Поединок - Геннадий Ерофеев

Глаза вышедшего из задумчивости Влодарека вновь сфокусировались на мерцающем мониторе. Ребенок, казалось, ничего не подозревал о сгустившихся над ним тучах и жил своей собственной жизнью. В мозгу Яна очень кстати вплыло то ли где-то вычитанное, то ли навеянное извне всесильным Вуайером: среди некоторых народов Земли существовал обычай отсчитывать биологический возраст человека не с момента его рождения и выхода в свет, а с момента зачатия. То есть мудрые люди считали эмбрион настоящим, полноправным человеком.

– Милый, ты не заснул? – бархатисто прошелестело над головой находящегося ниже пациентки Влодарека. – Что-нибудь не так?

– Всё в порядке, дорогая, – как сквозь кошмарный сон услышал Ян свой напряжённый голос. – Хочу поточнее определить положение плода. Минуточку терпения, скоро твои страдания закончатся.

– Дай-то Бог! – вздохнула более мужественная и спокойная, чем мужчина, пациентка.

Влодарек вздрогнул от неожиданности. Он понял, что Вуайер загнал его в те первобытные, по меркам участников галактических войн, времена, когда люди ещё окончательно не утратили веру. Впрочем, интонация, с которой женщина произнесла второе слово фразы, свидетельствовала о том, что оно давно потеряло первоначальный высокий смысл, превратившись в затёртую повседневной рутиной пошлую идиому – элемент словоблудной риторики.

– Я слышала, что у тебя твёрдая рука, – подбодрила врача женщина прямолинейным комплиментом.

– Да, и ещё кое-что, – на автопилоте ответил Влодарек и неловким жестом пьяного звездобоя, с трудом разобравшего, с какой стороны у лазерного карабина приклад, взял в руку холодную смертоносную кюретку – смертельное оружие гинекологов.

На мониторе произошло какое-то движение. Монитор был установлен по всем правилам врачебной эргономики, позволяя гинекологу, погрузившему инструмент в бездонный «сосуд мерзостей», заниматься своими делами, одновременно отслеживая на экране правильность манипуляций и положение эмбриона…

Положение?!

Яна прошиб холодный пот. Не положение, а поведение! Мальчик с крохотной писулькой и незрячими глазками явно забеспокоился. Значит ли это, что опасность ощущает умудрённый опытом виртль, или Ян наблюдает рутинную реакцию плода на угрозу внешней агрессии? Как известно, у маленьких детей очень сильно развита так называемая эмпатия. А у эмбрионов? Не исключено, что она даже выше, чем у грудных детишек и профессиональных экстрасенсов. Да нет, она заведомо выше! Многократно выше!

– Дорогой, ты не заболел? – вновь тактично подстегнула нерешительного абортмахера истомившаяся ожиданием женщина. – Мы же всё многократно обговорили. Не казни себя, решение принимала я. Ну же, милый!

Честное слово, Ян согласился бы на повторное съедение заживо прожорливыми падальщиками-карнозаврами, лишь бы не совершать того, о чём с деликатной настойчивостью просила дама, которая, как и подавляющее большинство женщин, была намного смелее рефлексирующих по пустякам мужиков.

«Вот чёртова кукла!» – мысленно выругался Влодарек. Положение действительно было щекотливым. Ян до сих пор точно не знал, внедрён ли виртль в человеческий эмбрион, или, как он предполагал, двухчастевой раунд пройдет в заочной борьбе, когда роль плода в каждом акте исполнит подготовленный Вуайером статист? То есть их с виртлем боевые ходы будут не одновременными, а разведёнными во времени – как у шахматистов.

– Что же делать? – озадачился Ян, не осознавая, что опять размышляет вслух.

– Милый, надо делать аборт! – с лёгкой укоризной насмешливо подсказала ангельски терпеливая женщина – Тореадор, смелее!

Женщина, как всегда, была права. Что делаешь – делай! На карту поставлена судьба цивилизации. Будущее и самоё жизнь космической расы Влодарека зависят от того, сможет ли бравый звездобой покончить с двенадцатинедельным эмбрионом, за нежными покровами которого притаился злобный и хитрый чужак. Ситуация весьма неприятная, но ради жизни и счастья многих миллиардов людей необходимо преодолеть психологический барьер и поразить врага ещё на стадии эмбриона, тем самым восстановив равновесие в счёте небывалого хрономатча.

Сказать оказалось проще, чем сделать. Ловкие руки, принадлежащие одновременно и Влодареку, и профессиональному гинекологу, ввели зловещий инструмент в полость матки. Холодная сталь коснулась околоплодного пузыря, словно нащупывая концентратор напряжения, трещину, слабину в защищающей эмбрион оболочке. Но затем…

Почувствовавший себя палачом Ян на мгновение стыдливо зажмурил прикованные к монитору глаза, а когда вновь открыл их, они до краёв наполнились слезами, которые давно уже источало его доброе сердце.

Незрячий эмбрион вёл себя так, словно прекрасно видел, как над ним заносят проклятущую, ненавидимую женщинами всех времён и народов кюретку. Мальчик сиротливо сжался в ещё более плотный комочек, напружинился, судорожно напрягся и предпринял неловкую попытку отодвинуться к противоположной стенке пузыря. Было ли его поведение продиктовано бессознательным инстинктом, или он на самом деле всё хорошо понимал – может быть, даже лучше, чем без пяти минут убийца в белом халате?

Вмокший от пота Влодарек отвёл инструмент убийства от оболочки, давая себе передышку перед решающим броском в… царство подлости?

Младенец, казалось, воспрянул духом. Мышцы его расслабились, распустились, он перестал съёживаться, вновь отдаваясь естественному течению околоплодной воды или так называемой амниотической жидкости – тому загадочному роднику, который, наверное, и даёт начало великой, своенравной и необуздываемой реки времени. Покойный, безмятежный дрейф плода возобновился.

В голове Влодарека застучал отмеривающий секунды до победы или до поражения метроном. Удары метронома сотрясали черепную коробку с тупым усердием пневматического молота. Может, снова зажмурить глаза, заодно заткнуть уши и умертвить плод вслепую? Главное, лишить его жизни одним коротким, исключающим мучения ударом, а уж мёртвую органику Ян как-нибудь выскребет и с открытыми глазами – деваться ему всё равно будет некуда.

Влодарек снова легонько надавил инструментом на оболочку плода, преодолевая отнюдь не её прочность, а собственное яростное сопротивление необратимому поступку. Но глаза он на этот раз не закрыл, а с каким-то патологическим, кощунственным любопытством продолжал следить за развитием событий – с таким чувством в душе десятилетний школьник расковыривает только-только начавшую подживать болячку.

Мальчик опять забеспокоился и вынужденно повторил недавний тактический оборонительный маневр. Его движения выглядели жалкими и наивными, в замкнутом пространстве околоплодного пузыря возможность результативно маневрировать была предельно ограничена.

Влодарек усиливал нажим на оболочку, ощущая себя подлежащим суровой каре садистом-экспериментатором, но не мог остановиться. Эмбрион отодвигался всё дальше и дальше, пока не упёрся головой и плечиками в стенку пузыря. Ян, словно управляемый каким-то злым бесом, надавил ещё чуть-чуть, ожидая, что сейчас облочка прорвётся и её необратимые изменения вынудят его довести грязное дело внутриутробного убийства до логического конца.

Оболочка оставалась пока целой, но долго это продолжаться не могло. Мальчик инстинктивно поджал кривенькие ножки в надежде отдалить неизбежный смертельный удар – а что ещё мог он противопоставить бездушному металлу в руках бездушного звездобоя?

Его трогательный отчаянный жест буквально вскипятил давно стоявшие в безумных глазах Влодарека слёзы. Пребывающий на грани потери рассудка Ян остро чувствовал, какую невиданную бурю эмоций испытывает крохотное недоразвившееся существо, он слышал разрывающий барабанные перепонки умоляющий немой крик неродившегося младенца, призывающий пощадить его и предоставить ему возможность самолично убедиться в бессмысленности того таинства, которое назывется жизнью и которое рано или поздно завершается смертью. Так какая, чёрт возьми, разница, от чего погибать: от кюретки абортмахера, или от старости?