Африка грёз и действительности (Том 1) - Иржи Ганзелка

Касабланка являет собой характерный пример социальных и культурных контрастов в Марокко. Название города означает по-испански «белый дом». Город действительно ослепляет своими великолепными дворцами, многоэтажными небоскребами и широкими бульварами, которые как-то не вяжутся с представлением об Африке. Под стройными пальмами и благоухающими олеандрами движется пестрый поток берберов, негров из Французской Экваториальной Африки, элегантных европейских женщин, закутанных арабок, белых и черных солдат в мундирах французской армии и, не в последнюю очередь, американских туристов, настоящих и мнимых. В Марокко все возрастает число таких «туристов», которые привозят с собой планы морских и авиационных баз, а также проекты создания франко-американских концернов. С их помощью французский капитал и сама Франция постепенно вытесняются из Северной Африки.

Во время войны белокаменную Касабланку наводняли высокопоставленные чиновники и руководители генеральных штабов западных стран. В тенистых ее двориках и чудесных садах под вечно лазурным небом они подготавливали заключительную фазу «третьего» африканского фронта, который должен был изгнать призрак, угрожавший потерей Суэцкого канала и Ближнего Востока. Это произошло вскоре после того, как были оглашены напыщенные декларации Атлантической хартии, провозглашавшей на бумаге программу гуманности, свободы воли и совести.

«Представители» западной культуры, однако, не заглянули вглубь мрачного касабланкского квартала Бусбир, являющего собой неописуемое вместилище нищеты и унижения человеческого достоинства.

В лагере Иностранного легиона[6]

По прибытии в Касабланку мы почти целый день потратили на поиски ночлега. Не помогли ни вмешательство соотечественников, ни префектура. Жилищный кризис в Касабланке распространился и на гостиницы. После напрасных попыток найти пристанище мы решили устроить ночлег собственными средствами и, таким образом, уже через несколько часов по прибытии на африканский континент смогли подвергнуть испытанию наши дорожные постели. Уезжая из Праги, мы не думали, что нам придется пользоваться складными кроватями и спальными мешками среди десятиэтажных домов и фешенебельных отелей Касабланки.

В Касабланке имеется довольно многочисленная колония наших земляков. Она объединена местным землячеством, которое располагает даже своей библиотекой. Однако на каждом шагу чувствуются результаты постепенного, но неумолимого врастания переселенцев в местную жизнь. Нельзя обвинять в этом одних только родителей. Многие из них стремятся сохранить в семье родной язык, но занятость часто не позволяет им посвящать детям достаточно времени, чтобы уберечь их от влияния французских школ. Если родители, несмотря на тридцатилетнюю разлуку с родиной, все еще хорошо говорят по-чешски, то дети, которые ежедневно вращаются среди французских и арабских ребят, знают зачастую лишь несколько стереотипных чешских фраз, да и вообще не проявляют охоты говорить на языке своих родителей.

Наряду с теми переселенцами, которые сохранили чехословацкое гражданство и постепенно откладывают франк за франком, чтобы в один прекрасный день вернуться на родину, есть здесь и другая, относительно немногочисленная группа чехов, так называемых натурализированных французов. Некоторые из них, женившись на француженках, сочли разумным принять гражданство той страны, где они проживали. Другие поступили на службу во французские учреждения, и перемена образа мыслей была для них условием сохранения места. Наконец, были среди наших «земляков» и те, кто считал получение французского гражданства примерно таким же отличием, как возведение в рыцарское достоинство. Но факт остается фактом: поколение, вырастающее в таких условиях, неизбежно ассимилируется местной средой.

В Рабате мы встретились с чехом — преподавателем высшей промышленной школы. Он живет в Марокко безвыездно с 1920 года. Жена его — француженка. Восьмилетний сын ни слова не знает по-чешски, хотя отец безукоризненно владеет родным языком, несмотря на почти тридцатилетнюю разлуку с Чехословакией. Со слезами на глазах показал он нам собственноручно переплетенные «Силезские песни» Безруча, которые хранит как реликвию. Он сожалеет, что дома ему приходится говорить с женой по-французски. Ничего не поделаешь, нужна практика. Если он будет запинаться на лекциях, этим останутся недовольны его хлебодатели…

Во французской Северной Африке есть еще одна группа чехословаков. С ними мы встретились уже на территории Алжира. Здесь, в нескольких десятках километров от марокканских границ, расположен небольшой городок Сиди-бель-Аббес. В нем побывали десятки и сотни тысяч тех, кого выгнало из дома безрассудство молодости, жажда приключений или какое-нибудь пятно на совести. Сиди-бель-Аббес — это резиденция Иностранного легиона, а эти два слова говорят о многом.

Иностранный легион всегда представлял собой смешение всех национальностей, и всегда в нем были и чехи и словаки. Те, кто покинули свои дома и укрылись в фортах раскаленной Сахары, где и живут до настоящего времени, получили возможность спокойно обдумать причины, побудившие их сделать такой шаг. У них зачастую уже позади не только пять лет обязательной службы, но и долгие годы самых разнообразных мытарств в рядах этой военной организации авантюристов. Некоторых, возможно, удивит, что в Сиди-бель-Аббесе на каждом шагу услышишь немецкую речь. Однако объясняется это просто: 80 процентов новобранцев легиона — это немецкие нацисты. Никто не спрашивает их, почему они пришли сюда. Подписан «контракт» на пять лет, значит, зачеркнуто все прошлое. Само собой разумеется, среди них много людей, которые бежали из Германии, чтобы в Иностранном легионе найти убежище от комиссий по денацификации.

Начальник французской информационной службы удовлетворил нашу просьбу и разрешил осмотреть казармы и побеседовать с легионерами. Те казармы, которые обычно показывают посетителям, содержатся в чистоте и порядке, резко отличаясь от остальных помещений. Через четверть часа после нашего прихода около нас собралось несколько земляков. Большинство из них даже не знают друг друга. Они считают это излишним, так как язык и национальность в Иностранном легионе имеют второстепенное значение. Некоторые из них провели последние годы в Индокитае и после ранений возвратились во Францию.

Решающую роль здесь во всем играют деньги.

— А что, в Индокитае было лучше, чем здесь? — спросили мы одного из легионеров.

Представители Автоклуба Чехословакии и директора завода «Татра» Свобода и инженер Ружичка прощаются с нами перед зданием Пражского автоклуба.