РОЗА И ЧЕРВЬ - Роберт Ибатуллин

Но все-таки в Колонию однажды попал и Саид.

Все началось в четверг, 3 сафара 1917 года Хиджры, в руинах Старой Москвы.

Древняя столица кафиров, непомерно огромная — целая страна, а не город — начиналась в километре к югу от махаллы Науруз, за овечьим выгоном. Хоть и не защищенная никакой волшебной оградой, Старая Москва была для Саида столь же запретной, как Новая.

Город, прогневивший Аллаха, населяли джинны и призраки (так пугали его родители в детстве), разбойники, собаки и ядовитые змеи (так стали говорить, когда Саид подрос). Но его и без этих страшилок не слишком тянуло в Старую Москву. По рассказам бывавших там людей, ничего интересного в руинах не было. Легенды о сокровищах Алмазного фонда и Оружейной палаты до сих пор притягивали кладоискателей, но уже много лет никому из них не улыбалась удача…

Вряд ли Саид пошел бы в руины, если бы не заманил лучший друг, Хафиз Халиков.

Накануне того рокового четверга Хафиз подошел к нему на перемене в мектебе, с таинственным видом отвел в сторонку и показал сокровище: прозрачный округлый камешек с вишню величиной.

— Брат принес из Старой Москвы, с охоты, — гордо сказал Хафиз. — Их там целая река, таких камней. Я у него выспросил дорогу. Пошли завтра со мной!

Саида одолевали сомнения.

— Что же твой брат не набрал там мешок? Разбогател бы.

Хафиз пренебрежительно махнул рукой.

— Да он кроме своей охоты на собак и знать ничего не знает. Думает, это стекляшка. Пошли! А не хочешь, и без тебя найду с кем сходить. — Он поглядел на Саида с прищуром. — Или боишься?

Этот вопрос решил дело. Следующим утром Саид торопливо надраил пол на террасе чайханы, отпросился у отца погулять (отец даже не спросил куда — врать не пришлось) и покатил на велосипеде к месту встречи, на пустырь у Южных ворот. Хафиз уже ждал на своем велике. Он оказался предусмотрительным — захватил бутылку воды и какую-то нацарапанную от руки карту. Друзья выехали из Рабата на бывшее Дмитровское шоссе и покатили на юг.

В свое время огненные копья Аллаха сожгли асфальт шоссе, а дожди и зимы довершили разрушение. Древняя дорога давным-давно превратилась в расплывшийся травянистый вал. Но по нему шла удобная колея, накатанная мобилями археологов из Новой Москвы, и ехать по ней было удобнее, чем по степи. Скоро Саид и Хафиз миновали овечий выгон и въехали на окраину гигантского города.

Дома-башни сравнительно недавней постройки, высокие, просторно расположенные, еще не успели до конца разрушиться. Их остовы из прочной карбокерамики обросли лишайником и птичьими гнездами, над обломанными верхушками вились и галдели стаи птиц — но все-таки эти дома еще выглядели как дома. Дальше потянулись старые районы, много веков назад застроенные хлипкими бетонными зданиями- вот от них теперь остались только бугры, заросшие полынью. Здесь Хафиз то и дело останавливался, чтобы свериться с картой. «Восемь кварталов на юг… — важно бормотал он (как будто себе под нос, но так, чтобы Саид слышал). — Три квартала на восток…» Наконец они наткнулись на речушку, что прорыла извилистый овраг сквозь бывшие кварталы. Притормаживая, вздымая клубы белой пыли, мальчики по дну сухого распадка съехали к реке. Та почти пересохла — галечник русла был едва смочен водой.

— Вот, — Хафиз с видом скромного торжества поднял плоскую гальку. — Видишь? Они тут все такие.

И правда — если отмыть камешек от пыли, он оказывался прозрачным. Река сокровищ! Саид присел, с восторгом перебирая гальки, набивая карманы самыми крупными и красивыми. Скоро он, однако, присмотрелся и ощутил горькое разочарование.

— Это стекло, дубина, — он чуть не ткнул очередную находку Хафизу в нос. — Видишь? Трещина. И пузырьки. Разве в камнях такое бывает? — Он бросил стекляшку наземь и с хрустом раздавил ногой. — Тут были дома со стеклянными окнами. Окна разбились, речка обкатала осколки. Тьфу! Поехали домой.

Хафиз схватил его за руку.

— Стой где стоишь.

Саид замер.

Он тоже увидел собаку.

Желтая собака в черных подпалинах, тощая, вислоухая, стояла в десяти шагах и щерила на них пасть в грязных сосульках бороды. Дикая собака. Самый страшный зверь в степи. Саид никогда не видел их так близко, но какой-то древний инстинкт подсказывал, что ее поза — поза готовности к атаке. Зверь встретил его взгляд и глухо зарычал.

— Не бежим, — вполголоса сказал Хафиз, — спокойно отступаем. Брат говорит, они нападают только стаей. А в этом районе все стаи выбиты. Это одиночка. Наверное, тут ее логово со щенками…

Они медленно пятились к распадку, по которому спустились сюда, не сводя глаз со зверя. Саид подобрал крупный окатыш. Вместо того чтобы испугаться, собака громче зарычала и потрусила в их сторону.

— А ну пшла! — Хафиз резко позвонил в велосипедный звонок. Саид швырнул в собаку окатыш, та с рычанием отскочила, но так и не обратилась в бегство. — Все, идем! Мы ее отогнали, теперь не набросится.

Мальчики развернулись и, ведя велики за руль, бегом пустились вверх по распадку. Хафиз бежал впереди и остановился так резко, что Саид едва не налетел на него.

— Что там?

— Стая, — выдохнул Хафиз. — Ах ты, шайтан…

Стая?

Да. Впереди, у выхода из распадка, их поджидали два пса. Серый и черный, оба крупнее той желтой суки. Почему они разного цвета, ведь в стае все родственники? — промелькнула в голове Саида бесполезная мысль. С грозным глухим рычанием серый и черный двинулись вперед. В панике Саид оглянулся. Желтая сука наступала сзади, отрезав путь к отступлению. Ловушка. Справа и слева высились крутые склоны. Сейчас они погибнут, погибнут из-за кусочка стекла.

Не сговариваясь, друзья бросили велосипеды и полезли на правый склон — не такой отвесный, как левый. Хватаясь за кусты полыни и выпирающие камни, ломая ногти в сухой земле, Саид карабкался вверх. Склон слишком крут для собак — но что если стая уже поджидает наверху? Лучше об этом не думать. Саид добрался до верха. Он ухватился за куст на бровке склона, подтянул ногу, напрягся для рывка — и тут его что-то больно ужалило в ладонь.

Саид вскрикнул, и — будто укус его подстегнул — рванул вверх, вывалился на ровную землю. Хвала Аллаху, собак не было. Тяжело дыша, Саид посмотрел на то, что ужалило его.

Черный цветок торчал на самой бровке, возвышаясь над чахлыми кустиками полыни. Прямой стебель с утолщением внизу, раскидистый венчик листьев, глянцево-черных и странно чистых, будто кто-то отмыл их от пыли, невесомое облако пушистых волос, трепещущих на ветру. На пару шагов вокруг цветка ничего не росло. Площадка голой земли была усеяна высохшим добела собачьим дерьмом и костями каких-то мелких зверушек. Саид никогда не видел ничего подобного.

— Что это за хрень? — спросил он Хафиза. Тот тоже успел поднялся и валялся на земле, шумно дыша.

— Первый раз вижу, — Хафиз перевел дыхание. Он больше не пытался строить из себя знатока Старой Москвы. Рука Саида болела, как от укуса осы, и на глазах краснела и вздувалась опухолью. Из центра красноты торчало блестящее черное жало… Жало цветка. Что же это такое творится? Саид попытался вытащить жало зубами, но оно сломалось, и острие ушло внутрь.

— Все, пошли вниз за великами, — сказал Хафиз. — Собак нет. Дома иголкой вытащишь.

Действительно, собаки исчезли, будто провалились сквозь землю. Почему стая бросила добычу? Нечего думать, надо убираться отсюда. Мальчики спустились за велосипедами, вышли на шоссе и покатили домой. Вся охота к приключениям пропала. Опухоль на руке Саида не спадала, хоть он и приложил подорожник, и горела огнем.

Укус не прошел и дома. Родителям Саид соврал, что ужалила оса.

Он попытался вынуть жало иголкой, но не смог — только расковырял ранку до крови.

Проклятый цветок оказался ядовитым. После обеда начался жар и заболела голова. Покраснение и зуд распространились от опухоли на всю руку. Саиду стало совсем страшно — но не настолько страшно, чтобы признаться родителям во всем. Проще было тайком сходить в больницу, что в космиковской благотворительной миссии.

Отец как раз очень кстати послал его на базар — удачный повод уйти из дома. Саид снова оседлал велосипед и покатил в сторону, противоположную базару — в благотворительную миссию.

Тогда Саид не мог и подумать, что не вернется домой.

РИАННОН. ВОСПОМИНАНИЕ

— Зара.

— Что, папа?

— У меня к тебе разговор.

— Говори быстрее, папа.

— Торопишься?

— На благотворительный концерт. На первое отделение уже опоздала. Еще немного — опоздаю и на второе, и это будет уже неприлично. Давай. Что ты хотел сказать?

— Концерт придется пропустить. Разговор серьезный. Сядь.