Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья Олегович

— Безопасно.

Зиру вошла на первый этаж, в пустое пыльное помещение: каменные стены, пол, устланный песком и больше ничего.

— Не осталось даже малейших следов живого в Астрале, — прошептал Эгидиус, — я сказал бы, что это место покинули несколько веков назад. Хорошая кладка и сухой воздух позволили сохраниться…

Он заметил, как лицо Зиру стало перекашиваться сильнее обычного, плащ сам соскользнул с кривых плеч и расстелился по полу, покрывая песок, затем колдун выдохнул чёрный дым, который перекрыл все источники света, создав густейшую тень. Зиру тихо улыбнулась: Эгидиус думал, что она боялась песка, что её протезы могли засориться. Как наивно и мило.

— Попытаюсь вспомнить старые навыки.

Колдун повёл посохом, рисуя что-то навершием по воздуху, губы вяло зашевелились, а в глазу появилось свечение. На середине движения он замер, начал всё заново, но и вторая попытка не удалась, лишь с пятнадцатой Зиру увидела, как в воздухе появляется из ниоткуда колышущийся сгусток воды.

— Это тебе.

Влага подплыла к растрескавшимся губам Зиру и была медленно поглощена, она оказалась тёплой и горькой, но смогла утолить жажду и принесла облегчение. Солнце успело встать, прежде чем он создал достаточно воды чтобы напоить ещё и моккахинов. Им требовалось также мало, как и Зиру, однако, Эгидиус много раз терпел неудачи.

— Приношу извинения, прекраснейшая. Моя связь с Тьмой сильна, она поглощает все остальные таланты, которые когда-то были. Тьма поглощает… — Его взгляд затуманился, но почти сразу прояснился. — Отдыхайте все, я буду стеречь.

Зиру улеглась на плащ, а её слуги растаяли в густом мраке, будто их не было вовсе. Она прикрыла глаза, думая, что совсем не устала, но перед внутренним взором вспыхнуло воспоминание о поцелуе… первом поцелуе в её жизни. Сладкое чувство наполнило живот и чресла, Зиру погрузилась в сон.

///

Шакал сидел совсем рядом, неподвижно. Он был совершенно чёрным, но как-то по-особенному, и не сливался с обычным мраком; длинные острые уши чуть подрагивали, ловя тишайшие звуки, а невидимые на морде глаза следили за Зиру. Госпожа убийц не шевелилась, она только что проснулась и пока не понимала, что происходит. Вокруг было пусто, ни моккахинов, ни Эгидиуса, только она и шакал.

— Зиру, — произнёс зверь, — какая странная у тебя душа. Какая больная и гнилостная в сердцевине своей. Мало таких мне доводилось видеть.

— Не нравится, — не гляди… — Она попыталась шевельнуться, но обнаружила, что тело совершенно ей неподвластно.

— Я пришёл сюда по воле моего господина, — того, кто знает конец всех путей, включая твой. Он, кстати, окончится очень скоро и это будет ужасная смерть, какой даже ты не заслужила.

— Ой, как же я испугалась…

— И правильно, — чуть шевельнул хвостом шакал, — такого стоит бояться. Мой господин послал меня с подарком: если захочешь, я устрою тебе мгновенную смерть, прямо сейчас, безболезненную, спокойную, во сне. Очень щедрый дар, если хочешь знать, мой господин благоволит тебе.

— Вот как? Почему же? — прошептала она.

— Разве непонятно? Ты убила так много, как мало кто из женщин этого мира смог, а мой господин крепнет, когда гаснут огоньки жизней. Скажи только слово, и спасёшься от ужасной судьбы.

— А можно мне… просто не умирать?

— Глупая Зиру. Никому нельзя не умирать, таков закон бытия. Ты неспособна пока оценить щедрость моего господина, однако, подумай, скольким из тех, кого ты жестоко и изощрённо лишила жизни, был дан выбор? Несомненно, все они скорее предпочли бы тихую безболезненную смерть во сне, нежели встречу с твоими когтями. Или промежностью.

— Как грубо так говорить с женщиной, — скрежетнула Зиру.

— Так что же? Воспользуешься шансом? Поверь, смерть твоя близка и быть ей ужасно долгой…

— Нет. — Она не сомневалась ни мгновения.

— Что ж, значит, таков твой кисмет. Когда старики вынесут тебе приговор, просто скажи им…

///

Зиру распахнула глаза и рядом очутились её моккахины с обнажёнными клинками. Они были готовы встретить любую опасность на подступах к госпоже, пусть даже и не видели этой опасности. Ужасная женщина поняла, что во сне выпустила когти и тем всполошила слуг.

— Где он?

Убийцы отступили и замерли коленопреклонённые, опустив головы, мимо них, подволакивая левую ногу, прошёл колдун.

— Что-то случилось?

— Где шакал?

— Какой…

Зиру села, собралась с мыслями, и как могла подробно пересказала увиденное. Колдун задумался.

— М-м-м… он спрашивал твоё имя?

— Нет! Он его знал!

— Истинное?

— Да… нет, общеизвестное.

Колдун вновь задумался.

— Это и хорошо, и плохо.

— Это меня взбесило! Что вообще происходит⁈

— Прекраснейшая, нусридадские ночные шакалы овеяны множеством суеверий и страхов. Несмотря на то, что они являются просто небольшими хищниками и падальщиками, сардацары всячески избегают их, ненавидят. Издревле считается, что они умеют проникать во сны и воровать истинные имена. Как ты не можешь не знать, завладев истинным именем, иной завладевает всей судьбой того, кому имя принадлежит. Ныне люди верят, что шакалы несут имена самому Зенребу.

— То есть, шакал предвещает смерть?

— По мнению ныне живущих, — да, — прошептал колдун. — Но это полнейшая ерунда. Зенреб — бог, он знает наперечёт все имена…

— Но шакалы с ним как-то связаны?

Единственный глаз колдуна долго сверлил её снулым взглядом, так что госпожа убийц почувствовала себя безмозглой дурой. Ну, разумеется, они служат богу-шакалу, у которого есть целый культ, который так и зовётся: Аглар-Кудхум — Культ Шакала!

— Не так, как можно было бы подумать, — наконец ответил Эгидиус. — Я считаю, они достались ему в наследство.

Пришёл её черёд молча ожидать пояснений.

— Это долгая история, прекраснейшая. Суть в том, что волноваться не стоит. Шакал, скорее всего, был, и это не сулит ничего хорошего, как не сулит и дурного. Неопределённость, однако, бывает хуже дурных знамений. Что он… хотел от тебя?

— Чтобы я умерла, — проскрежетала Зиру, выпуская когти-клинки на всю длину. — Но я не согласилась.

— Отрадно. Что-то ещё?

— Кажется… — Ужасная женщина осеклась, спазмы разбили её лицо на совсем мелкие конгломераты морщин. — Проклятье! Часть сна рассеялась!!!

От её крика на одной из стен появилась глубокая трещина.

— Я должна была что-то сказать… я должна была что-то… но… он же… забыла!

Когти втянулись внутрь её искусственных рук и пальцы вцепились в копну непослушных ломких волос.

— Прекраснейшая, не кори себя, и не пытайся вытянуть это силой, так не получится.

Его шёпот подействовал, госпожа убийц отняла руки от головы, но глаза её продолжали бегать, и радужка совсем потеряла целостность.

— Тише, — он с трудом смог присесть рядом, преодолев сопротивление негнущейся ноги и положил руку на запястье Зиру. — Всё будет хорошо, прекраснейшая. День уже на исходе, нам пора выдвигаться.

День 13 месяца иершема ( XII ) года 1650 Этой Эпохи, южные пределы Изумрудного халифата, оазис Аби Бахрат.

Все большие города в Семи Пустынях всегда зарождались на окраинах природных оазисов, там, где били ключи, делавшие из песка грязь, в которой могли расти деревья. Так появлялась плодородная земля, — бесценное сокровище. Вместе с оазисами города росли, крепли, богатели, вместе с оазисами и погибали, если на то была воля Отца-Древа.

Жители Аби Бахрата свою зависимость всегда понимали, а потому испокон веку старательно помогали оазису расти: насаждали новые деревья, дарившие тень и защищавшие от песчаных бурь, очищали берега прудов, отбивали нападения шакалов пустыни и жёстко контролировали расход воды. Аби Бахрат являлся важной точкой в великом караванном пути, многие торговцы через него везли свои товары из Дервии в Индаль, обратно, или отправлялись на север, в центральный и северный халифат. Возможно, своим богатством и благополучием город был обязан ещё и заступничеству богов, потому что больших храмов в нём было целых два… вернее, один храм был внутри городских стен, а другой стоял за пределами оазиса, в присыпанных песком холмах.