Каббалист - Песах Амнуэль

Он встал и пошел из кухни. Включил бра в кабинете и начал рыться в нижнем ящике секретера, он помнил, что старые картотеки складывал сюда. Фамилию он знал, и знал теперь, что искать.

Первым стоял ящичек с карточками на тему «Случаи „сверхчувственного“ восприятия». Слово «сверхчувственного» было взято в кавычки. Правда, кавычки были сделаны чернилами другого цвета, Роман поставил их позднее, когда убедился, что все случаи, занесенные им на карточки, выписанные из книг, журналов, газет, почерпнутые из рассказов знакомых, незнакомых и прочих очевидцев, имеют разумную интерпретацию вне всяких «сверх», поскольку нигде и никогда никто не проводил совершенно чистого опыта, полностью исключающего либо какой-нибудь фокус, либо сговор, либо то и другое вместе. Редкие случаи, когда опыт выглядел все же чистым, заносились на карточки голубого цвета, но и эти карточки, перечеркнутые впоследствии желтым фломастером, напоминали о том, что даже самый чистый опыт при скрупулезном анализе оказывался несовершенным или был связан с остроумной и трудно обнаружимой аферой.

Р.М. вытащил картотечный ящик и поставил на стол. За «Телепатией», данью скорее моде конца шестидесятых годов, оказалась в ящике и коробка, которую он искал. Единственная коробка, накрытая картонной крышкой. На крышке была наклеена фотография, репродукция с какой-то картины, изображающей процесс сейлемских ведьм: несколько женщин с распущенными волосами и безумными, то ли от общения с дьяволом, то ли от пыток, взглядами стояли перед мужчиной в судейской мантии, который потрясал перед ними Библией и изрыгал богоугодные слова, от которых ведьмы обязаны были потерять свою колдовскую силу и во всем признаться. Но признаваться женщинам было не в чем, и безумие в их взглядах было страхом обреченных, не понимающих, почему их выдернули из привычной жизненной круговерти и ввергли в этот ужас, о возможности которого они и не думали до той самой минуты, когда за каждой из них явились стражники и сказали нелепые слова, смысл которых они поняли значительно позднее, а может, и не поняли до конца.

Внутри коробки было четыре отделения без названий, в свое время Роману не пришло в голову, что он может забыть последовательность расположения карточек. В ближнем отделении оказались самые ранние карточки, еще институтские, — систематизация случаев ведовства. Выписки из книг, журналов, газет, переводы, конспекты лекций… Ссылки были указаны везде — анонимных случаев Роман не признавал.

Картотека собиралась восемь лет. Начал он в университете, на третьем курсе, первым стал рассказ о солнечном затмении. Последнюю карточку он вложил в эту коробку, когда понял… Что он понял тогда? Понял, что частную задачу решить не может, и нужно, согласно общей теории решения задач, взяться за проблему, более общую. Оставить в покое цель и заняться надцелью. Тогда он сделал шаг, которого от него не ждали — перешел из «Каскада» в Институт физики, где и проработал пятнадцать лет. «Каскад» свое назначение выполнил — Роман поездил по Союзу немало, налаживая электронную аппаратуру. Из каждой командировки привозил новые записи для картотеки, новые мысли и идеи, а затем и новые вопросы для тестов — методику выявления ведьм он совершенствовал постоянно. Конкретное тестирование заняло три года. Ему было тогда двадцать семь, а Галке, кажется, лет двадцать. Как она попала в их компанию, Р.М. не помнил. В компании всегда кто-то появлялся, а кто-то исчезал надолго или навсегда.

Когда-то, пряча картотечный ящик вглубь секретера, он подумал, что работа эта научила его педантичности, тщательности в отборе материала, умению систематизировать и отсеивать факты. Педантичности оказалось мало для решения задачи, — так он решил, — но достаточно, чтобы написать роман. Потрясающую вещь о средневековье с жуткими, леденящими кровь подробностями.

Вот, например…

В 1587 году в небольшом кастильском городе Паленсия судили ведьму — молодую красивую женщину по имени Долорес. Судили по стандартному в то время обвинению — за связь с дьяволом. Особое совещание — тогда, впрочем, этот орган назывался иначе — приговорило женщину к стандартному по тем временам приговору: изгнанию нечистой силы и сожжению. Бесконтрольная власть во все эпохи приводила к одинаковым результатам — келейности вынесения судебных решений, отсутствию у подсудимого защиты, предопределенности всей процедуры, которая ускорялась настолько, что превращалась в простой и тривиальный до обыденности акт лишения жизни. Ах, тебя видел Хозе Герреро в обнимку с Сатаной? В костер. На плаху. На виселицу. И практически всегда — ни за что. Роман решил даже как-то, что ведьмами были женщины. Женщины, которые осмеливались остаться гордыми. На востоке, где женщины носили чадру, их не убивали с таким ожесточением. А на цивилизованном Западе…

В отличие от многих, Долорес, видимо, действительно была в чем-то ненормальной. На антресолях у одного любителя старины в городе… да, вот на карточке написано, что это был Саратов… Роман отыскал книгу, которую никогда и ни у кого больше не видел. Книга называлась «Процессы ведьм» и была издана в Санкт-Петербурге в 1875 году. Свидетели, факты, даты, рисунки… Женщина эта, Долорес, могла неожиданно застыть, вглядываясь пристально во что-то, невидимое для всех, глаза ее загорались, как написано было в книге, «мрачным бесовским огнем, пылали как два угля», она не слышала окружающих, начинала как-то странно двигаться, то и дело останавливаясь и ощупывая пустое пространство, будто перед ней была стена. И наоборот, тыкалась в стену, будто пыталась пройти сквозь нее, совершенно не понимая, что преграда непреодолима. Она говорила странные слова на неизвестном никому языке (это почему-то больше всего возмущало судей) и прислушивалась к чему-то, будто разговаривала с кем-то невидимым. Впрочем, ясно с кем — с дьяволом, конечно! Потом она приходила в себя и удивленно оглядывалась кругом. Она говорила, что была в сказочной стране и пыталась описать ее, но слов недоставало, она пыталась нарисовать увиденное, но так и не сумела это сделать. И ее сожгли.

Р.М. перебирал карточки и ловил себя на мысли, что оттягивает момент, когда все же придется от белых — фактологических — карточек перейти к розовым — тестовым, и искать на букву «Л» мать Нади Яковлевой.

Р.М. собрал в молодости сотни карточек прежде, чем серьезно задумался над тем, что все эти случаи носят женские имена. Сжигали женщин. А позднее

— сажали в психушки, лишали средств к существованию, презирали, боялись. Нет, мужчин сжигали тоже, и даже в больших количествах, но симптоматика оказывалась иной, объяснимой разумными причинами, не связанным с тем ведовством, которое интересовало Романа. Мужчины-ведьмаки чаще всего занимались магией — белой и черной, прорицаниями, чаще всего бессмысленными, хотя случались и гениальные прозрения. Мужчины занимались алхимией, за что тоже платили жизнью, метод во все века был прост: донос — арест — пытки — признание — казнь. Роман часто думал о том, как же могло общество терпеть все это, почему не восставало. Это было начало семидесятых, за инакомыслие не расстреливали, но ходили разговоры о специальных сумасшедших домах, где и содержатся те, чьи мысли не согласуются с общегосударственными. Но ведь это были только слухи, им можно было верить или не верить, а на самом деле общество было стабильно, средневековье варварство осталось в глубоком прошлом. Роман подумал тогда, что каждое поколение заранее готовят к его судьбе. Людей исподволь заставляют привыкать к мысли, что доносить — естественно и даже хорошо для здоровья общества. И принципы оправдания насаждаются заранее: не должен человек, донося на соседа, мучиться угрызениями совести.