Обманчивый рай - Дмитрий Ольшанский

Я сумею добиться этой должности, вот увидишь. Там ты будешь в безопасности… рядом со мной.

Халилю казалось, будто бы он сходит с ума. Все его мечты о власти вдруг растаяли, а на их месте появились новые, что вот-вот могли обернуться реальностью. Запретная страсть вновь будоражила кровь в его уже не молодом теле, а душа трепетала, как у мальчишки.

Мара выжидающе глядела на него, обещая рай на земле, о котором он не мог даже мечтать и прикоснуться к которому до сих пор довелось лишь всемогущему повелителю османов. Однако холодный разум резко оборвал полет его мысли и он, едва сдерживаясь, проговорил:

– Я благодарен за предложение, но мое место здесь, в столице, подле султанского трона.

Халиль ответил отказом, хотя все его существо желало отдаться сиюминутному порыву. Поняла ли это она? Осознала ли, что своими словами лишь подливает масло в огонь, который теперь не потухнет до конца его дней?

Мара глядела на Халиля своим чистым, ласковым взглядом, казалось, будто бы она жалеет его, но и этого для визиря было достаточно, чтобы чувствовать себя счастливым и вознестись на вершины блаженства. Какое-то время султанша молчала, будто надеясь, что визирь изменит свое решение. Наконец, она взяла его руку, повернула ладонь и вложила в нее свой перстень.

– Прощай, Халиль, – прошептала княжна на ухо сановнику и не оборачиваясь медленно вышла из комнаты. Визирь еще некоторое время стоял неподвижно. Затем, прикрыв глаза, он с упоением втянул в себя уже едва уловимый аромат сирени.

– Какая женщина, – восхищенно прошептал Халиль, всеми силами пытаясь заглушить боль разбитого сердца.

* * *

На десятый день после смерти султана Мурада из Анатолии примчался Ибрагим. В письме, которое он привез, сообщалось, что шахзаде Мехмед вместе со своей свитой выступил из Манисы и прибудет в столицу в конце следующей недели.

– Вот и все, – прошептал Халиль, откладывая донесение. – Пути назад уже нет.

Он сидел у небольшой кроватки, в которой мирно спал еще один претендент на престол – полугодовалый принц Ахмед. Жизнь уготовила ему незавидную роль – оказаться младшим из сыновей Мурада. Ныне он был беззащитен перед лицом надвигающегося рока, ибо само существование Ахмеда – это вызов наследственному праву Мехмеда. И пусть сейчас он всего лишь младенец, но пройдут годы, он повзрослеет и найдет сторонников, которые буду нашептывать ему крамольные мысли и подталкивать к мятежу против брата.

Такое уже бывало не раз. Страшная война между сыновьями султана Баязида унесла многие жизни, разрушила города, поставила само государство на грань гибели. Больше такого не должно повториться, никогда!

Халиль взглянул на младенца. Он мечтал, что именно Ахмед когда-нибудь взойдет на престол. Сановник не сомневался, что сумеет сделать из мальчика покладистого исполнителя своей воли. Но Мурад ушел слишком рано, и теперь этот ребенок угрожал будущему империи…

Ахмед был слишком мал, чтобы подозревать о своей незавидной судьбе.

Кто знает, может, это и к лучшему? Ведь ему еще не довелось испытать ни страха, ни боли, ни горя, ему неведомы тревоги большого мира, и в этом его главная защита. Потому-то он и спит сейчас так спокойно, окруженный любовью матери и заботой множества нянек, не догадываясь, что эта оболочка слишком хрупка и ненадежна.

Халиль вспоминал, что совсем недавно он точно так же сидел у постели умирающего султана. Перед самой кончиной Мурад успел прошептать:

– Береги моего сына…

После чего впал в забытие и уже не пришел в сознание. О каком из двух своих сыновей говорил падишах? Этого визирь так и не узнал. Впрочем, Мехмед уже достаточно силен и ему вряд ли понадобится чья-либо защита, а вот Ахмед… – Халиль бессильно покачал головой. – Чем он мог ему помочь?

Рядом с визирем надрывалась в глухих рыданиях Халима-хатун, молодая мать маленького принца. Она умоляла спасти жизнь ее сыну, и Халиль отвечал, что сделает все возможное. В конце концов, визирь надеялся, что Мехмед не станет лишать жизни невинного младенца. Ведь он и сам когда-то был беззащитен перед своими братьями и знает, что такое каждый день жить в ожидании смерти.

Но почему же сам султан, предчувствуя скорую кончину, не предпринял никаких мер, чтобы защитить своего маленького сына? Не успел? Или сделал это умышленно, памятуя о том, сколь много зла приносит государству война между братьями?

Словно в ответ на эти вопросы, в голове визиря всплывали слова самого Мурада, которые он обронил несколько лет назад: «Если во имя спокойствия и безопасности империи и ее подданных необходимо пролить кровь одного человека, я с легкостью пойду на это, даже если этот человек приходится мне братом. Надеюсь, что после моей смерти османские правители будут неукоснительно следовать этому правилу».

Это «правило» не оставляло Ахмеду никаких шансов, хотя куда большую опасность для Мехмеда представлял вовсе не он, а принц Орхан, который ныне скрывался за стенами Константинополя. Этот претендент, получив поддержку греков и западных христиан, может стать настоящей головной болью для Мехмеда, если только захочет воспользоваться своим правом на престол. Не меньшей была вероятность и того, что новый султан, захочет свести счеты с визирями своего отца, и главным образом с самым влиятельным из них. Мара уже предупреждала об этом, но Халиль не предпринял ничего, и теперь он, подобно маленькому принцу Ахмеду, должен был терпеливо дожидался своей участи, которая приближалась с пугающей неотвратимостью.

Глава 22

Redivīvus et ultor»[76]

Константин Граитца (дневник)

Февраль – декабрь 1451 г

Nec simulatum quidquam potest esse diurnum.

(Никакое притворство не может продолжаться долго.)

Цицерон

14 февраля 1451 года

После того, как в Манису прибыл гонец с известием о смерти султана Мурада, многие вельможи тут же поспешили изъявить Мехмеду свою покорность и поддержку. В их глазах он уже был новым владыкой османов, пусть пока еще и не опоясанный мечом своего древнего предка. Впрочем, Мехмед не торопился в столицу полагая, что это может быть очередная ловушка, задуманная его отцом с целью избавиться от нелюбимого сына.

Даже Ферхат-бей, который прибыл вскоре после первого гонца не сразу сумел убедить принца. Силяхдар клялся на Коране, что не лжет и практически на коленях умолял Мехмеда поспешить в Эдирне и занять трон, пока этого не сделал его дальний родственник – Орхан.

В конце концов, Мехмед поддался уговорам и, вместе со своей небольшой свитой, ускоренным маршем двинулся в столицу. На этот раз он избегал опасных