Голубая луна - Линда Ховард

Если бы она и не видела его ауры, все равно бы влюбилась. Но она видела ее и узнала его душу. И еще она увидела, что он предназначен ей судьбой. Она забыла об осторожности. Ей хотелось броситься к нему и позволить все, что только можно. Она встала и проверила печенье.

— Отлично! — одобрил Джексон.

Она моргнула. Печенье подрумянилось и хорошо поднялось. У нее легкая рука, говаривал отец. Она глубоко вздохнула, взяла полотенце, вынула горячий противень из печки и поставила его на подставку.

— Почему Варгас думает, что вы колдунья?

Эти слова заставили ее спуститься на землю. Его голос чуть изменился, сейчас он был шерифом, которому положено знать, если кто-то в его округе занимается колдовством.

— По нескольким причинам, мне кажется. Я живу одна, в лесу, редко езжу в город, никуда не хожу. Меня прозвали колдуньей еще в четвертом классе.

— В четвертом классе? Интересно. — Он облокотился на шкаф, внимательно следя за ее лицом. — Может, он насмотрелся фильмов про ведьм?

Она вскинула брови и промолчала.

— Значит, вы не колдуете и не танцуете голой при луне?

— Я не ведьма, не колдунья, — просто ответила она. — Я никогда этим не занималась, а голой потанцевать могу, если очень захочется.

— Ну рассказывайте! — Взгляд его потеплел, он подошел поближе. — Позовите меня в партнеры, когда надумаете это делать.

— Обязательно.

Их глаза встретились, и каким-то шестым чувством она поняла, что ей не надо больше осторожничать.

— Вы проголодались? — Он коснулся пальцем ее руки.

— Нет.

— Значит, печенье и тушенка могут подождать?

— Конечно, могут.

Он взял у нее из рук полотенце и отставил кастрюлю подальше.

— Ты ляжешь со мной в постель, Лайла Джонс?

Да.

Глава 6

Лайла зажгла лампу в своей спальне и уменьшила огонек. Из-за грозы и сильного дождя в комнате было темно, как ночью, лишь изредка ее освещали яркие вспышки молний. Казалось, Джексон полностью заполнил собой комнату, его плечи отбрасывали на стену огромную тень. Его аура, видимая даже в тусклом свете масляной лампы, снова пульсировала красным цветом, что означало страсть и чувственность.

Он стал расстегивать рубашку, а она тем временем сняла с кровати покрывало, аккуратно расправила одеяло и взбила подушки. Кровать показалась ей крохотной, хотя и была двуспальной. Для него она точно маловата. Возможно, ей придется поменять ее на большую, хотя Лайла не знала, надолго ли она им понадобится. Беда с ее ясновидением заключалась в том, что Лайла видела факты, а не обстоятельства. Она знала лишь, что Джексон станет ее любовником и ее любовью, но не имела ни малейшего понятия, полюбит ли он ее, останутся ли они вместе, или все ограничится сегодняшней встречей.

— Ты, кажется, нервничаешь? — Несмотря на сильное желание, которое уже трудно было скрыть, его голос прозвучал удивительно спокойно. Он уже расстегнул рубашку, но не снял ее, а стоял и внимательно смотрел на Лайлу, следя за каждым ее движением.

— Да, немного, — призналась она.

— Если ты не хочешь, просто скажи, я пойму.

Нет, я хочу этого, поэтому и нервничаю. — Глядя ему в глаза, она расстегнула шорты, сбросила их на пол и стала расстегивать блузку. — Мне никто так… не нравился. Я по натуре очень осторожная, но… — она покачала головой, — с тобой я не хочу осторожничать.

Он стряхнул с себя рубашку, и та тоже оказалась на полу. Свет от лампы падал на его плечи, подчеркивая гладкие, сильные мышцы и широкую грудь с темным пушком. Лайла вздохнула, чувствуя, как возбуждение расползается по всему телу. Она забыла обо всем на свете, глядя на него, жадно впитывая зрелище раздевавшегося мужчины.

Он присел на край кровати и наклонился, чтобы снять сапоги. Она залюбовалась линией его позвоночника и упругой спиной. Сердце билось все быстрее, стало еще жарче.

Сапоги стукнулись о деревянный пол. Поднявшись, он снял брюки, а затем и трусы и, обнаженный, повернулся к ней.

«Ой, мамочки!»

Должно быть, она произнесла это вслух, испытывая одновременно и желание, и страх, потому что он рассмеялся и, отстранив ее руку, помог расстегнуть блузку, потом просунул руки внутрь и провел по ее плечам и рукам. Не обращая больше внимания на свою одежду, она не сводила глаз с его возбужденной плоти. Она взяла ее в руки и стала осторожно поглаживать, рассматривая с удивлением и восхищением.

Пришла его очередь замереть, сдерживая дыхание и закрыв глаза. Он придвинулся ближе и, засунув руки в ее трусики, привлек к себе.

Ей пришлось отпустить его, и она издала звук… разочарования? Нетерпения? Но впереди ее ждали новые ощущения. Его волосатая грудь прижалась к ее груди, раздражая соски. Тело вдруг стало словно без костей, оно плавилось под его прикосновениями, как воск.

Порывисто дыша, он сказал:

— Разденься до конца. Я хочу посмотреть на тебя. — Она пошевелила бедрами, и трусики соскользнули на пол.

— Господи! Да ты прирожденная соблазнительница! — Он снова привлек ее к себе.

Правда? — Она никогда раньше не помышляла кого-то соблазнять, но если то, что она делала, выглядело соблазнительно, она не возражала. Она едва сдерживала себя.

Так сладостно чувствовать его тело! Она прижималась к нему все теснее, соски превратились в твердые бугорки.

Он гладил ей спину и бедра горячими тяжелыми руками, так, что ей хотелось замурлыкать. Его рука скользнула между ее ног, пальцы проникли глубже, она обвила ногой его тело, чтобы ему было удобнее.

Лайла уткнулась ему в шею и прижалась так тесно, будто от этого зависела ее жизнь. Его пальцы медленно, очень медленно исследовали ее тело, она содрогалась от этих прикосновений. Удовольствие и напряжение становились все сильнее и сильнее, пока она не почувствовала боль и что-то другое, сильнее боли.

— Еще не время, — хрипло сказал он. — Пока рано. — Он повернулся и упал вместе с ней на постель, придавив ее своим весом. Он раздвинул ей ноги, ища путь вперед, и наконец оказался в ней. Ее тело дрогнуло, от желания ли, чтобы он вошел в нее глубже, или, наоборот, чтобы уберечься от него, — она не знала.

Он все глубже проникал в нее, пока не исчезло ее внутреннее сопротивление, и последним движением вошел в нее полностью.

Она бы, наверное, закричала, если бы ей было чем дышать. Перед глазами все плыло.

Он приподнялся на локте, тяжело дыша, с удивлением и недоверием глядя на нее.

— Лайла!.. О Господи! Не могу поверить! Ты девственница?

— Уже нет. — Она продолжала прижиматься к нему, спина выгнулась ему навстречу. Ей хотелось, чтобы он оставался там, где был.

— Пожалуйста, Джексон! О, пожалуйста! — Она откинула голову назад, испытывая животное удовольствие от того, что он не давал ей освобождения от страсти. Ей все еще было больно, но тело стремилось преодолеть эту боль и испытать неведомое.