История Византии. Том 2. 518-602 годы - Юлиан Андреевич Кулаковский

Обычный донатив солдатам по случаю восшествия на престол Тиверий выдал весьма щедро. На раздачу его войскам, воевавшим тогда на персидской границе, было послано 800 фунтов золота.[893] Помимо разных придворных чинов, Тиверий выдал донатив всему классу схоластиков в усиленном размере, наградил им также и столичных менял. Соблюдая старые традиции, Тиверий отпраздновал свое консульство, и современный свидетель этого события свел его в своем изложении на то, что представляло непосредственный предмет всеобщих ожиданий, вызываемых этим событием. Не поминая ни одним словом о торжестве вступления Тиверия в сан консула, Иоанн Эфесский говорит только о щедрых раздачах императора, который издержал на консульство 72 кентенария золота, не считая серебра и шелковых одежд. Вдовствующая императрица восставала против такого расточения государственных средств, скопленных Юстином при ее участии в государственном управлении, но Тиверий ей возразил, что он расточает то, что скоплено неправдами, грабежами и вымогательством, и не хочет оставить в своем дворце никакого остатка от такого имущества.[894] Он отменил некоторые стеснительные налоги, какова была пошлина на прибывавшие в город продукты, вино, масло.[895]

Пока Тиверий был в звании кесаря, он занимал только флигель дворца и довольствовался сравнительно тесным помещением. Когда же стал императором и затем через некоторое время в столицу переехала его жена с двумя дочерьми, то во дворце стало тесно, так как София занимала значительную его часть, сохраняя весь свой, принадлежащий ей как августе и матери августа, придворный штат. Тиверий был вынужден начать расширение здания. Сломана была северная стена дворца, уничтожен сад, который находился внутри дворца и служил для прогулок императора и его родственников, и сооружены большие пристройки для жилых помещений, а также баня и конюшни. Таково сообщение Иоанна Эфесского.[896] Феофан в своей хронике дает иную версию. Согласно его источнику, София переселилась во дворец, носивший ее имя, и в этом дворце сделаны были большие перестройки и воздвигнута баня.[897]

Об интригах Софии против Тиверия ходили разные толки, разраставшиеся в целые легенды, которые занес в свое повествование западный современник, Григорий Турский.[898] Так, рассказывали, будто София хотела возвести на престол племянника Юстина, Юстиниана; но тот сам уклонялся от этой чести, а благородный Тиверий питал к нему искреннее расположение и держал в ближайшем своем окружении. Однажды во время обычного отъезда императора в Евдом на время сбора винограда, София завела свои интриги так далеко, что Тиверий был вынужден спешно воротиться в столицу. Он арестовал царицу, конфисковал ее сокровища и, отпустив весь ее штат, приставил другой из верных и надежных людей, чтобы положить конец ее предприятиям и коварным замыслам. Если в этих рассказах не все истина, то во всяком случае общий их тон сходится с тем, что писал современник, Иоанн Эфесский, близко наблюдавший события того времени.

ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ СНОШЕНИЯ С ПЕРСАМИ И ВОЗОБНОВЛЕНИЕ ВОЙНЫ. СМЕРТЬ ХОСРОВА И ВОЦАРЕНИЕ ОРМУЗДА. ХОД ВОЙНЫ ПОД НАЧАЛЬСТВОМ МАВРИКИЯ

После своего провозглашения кесарем Тиверий оповестил об этом Хосрова. Посольство исправлял патриций Траян, занимавший пост квестора; вторым лицом посольства был врач Захария, побывавший недавно у Хосрова с письмом от царицы. Сознавая недостаточность военных сил империи не только для наступательных действий, но и для обороны, Тиверий рассчитывал поправить дело в трехлетний срок и поручил своим послам заключить перемирие на три года с обязательством уплаты по пяти кентенариев золота в год. По обычаю послы привезли Хосрову богатые подарки. С персидской стороны был уполномочен для переговоров Мебод. Он настаивал на пятилетием сроке, но Тиверий подтвердил своим послам свое решение, и после долгих препирательств дело было улажено.[899]

Слабость военных сил империи не дала возможности Юстину осуществить обещания, данные армянам, и страна оставалась в неопределенном положении. Вожди Курс и Феодор совершили поход внутрь страны, завязали сношения с аланами и сабирами и взяли от них заложников. Но сабиры оказались весьма ненадежными и, жертвуя своими заложниками, возобновили свой союз с персами.

Приняв верховную власть, Тиверий приказал Курсу и Феодору поправить начатое ими дело, и они вновь прошли с войсками в Албанию.[900] Магистром армии Востока был назначен Юстиниан, сын Германа, имевший репутацию отличного полководца, как его отец и погибший в Египте брат Юстин. Дело по каким-то причинам затянулось, и Юстиниан замедлил свой отъезд на место военных действий. Тиверий деятельно готовился к войне и не щадил средств на вербовку новых отрядов, набирая людей из воинственного населения Исаврии, Фракии и Иллирика, а также и из среды задунайских варваров.[901] Находившийся в ту пору в Константинополе епископ города Герунды в Испании, вестгот по происхождению, Иоанн, оставшийся в истории под именем Бикларийского, от названия основанного им монастыря, видел германцев, прибывавших в столицу империи из-за Дуная и под 9-м годом Юстина (575) занес в свою хронику сведение, что то были храбрецы, называвшие себя германским термином herinam, т. e. arimani, как назывался разряд военных людей у лангобардов.[902] Вновь формируемые отряды были спешно направляемы на Восток. Об отправке войск из столицы было известно в персидском дворе во время пребывания там Траяна, и слухи о новых грозных силах, которые направлялись на Восток, широко распространились и подбодрили настроение. Когда к стенам города Телы (Константины) подступил Тамхосров, население заявило ему, что Юстиниан ведет с собою 60 тысяч лангобардов.[903] Вероятно, в Месопотамии вовсе не знали, что главная масса этого народа перешла уже давно в Италию.

Явившись на театр военных действий, Юстиниан сумел наладить вновь добрые отношения с арабами, которые были испорчены в бытность главнокомандующим Маркиана. После предварительных сношений Мундар решился на свидание с ним, которое произошло у гроба мученика Сергия, пользовавшегося всеобщим почитанием на Востоке. Здесь произошел обмен верительных грамот и восстановились старые отношения. Первым последствием этого был набег Мундара на Хиру с целью отнять у персидских арабов добычу, которую они успели награбить в римских областях, пока он сам бездействовал. Время было выбрано удачно, и Мундар, разбив свою палатку в центре Хиры, провел там пять дней, грабя и разоряя все, кроме церквей, которых он, как христианин, не трогал. Ему досталась вся добыча, увезенная арабами из набегов на Сирию, а также и то, что можно было увезти из достояния соплеменников. Иоанн Эфесский с радостью говорит о его успехе и оправдывает это чувство тем, что Мундар был другом монастырей и проявлял большую щедрость к бедным.