Венок кентавра. Желтый свитер Пикассо - Мария Брикер

– Знаю, поэтому купил вам одежду и обувь по дороге. Надеюсь, это ваш размер. – Мазин вытащил несколько красочных свертков и бросил их на диван. Из одного пакета выпала на пол изящная замшевая туфелька.

– Зачем вы это сделали? К чему все эти глупости? Какая разница, в чем я одета? Вас никто не просил. За кого вы меня принимаете? И потом, вы могли промахнуться с размером. А если эти вещи мне не подойдут?

– Прекратите кудахтать! Одевайтесь. Подойдут, не подойдут! Это светское мероприятие, мадемуазель, и нужно выглядеть сообразно ситуации. И потом, неужели вам не хочется произвести приятное впечатление на своего виртуального друга? – Он смотрел на нее в упор и ждал ответа.

Его взгляд жалил больнее пчелы. У Мишель заныло сердце. Да что с ним такое? На мгновение ей показалось, что Мазин ненавидит ее. Но за что? Что она ему сделала такого плохого? Всего лишь высказала мнение по поводу его картин. Кто же виноват, что у него такое болезненное самолюбие?

– Пусть будет по-вашему, после я оплачу все ваши издержки, – уступила она. – Надеюсь, из-за этой затеи вы не влезли в долги, Мазин? А сейчас извольте выйти вон, я переоденусь. Или же вы по-прежнему желаете проверить, есть ли на мне чулки?

– Думаю, ваш виртуальный друг справится с этой задачей гораздо лучше, чем я, – усмехнулся Мазин. Он вышел и хлопнул дверью так громко, что у Мишель заложило уши. Неужто ревнует, испуганно подумала француженка, и от этой мысли стало неловко сердцу в ее груди: оно вспорхнуло вверх, как встревоженная птичка, и забилось где-то в горле.

Классическое нежно-розовое платье с черной отделкой от «Шанель». Замшевые туфли в тон на невысоком каблуке. Сумочка, косметика, неброские платиновые серьги, браслет, французские духи, белье, чулки… Все, что купил для нее Мазин, выглядело элегантно и дорого, кроме, пожалуй, белья. Шелковые ярко-розовые трусики со стразами, пояс и ажурные чулки выглядели вызывающе сексапильно и вульгарно. Подобный моветон был явно куплен в дешевом секс-шопе, и у Мишель возникло подозрение, что Константин сделал это специально. Паршивец! Да он просто издевается над ней! Мишель, подавив в себе чувство брезгливости и злость, надела белье. Назло Мазину надела! Константин каким-то немыслимым образом угадал ее размер, даром что художник. Талантливый художник, негодяй, гадкий тип… Мишель спешно надела платье, застегнула пуговки, привела себя в порядок и, подхватив свою новую сумочку, вышла за дверь. Мазин никуда не ушел: остался ждать ее в коридоре. Стоял, облокотившись о стену, довольный собой, невозмутимый, с ехидной улыбкой на физиономии. Мерзавец! Как же в эту минуту он был хорош!

Она, ни слова не говоря, прошла мимо, чувствуя спиной его насмешливый взгляд. Трусики и чулки под платьем жгли кожу, как раскаленные угли. Никогда в своей жизни мадемуазель Ланж не чувствовала себя столь униженной. Мазин снова ей отомстил – и сделал это мастерски.

– Далеко нам ехать? – спросила Мишель, пытаясь выглядеть равнодушной и безучастной.

– Не терпится? – ухмыльнулся Мазин и скосил глаза на ее колени. Она машинально одернула платье и прикрыла колени ладонями. – Не волнуйтесь, мадемуазель. Ждать вам осталось недолго. Очень скоро вы увидитесь со своим Пикассо. Есть одно известное местечко в ближнем Подмосковье, поселок Переделкино.

– Какое глупое название, – вздохнула Мишель. – И чем же этот поселок так знаменит?

– Знаменит своими поселенцами, – пошутил Мазин. – Там в основном известные писатели обитали, им дачи от Литфонда выделяли. Есть район и так называемых секретарских дач.

– И там обитали секретарши, – подвела итог мадемуазель Ланж. – Как интересно!

– Партийная элита там селилась, генеральские чины и прочие партаппаратчики, – захохотал Константин. – А сейчас там полная… как говорится, все смешалось в доме Облонских!

Дом, у которого остановил свой автомобиль Константин Мазин, располагался в глубине большого участка и тонул в высоких вековых соснах. Строение выглядело достаточно скромно и старомодно на фоне возведенных неподалеку огромных особняков и напомнило Мишель канадские охотничьи домики.

Ворота оказались открытыми. Мазин, не церемонясь, загнал «Порше» на территорию и помог Мишель выйти из машины, поддерживая под локоть. Она огляделась, пытаясь унять дрожь в коленях, и вдохнула полной грудью. Воздух здесь был свеж и чудесен. Густо пахло хвоей, запах успокаивал, но не так, чтобы очень уж успокаивал. Мишель выдернула у Мазина свою руку. Ей не хотелось, чтобы он почувствовал ее волнение.

К дому вела тропинка, покрытая местами красно-коричневыми пластинками сосновой коры и длинными мягкими иголками. Мазин снова взял ее под локоть – крепко взял и повел к крыльцу. Под ногами неприятно поскрипывала кора, в душе росло беспокойство. Мишель было странно, что хозяин не вышел их встречать. Вместо хозяина на крыльце сидела ворона и смотрела на них внимательными черными глазками-бусинками. Волнение усилилось, сильно забилось сердце. Ворона гортанно каркнула и, взмахнув крыльями, пролетела у них над головой. Мишель отшатнулась и приглушенно вскрикнула.

– Что случилось, мадемуазель? Вас напугала птичка? – ехидно спросил Мазин.

– Подождите, – она остановилась и снова выдернула свой локоть. – Прошу вас, подождите. – Мишель опустила голову. Он стоял совсем близко, высокий, теплый. – Константин… – Она мельком взглянула ему в лицо и вновь опустила голову. – Понимаете… Перед тем как… Я хотела… Я бы хотела, чтобы вы…

– Хорошо, не буду вам мешать, мадемуазель, – сказал Мазин, развернулся и пошел к своей машине. Мишель тряхнула головой, разозлившись, что он понял все неправильно.

– Мазин! Какой же ты дурак! Ты слепой, Мазин! Я солгала. Твои картины! Они прекрасны! И я… Я тебя… Господи… – Она осеклась. Мазин остановился, медленно обернулся и посмотрел на нее удивленно. Она села на ступеньку крыльца и закрыла лицо руками.

Он вернулся и присел рядом с ней.

– Давай уйдем отсюда, – тихо предложил он. – Уйдем, и ты забудешь своего Пикассо, словно его никогда и не было.

– Я не могу… – Она вымученно улыбнулась и пожала плечами. – Я должна, понимаешь? Должна попросить у него прощения, чтобы освободиться.

Он кивнул, подал ей руку, помог встать, поднялся на крыльцо, постучал. Никто не откликнулся. Мазин постучал еще раз и толкнул дверь. Она оказалась не заперта.

– Иди.

– А ты?

– Подожду тебя здесь. – Он провел ладонью по ее щеке и улыбнулся.

– Я скоро вернусь, обещаю.

– Никогда ничего не обещайте, мадемуазель, ведь обещания надлежит выполнять, – сказал он и подтолкнул ее к входу. В его серых глазах плескались боль, нежность и любовь. Она переступила порог, дверь за спиной закрылась, стало темно, на улице скрипнули ступеньки крыльца. Константин… ушел. Неужели ушел? Почему?

Маленькая прихожая. Впереди – единственная дверь, из-под которой выбивается слабая полоска света. Ноги неожиданно приросли к полу. Стало душно. Дрожащей рукой она расстегнула верхнюю пуговку на платье.

– Пикассо! Я нашла тебя! Ты ведь этого хотел, мой милый друг, когда исчез из Интернета! – крикнула Мишель. – Чтобы я немного помучилась, пытаясь тебя разыскать. Как видишь, это оказалось не так уж и сложно. И теперь я здесь! Произошла небольшая путаница с рейсами. Это не моя вина, Пикассо. Прошу прощения!

В комнате что-то скрипнуло, послышались шаги, дверь распахнулась, Мишель на мгновение зажмурилась от яркого света.

– Здравствуйте, богиня, – прозвучал знакомый голос.

– Вы?! – потрясенно воскликнула француженка.

– Я. Я и есть Пикассо. Знали бы вы, мадемуазель, сколько сил ушло на то, чтобы выманить вас из Парижа! Как же вы меня подвели, мадемуазель Ланж. Все дело мне чуть было не запороли. Кто бы мог предположить, что у вас есть двойник? Ну ничего, скоро мы все исправим.

– Аля? Она здесь?! Где она?!

– Слишком много вопросов задаете, мой милый друг.

– Но почему?.. – спросила Мишель, но ответа на свой вопрос не получила: в воздухе что-то мелькнуло, с силой обрушилось на ее голову, и свет померк.

Пахло ацетоном. Ныл затылок. Тело затекло. Мишель попыталась пошевелиться, но не смогла. Неподалеку от нее кто-то плакал: тихо, обреченно – и просил ее не умирать. Мишель с трудом открыла глаза. Над головой – тусклая лампочка. Кажется, она лежит на столе… ее привязали к столу. Мишель повернула голову.

– Здравствуй, подружка, – прошептала она и улыбнулась.

– Жива, слава богу! Ты была без сознания больше часа, – всхлипнула Аля. Подруга сидела в старинном высоком кресле, похожем на трон, бледная, заплаканная. Руки привязаны к резным подлокотникам, на запястьях – синяки. Аля откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. – Прости меня, Мишель. Ради бога, прости меня!

– Ничего, все в прошлом. Не нужно плакать… Не плачь, все будет хорошо. – Мишель облизала пересохшие губы. – И потом, мы в расчете. Я тебе отомстила.