Судьба по-русски - Евгений Семенович Матвеев

class="p1">Очередная встреча с ним произошла вечером, когда Рая с мальчиками рискнула в сумерках пойти к пруду на окраине, на территории разрушенного завода. Надо было набрать воды в найденную ими где-то кастрюлю и в солдатскую флягу. Только успели они опустить посудины в пруд, как неожиданно всех троих осветили автомобильные фары.

Младший из сыновей, вздрогнув, уронил флягу в воду – она забулькала и опустилась на дно. Рая в оцепенении прижала к себе детей. Из «опеля» вышел мужчина. Судя по выскочившей из машины охране, чина он был высокого. Медленно, словно отсчитывая шаги, дозволенные для сближения, офицер шел, пристально глядя в глаза окаменевшей от страха женщине.

В слепящем свете лица Раи и мальчиков казались смертельно бледными. Офицер долго не отрывал взгляда от больших черных глаз Раи, потом, словно для сравнения, перевел взор на ее сыновей. А в их светло-серых глазах читались одновременно и страх, и презрение.

– Как тебя зовут? – спросил немец у младшего по-русски, с едва уловимым акцентом.

– Гриша, – ответил мальчик дрожащим голосом.

– А тебя?

Старший с нескрываемой ненавистью дерзко ответил:

– Александр.

Офицер усмехнулся: то ли выразил тем поощрение мальчишеской смелости, то ли прощал его наивную демонстрацию презрения оккупанту.

– Вы нарушили комендантский час, фрау, – все так же не отрываясь от влажных черных глаз Раи, сказал офицер, не повышая голоса. – Я советую вам покинуть этот город… Совсем!.. – В последнем слове Рае послышался не столько приказ, сколько просьба…

Машина косым бликом фар высветила какую-то искореженную арматуру и скрылась в темноте.

Дети молча присели на влажную, уже пожухлую к осени траву, прижались к матери.

А Раю мучил вопрос: почему офицер спокойным, беззлобным голосом сказал: «Покинуть город… Совсем…»? И почему этот щеголеватый немец вот уже в который раз невесть откуда неожиданно возникает, острым взглядом пронизывает ее, а потом скрывается?.. Оставляя ее одну тревожиться, теряться в догадках: «Не понял ли он, что я еврейка? А куда спрятаться? Как спасти детей?»

Рая и мальчики продолжали молчать, прислушиваясь то к отдаленной, то совсем близкой автоматной стрельбе, к доносившимся откуда-то издали немецким командам да лаю собак…

Гришино тельце дернулось в ознобе, прижалось еще теснее к матери. Рая сняла с себя вязаную кофточку, укутала сына.

– Мам, идем куда-нибудь, – заныл младший.

Куда? Если бы она знала… В военном городке, где они жили до войны, теперь немцы устроили свои казармы, а если кто и остался там из своих, из соседей, – так ведь они знали, кто она, знали ее девичью фамилию… Куда же податься? С детьми?..

В это время за ближайшим лесом зафыркал маневровый паровозик «кукушка». Было слышно, что он остановился.

– Побежим туда. Хоть согреемся! – вскочил Саша и попытался поднять мать с места.

Рая подчинилась решительности мальчика и, схватив обоих детей за руки, бегом кинулась к «кукушке». Уже совсем задохнувшись, приблизились они к насыпи. Оттуда доносились голоса русских женщин и ленивый окрик на немецком языке.

Все трое почти без сил упали в кусты в кювете. Отсюда им было видно, как поодаль от «кукушки» женщины железными ломами сваливали с платформы на землю просмоленные шпалы. Немец-часовой, выстукивая пальцами по стволу автомата какую-то мелодию, прохаживался от одного конца платформы до другого.

Машинист паровозика, руками закинув, видимо, больную ногу на первую ступеньку, начал подниматься с насыпи в кабину.

Саша почувствовал, что это их последний шанс для спасения. Бросил: «Гриня… Охраняй маму!» И на четвереньках по высокой траве, сквозь колючий кустарник рванул к «кукушке». Вскочил по лесенке в паровоз. Машинист только перекрестился, так как от испуга ничего не мог выговорить.

– Дяденька… спасите нас! – постукивая от холода зубами, выговорил мальчик.

– Кого «нас»? – шепотом спросил машинист.

– Там, – Саша показал в сторону леска, – мама и Гриня, братик… Мама уже три дня ничего не ела… – Он ладонями зажал рот, боясь громко заплакать. – Помогите нам, дядя машинист!..

– Дядя Савелий я, – буркнул мужчина, а сам, щурясь, высматривал в темноте того немчуру, что караулил грузчиц. Когда тот отвлекся, машинист скомандовал – Мигом – вниз! И скажи своим, чтобы бежали вон до того сломанного светофора. Там я вас подберу!..

Саша кубарем скатился вниз, добрался до кустов, где его ждали мать и брат. Едва переводя дыхание, он быстро проговорил:

– За мной, бегом… Нас дядя Савелий спасет!

– Он наш? – вытаращил глазенки Гриша.

– Наш! Наш!..

…Искореженный взрывом светофор – единственный признак бывшего полустанка: все вокруг было разрушено, разбито. Тихо, пустынно…

С уже поджидавшей их «кукушки» Савелий коротко свистнул и махнул рукой: мол, поднимайтесь сюда!

Рая, не чуя себя, торопливо подтолкнула детей в паровозную будку. Савелий рывком втащил наверх и ее, потом спешно надавил на рычаг передачи, и «кукушка», шумно выпустив пар, покатила вперед.

Почувствовав, что его пассажиры немного оттаяли в тепле, Савелий сочувственно сказал:

– Про беду ничего говорить не надо… Вижу и так… У всех она одна…

– А у меня три… – Рая уткнулась в тельца сыновей и сдавленно всхлипнула. Это были ее первые слезы за более чем трехмесячные скитания.

Савелий смахнул с обросшего лица угольную пыль, участливо спросил:

– Если ночами с детишками шастаешь по лесам, значит, и своих людей боишься?..

Хотела Рая признаться машинисту, да и призналась бы, если бы не дети – им-то зачем было знать о тайной причине их вынужденных скитаний. Промолчала. Взглянула в добрые, сочувствующие глаза Савелия под густыми бровями, кивнула на его ногу:

– А вы не раненый? А то, может, перевязать надо. Я же медсестрой была. У меня с собой тут и полотенечко есть…

Савелий кидал дрова в топку. Раздумывал: рассказать ли ей правду про себя? О том, как он, раненый офицер, остался на поле боя, потом дополз до какой-то хаты, хорошие люди переодели его в штатское и пристроили на «кукушку»… Не дай Бог, если немцы прознают, тогда – хана. И сказал:

– Нет, не рана это. Так, ерунда – шпалой придавило.

Потом резко погасил скорость паровоза, велел всем быстро спуститься на землю. Спустился и сам. По обе стороны от узкоколейки тянулись лесные заросли. Сеял мелкий холодный дождь. Савелий снял с себя замасленную телогрейку – набросил ее на мальчишек. В руки Рае сунул мятое ведерко. Сказал:

– Здесь немного морковки и бутылка молочка… Пацанам на завтрак… А мне, извините, надо успеть сделать еще ездку за шпалами…

– А нам куда? – в отчаянии воскликнула Рая. – Погибну я с ними… Пожалуйста, не бросайте нас…

– Вот тогда-то, милушка, уж точно мы все тут погибнем. – Присев на корточки, Савелий велел присесть рядом и Рае. – Смотри