Глаза Клеопатры - Наталья Миронова

— А разве богу войны не может противостоять женщина? По-моему, вполне логично. Но я готов назвать яхту «Ниной», если ты взойдешь на борт.

— Ну зачем? — заупрямилась она. — Я уже все видела. Яхта красивая.

— Смотри. — Никита указал куда-то вниз. — Она пришвартована. Она не тронется с места. Считай, что это продолжение причала.

Он провел Нину по шаткому трапу. Они вступили на палубу, полюбовались одинокой стройной мачтой со свернутыми парусами, потом он показал ей внутренние помещения.

Ее поразило, что яхта такая большая. Здесь были три каюты и еще кают-компания, кубрик, душевая, какие-то подсобные помещения и даже опреснитель воды.

— С тупой настойчивостью кретинки спрашиваю еще раз: неужели тебе не страшно? — повторила Нина, когда они опять поднялись на палубу.

— Нет. Бывает, конечно, что яхты тонут, люди пропадают, но это случается крайне редко. Знаю, статистика тебя не убеждает, но у нас есть все необходимое, чтобы не утонуть. Спасательные жилеты, страховочное снаряжение для работы в шторм, надувная шлюпка, автоматически надувающийся плот, сигнальный маяк, сверхвысокочастотное радио и даже спутниковый телефон. И потом, смерть в воде — одна из самых безболезненных. В холодной воде быстро наступает общее онемение. Внезапная остановка дыхания — это называется апноэ — отключает функции мозга, поэтому паники не чувствуешь…

— Ради бога, перестань! — Нина зажала уши ладонями. — Откуда у тебя эта жуткая осведомленность? Ты что, специально это изучал?

— Представь себе, да. Надо же знать, что тебя ждет. Но я прошел на этой яхте где-то тридцать тысяч миль и, как видишь, до сих пор жив. Когда доверяешь товарищам, ничего не страшно. Мы втроем ведем яхту посменно. Отстоял вахту, можешь отдыхать, возиться в кубрике, спать, читать, любоваться горизонтом. Вода глубокая, синяя-синяя, хороший ветер… Дельфины выпрыгивают из воды и резвятся рядом с яхтой целыми стаями. А ночью — я особенно люблю ночные вахты — над головой целое море звезд. Огромных, мохнатых, не таких, как у нас на Севере. Скорпион перечеркивает небо, как рубец от удара хлыстом, а в нем ярче всех горит Антарес. Извини, я увлекся, — смутился Никита. — Идем, тебе, наверное, холодно…

— Ты очень красиво рассказываешь, — отозвалась Нина, пока он помогал ей сойти на причал, — но все равно мой разум отказывается это воспринимать. Прости, в моей булавочной головке не умещается, как могут тридцать тонн железа держаться на воде и не тонуть.

— «Если тело вперто в воду», — напомнил Никита.

— Прекрасным образом потонет, если удельный вес больше.

— Смотри-ка ты, профессионально рассуждаешь, — засмеялся он.

— Школьный курс.

— Но ты же видишь: не тонет. Значит, удельный вес меньше.

— Не понимаю, как это может быть, — упрямо повторила Нина.

— Ладно, пошли ужинать.

Музыка в ресторане, к счастью, играла негромко: танцплощадка была вынесена на круглую стеклянную веранду. Пропустив Нину впереди себя в зал, Никита ощутил прилив мужской гордости. В ресторане были элегантно одетые женщины, но попадались и дамы в люрексе, увешанные побрякушками. Нина могла дать сто очков вперед и тем и другим. В своем простом белом платьице с узкой черной оторочкой она казалась прохладной, чистой, строгой и неприступной. Пряжка с перламутром, как маленькая луна, мерцала в ее черных волосах. Приятно появиться на людях с такой женщиной.

Метрдотель дал им столик у стеклянной стены с видом на море и предложил заказать коктейли, но Нина попросила минеральной воды, и что-то толкнуло Никиту последовать ее примеру. Он и самому себе не смог бы объяснить, что это было, но чувствовал, что поступил правильно.

Он открыл меню и начал переводить ей литовские названия.

— Откуда ты знаешь литовский?

— Учил специально. Я решил, раз уж у меня здесь дом, надо выучить язык.

— А мне ужасно неловко, что я не знаю.

— Ничего, я буду твоим чичероне.

— Я совсем не голодна, — призналась Нина.

— Ну возьми хоть что-нибудь! Вот если бы ты ужинала дома, что бы ты съела?

— Немного творога.

— Тогда возьми «Капрезе». Это такой мягкий белый сыр с помидорами.

— Мой размер, — кивнула она.

— Бережешь фигуру?

— Я о ней даже не думаю. Нет, я просто не голодна.

— Может, угрей? Тебе же понравилось за обедом.

— Они подадут огромную порцию, а мне больше одного кусочка не съесть. Жалко будет, если пропадет.

— Все, что ты не съешь, доем я, — пообещал Никита.

— А разве это комильфо?

— Это Литва, — улыбнулся Никита. — Европейская страна. Здесь считается, что клиент всегда прав, а его комфорт важнее всего. — Он заказал ей порцию угря и «Капрезе», а себе — салат и свиную отбивную. — А пить что будешь?

— Бокал белого вина, — ответила Нина.

— Ты не против, если я закажу себе красного?

— Почему я должна быть против? К мясу полагается красное. — Тут Нина нахмурилась. — А это ничего, что ты будешь пить? Ты же за рулем.

— Я не собираюсь напиваться вдрызг. И потом, это же Литва. Здесь не такие строгие законы, как в России.

— Где суровость законов искупается их неисполнением.

Это было сказано с таким ожесточением, что Никита недоуменно покосился на нее. Ей-то что за дело до суровости российских законов? Но задать ей этот вопрос он не успел: к столу подошел мужчина, державший под руку впечатляющую блондинку.

— Бронюс! — обрадовался Никита. — Я думал, ты в Вильнюсе. Вот, познакомься, — повернулся он к Нине, — мой друг Бронюс Акстинас, я тебе о нем рассказывал. Это Нина Нестерова. — Никита решил не вдаваться в подробности своего знакомства с ней.

Бронюс на вид был гораздо меньше похож на литовца, чем сам Никита. Он был ниже ростом, с темно-каштановыми волосами. И был он какой-то мягкий, лицо доброе. В нем не чувствовалось заматерелости «морского волка». Он напоминал забавного крота из польского мультфильма. Блондинка по имени Гражина возвышалась над ним на целую голову, но его это ничуть не смущало. Напротив, казалось, он был в восторге.

Никита с Бронюсом перекинулись несколькими словами. Гражина, не говорившая по-русски, стояла рядом и терпеливо улыбалась. Потом Бронюс что-то быстро проговорил по-литовски, они попрощались и ушли.

— Он очень славный, — заметила Нина.

— Ты ему тоже понравилась.

— Это он тебе сказал? Напоследок? Что он сказал?

— Это непереводимо.

— Что-то неприличное?

— Бог с тобой, конечно, нет! Просто Бронюс влюбчив.

— Мне показалось, ему нравятся крупные женщины.

— Ему нравятся всякие женщины. Сколько я его знаю, еще не было женщины, в которой Бронюс не нашел бы что-нибудь привлекательное.