О Викторе Драгунском. Жизнь, творчество, воспоминания друзей - Алла Васильевна Драгунская

«Синяя птичка» — театр сатиры, и мы не хотели бы походить на того человека, который на своем веку мухи не обидел. Всех остальных он, вероятно, обижал! В самом деле, если, как утверждал один музыковед, — опера должна быть «оперативна», то тем более должна быть оперативна, действенна сатира. На словах это признает каждый литературный критик, но…

С пером сатирика-задиры

Теоретически дружа,

Он жаждет ласковой сатиры,

Он ищет… бритого ежа!

Зрители вправе требовать, чтобы театр наш не походил на салон для бритья и стрижки ежей.

«Синяя птичка» — это театр шаржа и гротеска. А уличать шаржиста в том, что у изображенного им человека нос в действительности несколько миловидней — значит расписаться в своей наивности.

Раз увидал наивный Степа,

Тлю в объективе микроскопа —

И закричал во весь свой рот:

«Преувеличивает! Врет!»

ПРЕУВЕЛИЧИВАТЬ — в том, Степа,

И назначенье микроскопа.

Микроскоп, товарищи, — вы обязаны это знать — преувеличивает, не врет!

На этом, собственно, можно было бы и закончить разговор о правах и обязанностях наших зрителей. «Синяя птичка» — это прежде всего, театр СМЕХА, а смеяться — это, право, не обязанность, а просто — одно из свойств здорового, бодрого человека. А мы и здоровы и бодры. Ведь недаром в отчетах о заседаниях самых высоких учреждений нашей страны мы то и дело встречаем ремарку: «В зале смех».

Мы надеемся, что смех будет слышен в зале нашего маленького театра и что зрители нашего театра не будут долго раздумывать над тем, смеяться им или нет, как раздумывал тот, знаете его? — ФЕДОТ.

Какой-то бюрократ по имени Федот

Во вторник услыхал веселый анекдот.

Но, тайно радуясь смешному анекдоту,

Он рассмеялся лишь в субботу.

Нетрудно объяснить столь долгий интервал:

Он предварительно свой смех… согласовал.

Среди наших зрителей подобных, так сказать, хохотунов замедленного действия, мы уверены, — нет. Но принимая во внимание чисто теоретическую, разумеется, возможность единичных случаев такого рода — дирекция театра «Синяя птичка» убедительно просит зрителей смеяться тут же, не выходя из зрительного зала».

Как ни странно, Виктор Ардов не писал текстов — сценок, монологов и т. п. для «Синей птички», но высоко ценил работу Виктора в этом маленьком театре. Он много раз бывал на спектаклях «Синей птички», заходил за кулисы. Он радовался за Витю и, мне казалось, гордился им. Ему так нравились эти спектакли, что он тащил всех своих друзей и знакомых в Дом актера.

Однажды на улице Горького мы встретили Виктора Ефимовича и пошли вниз к Охотному ряду. Навстречу нам шел какой-то пожилой человек. Это был актер Тусузов из Театра сатиры. Витя его хорошо знал, они проработали вместе несколько лет в Сатире. Виктор рассказывал мне раньше, что Тусузова часто разыгрывали, шутили над ним, но в театре его любили.

Тусузов сказал Вите, что он наслышан об успехе «Синей птички», но попасть пока не смог.

— А на «Летучую мышь» к Валиеву, небось, ходил? — сказал Ардов.

— Не привелось.

— Ну, тогда, — сказал Ардов, — иди скорей смотреть «Синюю птичку», а то, чует мое сердце, закроют, запретят… Уж очень нахально ведет себя Драгунский. Спешите видеть!

В начале своего существования это был театр для актеров и творческой интеллигенции. Представления начинались в половине одиннадцатого вечера. Разумеется, чтобы актеры после спектаклей могли прийти в свой Дом, отдохнуть, насмеявшись на представлении, созданном специально для них, а после спектакля спуститься в ресторан, который был открыт до трех часов ночи, поужинать. Это было недорого и доступно для актеров. А главное — пообщаться друг с другом.

Вообще говоря, 1948 год оказался счастливым для нас с Виктором.

Во-первых, осуществилась мечта Виктора о маленьком театре пародий и огромный успех спектакля. И второе, очень важное для нас: мы получили возможность жить в прекрасной комнате на Рождественском бульваре. Только вдвоем, без родителей, братьев и сестер. Мы, всю жизнь прожившие в перенаселенных коммуналках, с трудом верили в такое счастье.

А получилось так. Двоюродный брат и самый близкий друг Виктора Миша Аршанский покидал Москву навсегда. Он уезжал в Ленинград к жене. Ему очень хотелось помочь Вите с жильем, поэтому он не стал выписываться из своей комнаты, чтобы дать возможность Виктору прописаться постоянно на его площади (были такие слова: «жилплощадь», «жировка», «места общего пользования»). Сделать это было нелегко: нужно было договориться в домоуправлении и в райжилотделе. Потребовалась сумма по тем временам значительная. Деньги нашлись — помогли друзья.

Чтобы прописаться на новой площади, нужно было обязательно выписаться из своей коммуналки, где Витя жил с 1925 года. Выписаться всегда легко, а прописаться в другое место почти невозможно. А здесь случилось небывалое: Витю прописали постоянно в комнате брата. К экое это счастье — закрытая дверь, возможность пригласить гостей, засиживаться заполночь. В те времена люди очень активно общались.

Как только мы поселились на Рождественском бульваре, к нам стали часто приходить друзья и знакомые. Комната была небольшая, но уютная, с окнами на бульвар. Кто у нас только не перебывал! Чаще других к нам заходил Зяма Гердт, который, как оказалось, снимал комнату в этом же подъезде, этажом выше. Милочка Давидович иногда приходила с писателем Эмилем Кротким, невероятно остроумным, добрым и действительно кротким и тихим человеком, бывали у нас художник Иосиф Игин, Володя Дыховичный, Владик Бахнов, Яша Костюковский, Михаил Светлов — всех не упомнишь.

А сколько актеров бывало у нас здесь и позднее на Каретном! Иногда всей компанией отправлялись ужинать в Дом актера или в «Арагви». В те годы это было доступно и по ценам, и по возможности просто зайти в ресторан, не пререкаясь со швейцаром.

Даже когда родился Денис, к нам продолжали заглядывать «на огонек». Мы с Витей тоже ходили в гости. Часто встречались у Милочки Давидович в небольшой комнате в Трехпрудном переулке. Она тоже не могла пожаловаться на отсутствие гостей. У нее мы познакомились с одним из первых советских драматургов Алексеем Михайловичем Файко, совершенно замечательным, просто уникальным человеком. Его пьесы ставил Всеволод Мейерхольд. А пьеса «Человек с портфелем» пользовалась неслыханным успехом еще в начале 30-х годов. Спустя многие годы пьеса была восстановлена. И однажды А. М. Файко пригласил нас на премьеру этого спектакля в Драматический театр на Спартаковской. Спектакль очень понравился, но Алексей Михайлович восклицал: «Ах, если б вы видели Марию Ивановну Бабанову в роли Гоги!»

Нередко мы бывали в гостеприимном доме Лиды Либединской, с ней мы были в дружеских отношениях длительное время.

Что касается общения, то