Парфюмер звонит первым - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Или дайте мне телефоны ваших знакомых, – простодушно попросила Таня, – я сама их обзвоню.
«Черединского все равно рано или поздно придется увольнять и на себя переводить все его связи. Почему бы под сурдинку не начать процесс переключения прямо сейчас?»
– Э-э, нет, – Эрнест Максимович аж ручки от удовольствия потер. Какой подарок судьбы: московский конкурент, мальчишка Ленька, сгинул неизвестно куда. Разве Черединский упустит удовольствие первым услышать, что Шангин угодил в медвытрезвитель! – Я сам этим займусь.
– А может быть, не спешить? – изобразила сомнение Таня. – Может, подождать? Он сам найдется?
Но Эрнест Максимович уже заглотнул наживку и с крючка срываться не пожелал.
– Да что вы, Татьяна, м-м, Валерьевна, как мы с вами можем бросить нашего, м-м, товарища на произвол судьбы?! Обязательно надо звонить, узнавать, что с Леонидом. Причем немедленно! Вы что?! В городе такая преступность! Недаром раньше говорили: «Костров-папа»! Вон, «молодежка» сегодня написала: на территории заброшенного завода сельхозмашин нашли неопознанный труп. Может, это Леня и есть – не дай бог, конечно! Нет-нет, я начну выяснять, причем немедленно!
Черединский с воодушевлением скинул одни очки, нацепил другие и достал из верхнего ящика стола главное богатство, нажитое им за долгие годы: пухлый еженедельник с прямыми номерами телефонов всех сколь-нибудь значимых в Кострове людей. Таня давно на эту книжку облизывалась.
– В последний раз его видели вчера в два часа дня, – пояснила она, – Леня на машине вроде бы на пляж собирался. А машина у Леонида – серая «девятка», номер икс, триста двадцать два, икс эм. – На цифры у нее была прекрасная память.
– Да-да, – рассеянно молвил Эрнест Максимович, – я все узнаю. – Он черкнул номер машины на перекидном календаре и стал набирать телефонный номер.
Татьяна отправилась к себе и провела час за скучнейшим делом: верстая календарный план рекламной кампании «Юлианы».
…А около шести к ней в кабинет явился (естественно, без стука и без доклада) Черединский и сообщил:
– Ваш Леонид нигде не обнаружен. В сводках ДТП ни он, ни его машина не значатся. В моргах такого не числится. Неопознанный труп с завода сельхозмашин оказался бомжом пятидесяти пяти лет. В больницах Шангина нет, неизвестных пациентов его пола и возраста – тоже. И в медвытрезвителе он, к сожалению, тоже не обнаружен.
«Оговорочка по Фрейду».
– К сожалению? – подняла бровь Таня.
Эрнест Максимович ничуть не смутился:
– Я имею в виду: очень жаль, что его не нашел. Кстати, я прямо сейчас по нашему делу отправляюсь в «Каравеллу» ужинать с одним полковником из местного УВД. Попросить его объявить машину Шангина в розыск?
– Я думаю, не помешает.
– Я бы мог еще попросить полковника, чтобы он навел справки в аэропорту и на вокзале: не брал ли Шангин куда в последнее время билет. Для меня полковник сделает.
Таня поморщилась:
– Это пока, думаю, будет лишним.
– Тогда я поспрошаю полковника, что вообще творится в городе. Может, это наведет меня на след.
– Хорошо, Эрнест Максимович, идите.
Таня так и не поняла: существовал ли ужин с милицейским полковником в действительности, или Черединский нафантазировал, чтобы найти предлог пораньше смыться с работы.
– Вася, Васенька, что же нам делать?!
– Не знаю. Не знаю я. Представления не имею.
– Может, опять в милицию позвонить?
– Ну, и что они тебе скажут?
– Просто… Напомним…
– Не надо их дергать. Они бы, если что нашли, сами б позвонили.
– Но я не могу, не могу просто сидеть сложа руки и ждать! Понимаешь ты это или нет?!
– А что ты предлагаешь?
– Я не знаю. Не знаю! Ты же у нас мужчина – ты и решай!
– Люся, успокойся, пожалуйста.
– Тебе хорошо говорить! Конечно! Это ж не твои дети, а мои!
– Люся, ну что ты болтаешь такое?.. Перестань! Как у тебя язык поворачивается?! Ты же знаешь, как я люблю и Валечку, и Сашеньку…
– Да?! Почему-то, глядя на тебя, этого не скажешь. Особенно судя по тому, как ты тут сидишь, котлеты уплетаешь. Спокойный, словно удав!
– Люся, ну что я могу сделать?
– Что ты можешь сделать!.. Да мне от тебя ничего не нужно. Ничего!
Она без сил опустилась на кухонную табуретку и тихо заплакала.
– Люсь, ну не надо…
Она продолжала плакать.
Он осторожно отодвинул тарелку с недоеденными макаронами и куском котлеты.
– Знаешь, Люсь, я с мужиками нашими из гаражей договорился. Сейчас, пока еще светло, мы пойдем прочешем весь берег Танаиса. От Мотылевской до самого Третьего квартала. А где не успеем посмотреть, завтра с утра пойдем. Я на завтра отгул взял. И мужики все мои – тоже.
– А что ж ты раньше-то молчал? – сказала она, по-прежнему всхлипывая, но сквозь слезы на ее лице проявилась робкая улыбка.
– Не знаю, – пожал он плечами и тоже попытался улыбнуться.
– А можно я с вами пойду?
– Ты? Зачем, Люся?
– А что, предлагаешь мне одной сидеть дома и тупо ждать?!
– Ну… Я не знаю… – растерянно бормочет он. – Как ты пойдешь? Тут ведь по-всякому бывает… Может, мы Вальку и Сашку не самих найдем, а… Ну, тела ихние, короче…
По тому, как жена вздрогнула и залилась слезами еще пуще, он понял, что сморозил глупость, и испуганно заорал:
– Люся! Люся! Да ты не слушай меня! Не слушай язык мой поганый! Сам не знаю, что несу. Да все будет нормально, Люся! Да живы, живы они! Я уверен!
Глава 3
Таня засиделась на работе. Уже давно ушла Изольда Серафимовна, отпросился и радостно укатил на «мерине» шофер Вас-Палыч, а она все торчала за своим ноутбуком, тасовала программу рекламных мероприятий, перекладывала так и эдак пасьянс из них.
Говоря откровенно, о рекламе ей думать абсолютно не хотелось. Мысли то и дело перескакивали с высокоумных слоганов и генезиса на всякую ерунду. А ерундой – опять же, если честно, – был директор «Юлианы» Глеб Захарович Пастухов. Харизматическая, как ни крути, личность. Насильно выкидываешь его из головы, а не получается… Чего вдруг ему приспичило приглашать ее на обед? И уж тем более – наводить о ней справки? Неужели влюбился?
На этой мысли Таня улыбнулась. Хорошо бы, конечно, если б Глеб Захарович в нее втрескался. Втрескался безответно, отчаянно и безнадежно. Тогда ему, под видом рекламы, можно будет любую халтуру втюхать… Впрочем, о чем это она? Какая может быть любовь у генерального директора? Богатого и самодостаточного сорокалетнего мужчины? Такие не влюбляются. Девчушек снимают – это да. А вот любовь, тем более с первого взгляда, у серьезных бизнесменов не случается. Президенты концернов голов терять не умеют – иначе б они не в бизнес, а в поэзию пошли.
«Впрочем, даже если вдруг любовь, все равно от ГЗ надо держаться подальше, – решила Татьяна. – В теннис, конечно, сыграю – исключительно для пользы дела. Но в ресторан, если еще раз пригласит, не пойду. Есть в этом Захаровиче что-то… – она задумалась над формулировкой, – настораживающее, что ли…»
Но на смену разумной мысли тут же поспешила неразумная: «А хорошо бы, если б он сейчас позвонил!»
Таня даже расстроилась – надо ж, какая чепуха в голову лезет. Это, наверное, оттого, что она в этом Кострове очень одинока. И с работы ей даже некуда спешить. Какая у нее альтернатива пустынному ночному офису? Только сидеть дома и смотреть телевизор, а это еще скучнее, чем обсчитывать рекламную концепцию… Но что поделаешь, если никого здесь, в городе, она не знает настолько, чтобы с ним хотелось провести свободный вечер. Да что говорить, она даже маникюршу с парикмахершей нашла с трудом – с третьей или четвертой попытки каждую – и не была довольна ни той, ни другой. Еще и Ленька исчез. С ним, пока он был рядом, хоть можно было потрепаться, иногда после работы даже пива выпить. Но где он сейчас?
Мысли Тани перекинулись к тому, о чем она старательно пыталась забыть всю вторую половину дня: к исчезновению Леонида. Вдруг вспомнилась их последняя встреча. Подумать только: это было всего лишь позавчера, в субботу, а столько всего произошло, что кажется, сто лет минуло.
Они тогда засиделись с Ленькой в офисе капитально, аж за полночь. Вычитывали последний раз черновик концепции, вычесывали оттуда блох, даже слегка порепетировали каверзные вопросы, которые будет задавать ГЗ – главный заказчик, Глеб Захарович Пастухов. Потом наконец два экземпляра чистовика положили на стол в предбаннике: с утра в воскресенье придет Изольда, сделает на ксероксе десять копий и отдаст в срочный переплет…