрутив крышку от своей фляги, протянул ее Зине. Тот по инерции взял ее, и, припав к горлышку губами, стал большими глотками поглощать ее жидкость.

Бородач вовремя вырвал ее из цепких рук Ивана Петровича и выпил ее остатки. И, буквально, через несколько минут они, не говоря друг другу ни слова, захрапели.

Виктор, ухватив Михаила за запястье, потащил его к себе.

- Ч-что? - спросил Степнов.

- Иди за мной.

Через несколько десятков шагов по болоту, они вылезли на остров. Виктор тут же начал ломать ветки с небольшой сухарины и укладывать их на землю.

- Мы уже почти на берегу, - прошептал он, - иди, наломай веток потолще, нужно развести костер и согреться. А там, - указал он за спину Степнова, - ельник. Наломаешь веток для сна. Но это потом, а пока - костер.

- А эт-ти?

- Я им дал снотворного морса, будут спать, как убитые, - успокоил Михаила Виктор. - А то нам отдохнуть не дадут.

Костер затрещал, распространяя вокруг себя тепло. На снятые и поставленные рядом с огнем сапоги, Виктор поставил босые ноги и, откинувшись на спину, прищурив глаза, о чем-то задумался.

От портянок, развешенных на ветках, шел резкий кислый запах, к которому Виктору с Михаилом пришлось привыкать, иначе они их не просушат.

Есть не хотелось совсем, а только расслабиться и отдыхать. Урывками Михаил открывал глаза, смотрел на костер, который поддерживал Виктор, и снова проваливался в черную дремоту, в которой ничего кроме покоя не было.

Через некоторое время Виктор растолкал его, сказав, чтобы он надел портянки и сапоги, мол, всю ночь костер не собирается поддерживать. Кружка с горячим морсом была, как нельзя, кстати. С удовольствием, обжигая губы, Михаил отпивал из нее кислую жидкость и при этом чувствовал, что не может удержать эту тяжелеющую в его руках кружку. Поставив ее в стороне от себя, осмотрелся. Кругом ночь, и бородатое лицо Виктора, легонечко освещенное остатками непогасших угольков, было каким-то оранжево-буроватым.

Он не спал, продолжал сидеть и затянул какую-то хорошо знакомую ему песню, состоящую не из слов, а гласных букв:

- И-ииииии-уууууу-аааааа...

Этот звук Михаила стал успокаивать, он расслабил локти, которыми упирался в землю, и лег на спину.

- И-ииииии-уууууу-аааааа...

Окружающий его воздух сначала стал сероватым, через некоторое время серовато-прозрачным. Было хорошо видно, что это не воздух, а вода, скорее всего, озерная, так как на ней не было не то что течения, а и ряби. Падающие в нее капли дождя расплескивались, распространяя вокруг себя ровные круги волн.

Значит, он в воде лежит. Михаил с испугу открыл глаза, но все оказалось не так, он лежал на твердой земле, покрытой несколькими еловыми ветками. А сидевший рядом с ним Виктор продолжал тянуть только ему известную песню.

- И-ииииии-уууууу-аааааа...

Голос одного человека превращался в мощный звук, который был наполнен множеством тональностей. И, более того, они есть составная физических событий, происходящих сейчас перед ним...

...Разбивающиеся о поверхность воды дождевые капли. На их месте появляются пузыри, их становится все меньше и меньше, но при этом они начинают расти, и вот уже один вспучился и беззвучно лопнул. Серая мгла снова стала очищаться до прозрачного полотна. И... все видимое Михаилом пространство закрывает огромное колесо "Кировца", наезжающее на него, крики и стоны жены и детей, которых он никак не может рассмотреть рядом с собой. Ему мешает приблизившееся к нему улыбающееся лицо Длинного, потом - бородача...

И снова в воду падают капли, очистив полотно видений до прозрачной субстанции. Серая картинка становится светлее. Из кустарника выходит огромный человек. С напряжением, до боли в глазах, Михаил хочет рассмотреть его. Обтирает рукой глаза и слезы, мешающие ему рассмотреть этого незнакомца, сходят с глаз, и теперь Степнов четко видит его. Его огромную ладонь, выдирающую его тело из кустарника.

Ладонь горячая и мягкая, она размером с его голову, даже больше. Из серых губ идет приятный воздух, сила которого велика, она ворошит его волосы, снимает непонятную боль. Теперь он видит, как к огромному "Кировцу" подъезжает джип, и Длинный с бородачом садятся в него и уезжают, а оставшийся сухощавый человек лезет в вездеход, сдает эту махину назад и уезжает.

Огромный обросший волосами человек, поправляя на груди шкуру, разжимает створки салона машины и вытаскивает безжизненное тело его жены, дочери Юли и сына