Леонардо да Винчи. Загадки гения - Чарльз Николл

Микеланджело Буонаротти

Вскоре Микеланджело начинает работать над своим флорентийским шедевром – статуей псалмопевца Давида. Современники называли эту скульптуру «мраморным гигантом» или просто «гигантом». Контракт с Синьорией был подписан 16 августа 1501 года. Микеланджело должен был выполнить работу за два года. Вазари пишет о том, что вознаграждение должно было составить 400 флоринов. Высота Давида составляет почти пять метров, а вес скульптуры приближается к 18 тоннам. Говорят, что Микеланджело изваял Давида из испорченного блока мрамора, который много лет валялся во дворе Дуомо. Вазари пишет, что над блоком начинал работать скульптор Симоне да Фьезоле (вероятно, имея в виду Симоне Ферруччи), но не справился с задачей. Другие источники называют имя Агостино ди Дуччио. Вазари также пишет о том, что гонфалоньер Содерини «неоднократно предлагал переправить Леонардо да Винчи», но все же передал его Микеланджело. Впрочем, никаких документов, подтверждающих эту версию, не сохранилось.[695]

К середине 1503 года скульптура начала приобретать форму, «освобождаясь», по знаменитому выражению Микеланджело, «из мраморной темницы». Заметка под черновым наброском левой руки Давида выдает гладиаторскую натуру скульптора: «Davide colla fromba е io coll’arco» – «Давид с пращой и я с луком», другими словами, с дрелью для мрамора в форме лука.[696] В это же время Леонардо – если принять на веру слова Вазари – начал работать над портретом Лизы дель Джокондо: несомненно, работа выгодная, но менее доходная. Две знаменитые работы великолепно отражают двойственный менталитет эпохи Ренессанса: огромный, самоуверенный Давид и спокойная, погруженная в себя Джоконда с неуловимой улыбкой.

25 января 1504 года строительный отдел Дуомо создал специальный комитет (событие абсолютно рутинное в административном плане, но совершенно экстраординарное по концентрации художественных талантов) для определения наиболее «удобного и подобающего» места для установки мраморного гиганта, который был уже «почти закончен».[697] Для участия в комитете были приглашены тридцать человек. На полях помечено, что один из них, Андреа да Монте Сансовино, находился в Генуе, а присутствовали во Флоренции только двадцать девять. Кроме Леонардо, в состав комитета входили Андреа делла Роббиа, Пьеро ди Козимо, Давид Гирландайо (младший брат Доменико), Симоне дель Поллайоло (известный как Иль Кронака), Филиппино Липпи, Козимо Россели, Сандро Боттичелли, Джулиано и Антонио да Сангалло, Пьетро Перуджино и Лоренцо ди Креди. Присутствовал также «Ванте miniatore», которому Леонардо в 1503 году одолжил деньги; «Джованни piffero» – по-видимому, музыкант Джованни ди Андреа Челлини; и «Эль Риччио orafo» – золотых дел мастер Курли, который вполне может быть тем самым «Риччио Флорентийцем», которого Аноним Гаддиано называет одним из помощников Леонардо в работе над фреской «Битва при Ангиари».

Леонардо сразу же высказал свое мнение о том, где следует установить «Давида»:

«Я говорю, что его нужно установить в Лоджии» – Лоджии Деи Ланци, напротив Палаццо Веккьо – «как говорил Джулиано, за низкой стеной, где несут службу солдаты. Статуя должна быть установлена там с соответствующими украшениями, таким образом, чтобы она не противоречила государственным церемониям».

Это мнение было поддержано Джулиано да Сангалло, но остальные члены комитета его не приняли. Огромную статую предлагали задвинуть в угол площади, чтобы она не мешала проходу. Истинной причиной столь неуважительного отношения был сам скульптор – дерзкий, скандальный гений. Кроме того, во Флоренции уже был один «Давид», работы Верроккьо, моделью для которого вполне мог быть Леонардо. Теперь же, сорок лет спустя, новый «Давид» должен был сменить своего юного предшественника.

К совету Леонардо не прислушались. В мае статуя была установлена на платформу возле главного входа в Палаццо Веккьо. Здесь «Давид» и простоял несколько веков. Теперь же на его месте стоит копия, выполненная в XIX веке. В дневнике Луки Ландуччи мы читаем яркое описание транспортировки статуи (а заодно и знакомимся с проблемой вандализма, существовавшей во Флоренции уже в эпоху Ренессанса):

«14 мая 1504. Мраморный гигант был извлечен из мастерской в 24-м часу [8 часов вечера], и им пришлось разрушить стену над дверью, чтобы статуя прошла через нее. Ночью в гиганта кидали камни, желая повредить его, и пришлось выставить стражу. На то, чтобы доставить статую на пьяццу [делла Синьория], ушло четыре дня. Установили гиганта 18-го в 12-м часу утра [8 часов утра]. Тащили статую более сорока человек. Под нее подвели четырнадцать смазанных жиром балок, которые передавали из рук в руки».[698]

«Давид» был установлен 8 июля. Для того чтобы освободить для него место, пришлось перенести «Юдифь» Донателло во внутренний двор. Возможно, Леонардо присутствовал при церемонии, а может быть, и нет. Он мог оставаться в Санта-Мария-Новелла, катаясь на своем колесном помосте вдоль картона «Битвы при Ангиари».

Судя по всему, первое публичное столкновение между двумя великими художниками состоялось именно в это время. О нем нам рассказывает Аноним Гаддиано, и рассказ этот удивительно оживляет его довольно скучную биографию Леонардо. Рассказу предшествует фраза «Dal Gav», из чего можно сделать вывод о том, что историю рассказал Анониму «П. да Гавине», считавшийся товарищем Леонардо. Другими словами, мы имеем дело с рассказом очевидца:

«Леонардо шел вместе с П. да Гавине по [пьяцца] Санта-Тринита, и они проходили Панкачча-дельи-Спини, где собрались граждане, обсуждавшие строфу Данте; и они обратились к упомянутому Леонардо, прося его объяснить им строфу. В тот момент Микеле Аньоло случайно проходил мимо, и Леонардо ответил им: «Вот Микеле Аньоло, он объяснит ее вам». На что Микеле Аньоло, думая, что тот сказал это, чтобы оскорбить его, раздраженно возразил: «Объясняй ее сам – ты, кто сделал коня, чтобы отлить его в бронзе, и не отлил, и бросил его от стыда». И, сказав так, он повернулся к ним спиной и ушел. И Леонардо тоже ушел, а лицо его покраснело от этих слов».

Место действия этой истории указано абсолютно точно: дело происходило на площади Святой Троицы. Группа, обсуждавшая строфу Данте, стояла в старинной лоджии перед средневековым дворцом семейства Спини (ныне палаццо Феррони-Спини). Это здание стоит в южной части площади и выходит к реке у моста Санта-Тринита. Сегодня лоджии здесь нет, но предположить, где она находилась, можно по фрескам Доменико Гирландайо, работавшего в середине 80-х годов в церкви Святой Троицы. Фрески Гирландайо изображают жизнь святого Франциска, но художник, как обычно, изобразил святого в современной ему Флоренции. На центральной фреске показано чудесное исцеление ребенка, и чудо это сотворено на площади Святой Троицы. В правой части картины изображена церковь (хотя с иным фасадом, поскольку современный фасад был пристроен в конце XVI века), в центре на заднем плане виден мост Санта-Тринита, а в левой части художник написал дворец Спини. На двух выходящих на площадь стенах (северной и западной) нет никаких признаков лоджии. Здравый смысл подсказывает, что лоджия должна выходить на южную сторону, то есть прямо на реку.[699] Можно предположить, что ссора между Леонардо и Микеланджело происходила на Лунгарно, на набережной, чуть восточнее моста, там, где сегодня располагается модный бутик Сальваторе Феррагамо.

Сцена описана очень живо. Так и видишь утомленного Леонардо, вежливо отклоняющего предложение высказать свое суждение о passo dantesco, обидчивого, несдержанного Микеланджело, яростно набрасывающегося на собеседника. В словах Леонардо не было ничего оскорбительного, разве что Микеланджело почувствовал скрытый сарказм: «Вот Микеланджело, который знает все». Микеланджело поворачивается и почти бегом уходит: у Анонима мы читаем «voltò i rene», буквально «он вышел из себя». Леонардо остается смущенным и рассерженным: «per le dette parole diventò rosso» – он покраснел. Леонардо инстинктивно избрал вежливость, Микеланджело, столь же инстинктивно, – грубость.

На следующей странице рукописи Анонима, после рассуждений о познаниях Микеланджело в анатомии, мы снова узнаем о его неприязни к Леонардо: «В другой раз Микеле Аньоло, желая повредить (mordere – буквально «укусить») Леонардо, сказал ему: «Как же эти тупоголовые миланцы поверили тебе?» «Que’ caponi de’ Melanesi» буквально переводится как «эти миланские большие головы», но слово caponi связано с глупостью или упрямством, а никак не с высоким положением. Если этот рассказ правдив, то между Микеланджело и Леонардо существовала глубокая неприязнь.