Кандзявые эссе - Александр Вурдов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[山 - Гора САН_яма 3 (山 (46) гора)]
Теперь нам уже не составит особого труда прочитать и произнести вслух две такие распространённые японские фамилии, как 中山 и 山中 (Накаяма и Яманака), а заодно и вспомнить кун иероглифа 中 (нака).
С кандзи «Поле», как и с кандзи «Гора», также нет никаких проблем. Если бы не японские фамилии 田中 (танака), 中田 (накада) и 山田 (ямада), его кун из-за своей чрезмерной простоты мог бы показаться слишком сложным для запоминания. Теперь же стоит только вспомнить любую из этих фамилий, как без труда вспоминается простое слово «та» (поле).
Куда сложнее у кандзи «Поле» запомнить его ОН, поскольку нашему пока ещё непривыкшему сознанию довольно трудно увязать слово «дэн» с полем. Разве что может выручить рифма дэн-дзэн, хотя нам такое сопоставление мало о чём говорит. Впервые для запоминания звучания иероглифа нам придётся положиться только на свою память, но лишь до того момента, когда мы познакомимся с иероглифом «ТЭН» (небеса)[61]. Любой, кто смотрит на гладь заливных рисовый полей, видит отражённые в ней небеса, слегка искажённые водной поверхностью. Поэтому и мы исказим небесное «тэн» до «дэн», благодаря чему и получим ОН нашего с вами «рисового поля».
Впрочем, есть и другая зацепка. В 13-ом эссе мы познакомимся с кандзи «Молния / Электричество», ОН которого тоже «ДЭН». Западная логика для запоминания проста и очевидна: поле - электричество - электрическое поле. То есть «дэн» - это то, нечто, что связывает в нашем представлении поле и электричество.[62]
[田 - Поле (рисовое) ДЭН_та 5 (田 (102) поле)]
Кстати, «заливное поле» - это «Вода» + «Поле»:
水 + 田 → 水田 (суйдэн).
Ясно, что знаком 田 обозначается отнюдь не всякое поле. Одно дело - рисовые поля, в которых по колено в воде, согнувшись в три погибели, работают китайские и японские крестьяне, и совсем другое дело - наши с вами европейские сухие поля, которые были получены посредством выжигания лесов и высушивания болот или заливных лугов (и полей). И уж здесь никак не обойтись без огня, а значит, хотим мы того или нет, но нам Придется познакомиться с иероглифом «Огонь».
[火 - Огонь КА_хи 4 (火 (86) огонь)]
Знаменателен тот факт, что «хи» (кун кандзи «Огонь») совпадает с куном кандзи «Солнце» (хи). Так что древние японцы были весьма неглупыми ребятами, коль смогли додуматься до некоей общности двух из важнейших для них природных явлений.
Соединив в одном слове огонь и гору (火山) получим «вулкан» или, другими словами, «кадзан». А вот чтобы получить не заливное, а так называемое суходольное поле, объединения в одном слове иероглифов «Огонь» и «Поле» будет недостаточно. Аналогия с «вулканом» здесь уже неуместна. В случае с «суходольным полем» необходимо пойти значительно дальше, объединив оба этих символа не в одном слове, а в одном знаке. Поле оно и есть поле, а на краю поля стоит маленькая хатка. Конечно, это уже не из той оперы, да и не из той страны, но только такое привычное нам поле по-японски так и звучит: «хата» или «хатакэ». А вот ОНа у этого кандзи нет, что наводит на мысль о японском происхождении данного иероглифа[63].
[畑 - Поле (суходольное) (-)_хата(кэ) 9 (田 (102) поле)]
4.2. СВЯЩЕННАЯ ГОРА ФУДЗИ
Всё выше и выше, совсем как та улитка. Позади уже рисовые поля и огороды, а мы всё взбираемся и взбираемся. Ещё не альпинисты, но уже и не улитки. Слово «взбираться» нам пригодится не только в этом эссе, но и в последующих. «Нобору» - взбираться. Есть тут, правда, некоторый нюанс, но к богатству японского языка на нюансы нам уже не привыкать - язык-то «великий и могучий», совсем как русский. Так вот, этих самых «нобору» в японском языке не менее трёх, и все они означают одно и то же: «взбираться», «подниматься». Разница только в иероглифах, которыми они записываются, да в областях применения (порой сильно пересекающихся): одно дело - подниматься вверх по дороге, ведущей, скажем, из провинции в столицу или в один из мегаполисов Японии, и совсем другое дело - подниматься в гору, именно подниматься, взбираться, карабкаться. Вот за этот процесс чаще всего отвечает тот самый «нобору», который записывается иероглифом 登. Отсюда «подниматься в гору» - 山に登る (яма ни нобору).
Выражение 山に登る записано и иероглифами, и знаками азбуки Хирагана. Знаком る (ру) здесь отмечена та часть «нобору», которая изменяется при всякого рода спряжениях и прочих грамматических метаморфозах, приводящих к различным трансформациям глагола, а непосредственно иероглифом записана неизменяемая его часть:
登る (нобору) - взбираться;
登った (нобо-тта) - взбирался;
登れ (нобо-рэ) - взбирайся;
登ります (нобо-римас) - нейтрально-вежливая форма глагола «нобору».
Знаком に (ни) обозначена направленность движения: Куда? В гору! То есть в какой-то степени частица «ни» является аналогом русскоязычного предлога «в». Только если предлог, как следует из его названия, располагается впереди того слова, к которому он относится, то в японском языке, как и в самой Японии, всё «аккурат наоборот»: и яма вовсе не яма, а гора, и предлог лежит совсем не «перед», а «позади».
[登 - Взбираться, подниматься ТО:, ТО_нобору 12 (癶 (105) отправляться)]
Иероглиф «Взбираться» будет казаться сложным лишь до тех пор, пока мы не разложим его на составляющие компоненты, и если верхняя часть (癶), играющая в данном кандзи роль ключа, придаёт всему иероглифу значение испускания движения[64] и самостоятельным иероглифом не является, то нижняя часть - это иероглиф 豆 (боб), ОН которого «ТО:». По всей видимости, вместе элементы 癶 и 豆 символизируют свойственное всем растениям, олицетворением которых в данном случае стало семейство бобовых, неумолимое стремление к произрастанию навстречу солнышку.
[豆 - Бобы, горох ТО:, ДЗУ_мамэ 7 (豆 (151) боб)]
Несмотря на то, что «Боб» в образованных с его помощью иероглифах часто берёт на себя роль ключа, этого не происходит в случае с кандзи 登 (взбираться). Зато 豆 (боб) передаёт этому кандзи свой ОН, чем и определяет его звучание. Такого рода иероглифические «вставочки», передающие своё чтение более сложным иероглифам, в научной литературе обычно называются фонетиками. Иногда знание таких фонетиков оказывается очень даже полезным при запоминании ОНов иероглифов, образованных при их участии.
4.3. КУНЫ и ОНЫ, ЧТО ЖЕ ИЗ НИХ КРУЧЕ?
Исходя из полученных знаний, нетрудно сообразить, что по- японски «восхождение на гору» или, другими словами, «альпинизм» будет выглядеть (и звучать) как 登山 (тодзан). Когда-нибудь дорогой читатель познакомится ещё с одним суффиксом лица, служащим для образования профессий, специальностей и пр., и тогда он легко сможет образовать японского «альпиниста»[65], сейчас же можно познакомиться с синонимом этого слова, который происходит от хорошо знакомого всем нам alpinist'а: アルピニスト (арупинисуто) - это характерный пример того, сколь велика у японцев страсть к заимствованию. Раньше в основном «брали» у китайцев, сегодня же очень многое заимствуют у Запада.
Следует отметить, что «восхождение на гору» можно сказать и по-другому: 山登り (яманобори). Видно, что иероглифическая запись практически не отличается как по написанию, так и по смыслу, а вот озвучивание уже совсем другое. Различие принципиальное: в слове 登 山(тодзан) используются оны обоих кандзи, а в 山登り(яманобори) уже работают их куны. «Яманобори» - это характерная демонстрация того, как исконно японский язык, в тело которого глубоко пустили корни многочисленные заимствования, не сдает своих позиций, хотя и шаг за шагом отступает под натиском китайско-английского «засилья». Как ни странно, но японцам в этом видится какая-то непостижимая для среднего европейского ума «крутизна».
登山 и 山登り - это лишь один из множества примеров «единства и борьбы противоположностей». Вот, казалось бы, горная дорога: берёшь «гору» и «дорогу» и соединяешь их вместе в одном слове: 山 + 道 → 山道. Но как теперь прочитать это вновь созданное лингвистическое образование? «Ямамити» (кун + кун)? «Сандо:» (он + он)? Перед нами тот случай, когда в японском языке мирно уживаются оба эти слова, обладающие одинаковой записью, практически одинаковым смыслом, но при этом с фонетической точки зрения не имеющие ничего общего.
Для многих изучающих японский язык, основная проблема заключается даже не в том, чтобы запомнить значения и многочисленные чтения отдельных кандзи, а в том, чтобы решить, каким же образом следует в том или ином контексте, слове или случае прочитать тот или иной кандзи - по кунам или по онам.
От современной японской лексики, ставшей ареной борьбы и сотрудничества многих языков, культур и религий, испытавшей на себе влияние многочисленных этнических, этических и исторических обстоятельств, было бы наивно ожидать наличия логически обоснованных правил и надёжных рецептов на все случаи жизни, и если сегодня в Японии певца называют словом «касю» (歌手), а не «утаитэ» (歌い手), то на это, по всей видимости, было предостаточно причин.