Непорочная грешница - Рексанна Бекнел

Она целовала его снова и снова, и он награждал ее ответными поцелуями. Это было торопливое, страстное совокупление. Она возвышалась над ним, руководила его движениями, осознавая, что в этот момент он находится в полной ее власти. Как ни странно, какое-то шестое чувство непрестанно твердило ей, что и он тоже осознает это. В свое время он вознамерился завладеть ею полностью, но все обернулось так, что она завладела им.

Когда все закончилось, настали минуты невероятной тишины и столь же невероятного покоя.

В это мгновение Линии наконец прервала свой длившийся, казалось, целую вечность поцелуй и ткнулась носом в изгиб его могучей мускулистой шеи.

Они дышали в унисон, их тела переплелись, и они походили на чрезвычайно сложный, но единый организм, существующий по ему одному ведомым законам. Когда она начинала двигаться, его рука, покоившаяся у нее на пояснице, тоже начинала двигаться в такт ее движениям, поглаживая и лаская кончиками пальцев округлые ягодицы.

Линии готова была в этот момент умереть, поскольку больше ей желать было нечего. Она, утомленная и согретая любовью, лежала в объятиях человека, которого она любила и который, как она надеялась, отвечал ей взаимностью, хотя ни словом не обмолвился об этом.

Но вот лежавший рядом с ней мужчина прервал свои ласки, и Линии своим чутким сердцем уловила перемену, происшедшую в его настроении. Можно было подумать, что все это время он брел среди клубов густого тумана, но выбрался наконец из призрачной страны на равнину и осознал, где находится. И кто находится рядом с ним. Внезапно поднявшийся северный ветер вряд ли сумел бы так быстро выстудить ей душу, как вновь завладевшее телом Экстона напряжение, которое ей безошибочно удалось уловить.

Она откатилась к краю постели, но Экстон не позволил ей подняться. Намотав ее волосы на кулак, он заставил ее повернуть к нему голову. Она всмотрелась ему в глаза, и то, что она в них увидела, заставило ее содрогнуться.

— Что есть в тебе такого, чего нет у других женщин? Как тебе удалось с такой легкостью меня околдовать? Какой затвор ты произнесла? Каким питьем меня опоила? — Его глаза потемнели от гнева и метали молнии. — Или все это — дело рук дьявола? Того самого, который оставил на твоем теле свой знак и наделил тебя способностью завладевать душой и телом человека?

Свободной рукой он ухватил ее за ногу и коснулся большим пальцем алого пятна на коже.

— Это его знак? Это он послал тебя ко мне, чтобы изводить нескончаемой мукой и обрекать на ад при жизни?

— А обо мне ты подумал? — выкрикнула она в отчаянии. — Задумывался ты хоть раз, что приносишь еще горшие страдания мне?

Экстон был слишком зол, чтобы внимать ей. Выругавшись, он оттолкнул ее от себя.

— Прочь от меня, ведьма! Скройся с глаз моих! — Хотя его взгляд при этом затуманился печалью, это было слабым утешением для Линни.

Стараясь не выказывать ему своих чувств, она схватилась за платье и рубашку.

— И куда же я, по твоему мнению, должна теперь идти? Уж не к герцогу ли Генри? Говорят, что добрый лорд должен ублажать своего сюзерена. Так отчего бы тебе не отослать ему свою шлюху? Не сделать ему такой подарок?

Линни принялась торопливо натягивать на себя одежду. Потом она уперлась в Экстона полыхавшим от ярости взглядом.

— Прежде чем я уйду, милорд, скажи мне вот что: должна ли я смыть с себя следы происходившего между нами соития или герцог предпочитает женщин, которые еще не остыли от объятий другого мужчины?

Даже не дав ему возможности ответить, она повернулась на каблуках и вылетела из комнаты.

Глава двадцать червертая

Она не пошла к герцогу Генри. В этом Экстон убедился лично, когда примчался полуодетый к покоям герцога и был остановлен сэром Рейнолдом.

— Ее там нет, — сказал он и кивнул головой в сторону лестницы, давая тем самым понять, что Линни спустилась в зал.

Куда она направилась и где вообще могла найти себе приют на ночь, Экстон не имел представления. «Да и с какой стати ему волноваться по этому поводу?» — непрестанно напоминал он себе. Разумеется, ни с каким другим мужчиной он делить ее не собирался, и менее всего — с герцогом Генри. Но этим его заботы ограничивались. Думать и решать, как ей быть дальше, она должна сама.

Эти нехитрые истины Экстон твердил себе на все лады, в течение всей бесконечно тянувшейся ночи. Ему плевать, плачет она или смеется. Ему плевать, испытывает ли она муки совести за предательство. И уж тем более ему наплевать, где она ночует — пусть хоть на полу спит, свернувшись клубочком, раз такое дело. Главное, чтобы она находилась поблизости, когда ему придет охота с ней переспать.

Только теперь это будет не так просто сделать, как прежде, когда она считалась его законной женой.

Господь свидетель, чего бы он только не дал, чтобы избавиться от тяги к этой женщине!

Впрочем, чувство, которое он испытывал к Линии, нельзя было назвать ни тягой, ни просто желанием. Оно успело глубоко прорасти в нем и пустить корни в его сердце. Если бы речь шла только о страсти — довольно было бы любой женщины, чтобы залить этот пожар. Но ему не хотелось других женщин — ни ее сестры, ни тех молодых потаскушек, которых ему привел Питер. Ему хотелось Линни, одну только Линни — и никого больше. Она была первопричиной боли, поселившейся в его сердце, и она одна была в состоянии эту боль облегчить.

Помоги ему, господи, избавиться от бесконечных мыслей об этой женщине!

Но и господь, видно, был не в силах ему в этом помочь, поскольку, когда Экстон наконец забылся тяжелым, тревожным сном, ему снились не бои и сражения, а грустная улыбка Линни. Это была не Беатрис — в этом Экстон мог бы поклясться, поскольку уже научился отличать сестер. Нет, и во сне ему не было спасения от младшей дочери де Валькура. При этом всякий раз, когда он протягивал к ней руку, Линни исчезала.

Экстон проснулся в дурном настроении. Только совершив омовение, он вспомнил, что пора готовиться к поединку и облачаться в боевые доспехи. В дверях покоев появился Питер, который помог ему одеться, после чего братья проследовали в замковую часовню на молитву. К тому времени уже все обитатели замка были на ногах, за братьями де ла Мансе повсюду наблюдали десятки глаз.

Все здесь знали о предстоящем событии, но никто не мог бы предусмотреть, каков будет его финал. Каждый обитатель замка — от мальчишки-поваренка до знатного рыцаря из свиты — с нетерпением ожидал начала схватки.

Судьбы многих людей висели на волоске, но Экстон знал, что перед боем о таких вещах думать не следует. Он сосредоточил все свои помыслы на сэре Юстасе де Монфоре — на его сильных и, в особенности, слабых сторонах. А главными слабостями сэра Юстаса были его высокомерие и несдержанность.