В лабиринтах тёмного мира. Том 2 - Олег Северюхин

С этого кружка все и началось. Кружок вел учитель рисования сельской школы, но занятия проводились при церкви. Во время занятий учитель и отец Серафим рассказывали детям о библейских историях, которые нашли отражение в творчестве величайших художников мира. Дети рисовали орнаменты, пейзажи, делали росписи крашенок и постепенно из среды учеников начали проявляться таланты, чьи произведения высоко ценились не только в епархии, но и успешно продавались в художественных магазинах, принося небольшой доход на содержание кружка.

Отец Серафим знал заповедь о невозможности одновременного служения Господу и Мамоне, но учитель уговорил его создать на базе кружка общество с ограниченной ответственностью и реализовывать художественные произведения не подпольно, а открыто, принося налогами пользу государству, зарабатывая деньги на зарплату художникам и развитие художественного промысла.

Прав был учитель во всем. Но он забыл, что с 1917 года государство уничтожало частное предпринимательство. Сейчас, декларируя переход семимильными шагами к рыночным отношениям, оно с усмешкой посматривает, выживет ли предприниматель от государственного и криминального беспредела. Поэтому и иностранные предприниматели не хотят деньги в Билбордию вкладывать. Они знают, что если не государство, то криминал их обует по всей форме и со всех сторон.

Только начали работать в полную меру, так сразу, как по наводке из регистрационных органов, приехали рэкетиры и потребовали долю. Пожаловались в милицию, как будто дополнительную бригаду рэкетиров вызвали. Ни сан, ни церковь не помогли. Дали сроку три дня, иначе и мастерская вместе с церковью дымом пойдут.

Когда шестисотый «мерс» с бригадой выезжал из села, на околице стоял и махал рукой отец Серафим с наливающимся кровоподтеком под левым глазом.

– Что, козел, деньги нашлись? – высунулась из окна бритая голова без затылка.

– Нашлись, нашлись, – сказал отец Серафим, и быстро перекрестившись, что-то сунул в полуоткрытое окно.

Расследование показало, что в «мерседесе» взорвалась граната Ф-1, «лимонка», осколки которой размером с фалангу пальца летят на двести метров, порубив пять человек и повредив имеющееся у них оружие.

Судя по осколкам, качеству взрывчатого вещества, взрывателя, граната была изготовлена в период 1940–1942 годов.

Свидетелей происшествия не было.

Катерина

По этому рассказу я сама скажу. Правдивый рассказ и я не осуждаю отца Серафима за то, что он сам устроил земной и божий суд притеснителям людей. Божий суд, это так, к слову пришлось. При отсутствии суда законного от власти, в силу вступает суд народный, земной, по справедливости. А справедливость и законность понятия совсем разные. При империализме не допускалось никакого выражения мнения, отличного от царского. Слово сказал – на каторгу. Два слова сказал – на эшафот. Совсем как сейчас. Вот и рванул котел в 1917 году. Все революционеры по тюрьмам сидели, дружков своих из уголовников привели на высокие посты и стала власть наша полуголовная, она и законы уголовные сделала такими, чтобы преступника не обидеть, а законопослушного гражданина поставить в такое положение, как мужика на зоне или как другого зэка более низкого кастового положения. То ли отпущенные, то ли опущенные. Поэтому уголовные преступники всегда были социально близкими для власти и даже в лагерях помогали власти бороться с политическими оппонентами, уничтожая их физически и морально.

Раньше у нас говорили, что в стране историй много, да только вот Шекспиров на них не хватает. Был один билбордянский Шекспир по фамилии Солженицын и того затравили, а потом и вообще из страны выгнали. Выпнули. Зато сейчас Шекспиров много, да только никто их не слушает. Вернее, слушают, но только тех, кто пишет, что власть здесь ни при чем. Вот все так и есть, нищета, беспросветная серость, но в том повинны сами люди, а не власть. Власть, мол, пришла от Бога и трогать ее нельзя. Попов поставили под государственную охрану, майоры и капитаны охраняют духовных особ, а они в качестве небожителей катаются на дорогущих иномарках и посылают в разные стороны представителей власти. Зато главные попы все проповедуют, что нескромно заглядывать в карманы скромных священнослужителей и интересоваться, на какие шиши они приобретают такие дорогие автомашины.

А вообще-то это все мелочи по сравнению с тем, что представляет из себя жизнь одного человека. Вот мне, например, более интересно, придет ли ко мне мой новый знакомый, с которым я познакомилась вчера. Ушел неизвестно куда и не сказал, когда придет. Доктор-диагност. А ведь он и вправду диагностирует всех людей и говорит им то, что им нужно. Мне кажется, что он специалист по человеческой душе. Это самое главное. Можно человека осыпать золотом, но если у него черная душа, то и золото это пойдет на черные дела и принесет людям столько вреда, что лучше бы его этого золота лишить, но кто его лишит. Это все от Бога, а лишить его всего может только тот, кто с Богом не якшается. Господи, прости меня за такие грешные мысли.

Давно я так не бежала с работы. Нужно было в магазин зайти, купить продуктов, чтобы приготовить настоящий ужин, ведь мужик с промысла придет, его кормить нужно. И что я как невеста на выданье с такой тревогой и волнением жду человека.

Непрошенная слеза выбежала из женского глаза, заставив вспомнить утерянную семью. Говорят, что время лечит. Не лечит оно, просто оно стирает то, что было, как история стирает в песок ранее цветущие города и страны и только археологи что-то открывают, заставляя людей думать о том, что ничего не вечно и только жизнь способствует развитию и процветанию другой жизни.

Электрический звонок заставил ее вздрогнуть, она опрометью метнулась к выходу, открыла дверь и бросилась на шею к стоящему там мужчине.

– Володя, – шептала она и плакала то ли от радости, то ли от прошедшего горя, то ли от того, что необъяснимо никакими теориями.

Мужчина обхватил ее рукой за талию, приподнял, внес в квартиру и аккуратно прикрыл за собой дверь. Катерина висела на нем и казалось потеряла ощущение реальности, к которой ее вернуло шипение на кухне и доносящийся запах подгорающего лука в сковороде. Высвободившись из объятий, она унеслась на кухню и на ее лице не было никаких следов слез и страданий. У плиты стоял человек со счастливым лицом и было ясно, что то, что он приготовит, будет необычайно вкусно и полезно тому, для кого все это готовилось.

– А я отпросилась с работы пораньше, – торопливо говорила Катерина, – иди мой руки, возьми розовое мыло, оно очень хорошо мылится и запах от него приятный, а у меня будет гуляш из говядины и макароны. Написано, что итальянские, но итальянские едят итальянцы, а мы едим всякую ерунду, думая, что это произведено в Италии. Как у тебя прошел день? Ты что больше любишь, вино или водку? Если хочешь, то у меня есть и коньяк. У меня есть маленькие огурчики, сама мариновала с чесноком и другими специями, держу на праздник, а сегодня праздник и есть.

Вульф

Я испытал все. Не было такого приключения, в котором бы я не участвовал; не было такого злодейства, к которому бы я ни приложил руку; не было такого мошенничества, к которому бы я не был причастен; не было такой сволочи, которая бы не числилась в моих соучастниках; не было такой трагедии, в которой бы мне не отводилась если не самая главная, но не второстепенная роль, но вот такого чувства, какое я испытываю сейчас, намыливая руки розовым мылом и слушая то, что говорит эта, вчера еще незнакомая женщина, у меня не было никогда.

Я перепробовал все, что есть съедобное в этом мире. Мои друзья-китайцы говорят:

– В мире нет несъедобной пищи – есть плохие повара. Мы едим все, что шевелится, что не шевелится, мы расшевелим и съедим.

А здесь, за этим незатейливым столом, накрытым с теплом и уважением, я чувствовал себя намного лучше, чем где бы то ни было.

– Давай водку, – сказал я Кате, – я у вас, в Билбордии, поэтому я должен пить водку.

Какая-то тень промелькнула в глазах приютившей меня женщины, но я не придал этому значения, наливая водку в граненые стопки. Себе – полную, Катерине – половину.

– За счастье, – сказал я маханул водку в рот. По-билбордски одним глотком. Огненная жидкость обожгла рот и наполнила его горечью, которая прошла почти что мгновенно. Подцепив вилкой маленький огурчик, я весело захрустел им, чувствуя, как по всему телу разливается, что-то холодное и согревающее.

Катя сидела с поднятой рюмкой и внимательно смотрела меня.

– Ты почему не пьешь? – спросил я.

– Скажи мне, Владимир, – грустным голосом произнесла она, – ты шпион?

Я прямо-таки поперхнулся куском хорошо приготовленного мяса, которое только что с большим удовольствием жевал.

– С чего это ты взяла? – спросил я.

– Ты сам сказал, что ты у нас, в Билбордии, и поэтому должен пить водку, – обреченно сказала женщина.