Властелин снов - Лютик Эмрис

Вечера удлинились, а дни стали короче. Постепенно и почти что незаметно в город вошла зима.

Линда проснулась минут за пятнадцать до того, как должен был зазвонить будильник. За окном царил приятный полумрак, и девушке подумалось, что можно было бы представить, что сейчас вечер, а не утро, и спать дальше. Этот номер, конечно, не прокатил, вставать все равно пришлось бы, но как было уютно лежать в этой полутьме, смотреть в окно и прислушиваться к тихому говору просыпающегося города.

В одной из комнат телевизор громко возвестил о том, что уже утро и те, кто еще спит, могут пропустить целую пропасть полезной информации, которую может предоставить современному человеку данный утренний телеканал.

Зевнув с опаской вывихнуть челюсть, Линда встала с кровати и выключила звонок будильника, дабы он не напрягался зря. Да и уши не раздражал.

По пути к шкафу, в котором висел халат, Линда заглянула в окно и ахнула: вся земля была белой от снега, и с неба сыпались пушистые хлопья. Вот почему за окном так темно!

Пробурчав глубокомысленно: «Зима пришла, однако», Линда направилась в ванную.

Первой была лекция по философии, а это означало, что можно было снова устраиваться поближе к теплой батарее и втихаря дремать. Что Линда и сделала.

Никки, сидевшая с ней рядом, извлекла из сумочки пухлый исторический роман, с философией имевший сходство сугубо по толщине переплета, и настроилась на глубинное изучение предмета.

Преподша, что читала курс философии, была особой занудной и в своем вопросе явно не продвинутой. Она могла часами рассказывать об идеях Карла Маркса, который уже давно никого не интересовал, и любую, даже самую далекую от его идей тему, с ужасающей легкостью могла перевести на него же. Линда, например, лучше бы про Канта послушала или о процессе развития идеализма в Древней Греции.

Прозвенел звонок. Линда оперла подбородок о руку, прикрыла глаза и сквозь полуопущенные ресницы принялась лениво наблюдать полет снежинок за окном. Она уже едва не заснула, как вдруг по аудитории прокатился восторженный шепот:

— Училка заболела!

— Философия отменяется!

— Ребята, нам про Маркса никто втирать не будет!

Никки захлопала в ладоши и пихнула подругу в бок:

- Прикинь, философии не будет! Можно сходить в кафешку попить кофе!

— Было бы не плохо, — кивнула Линда.

Их триумф был неожиданно прерван. Дверь отворилась и в аудиторию вошел зав кафедрой, а за ним какой-то мужчина в черном костюме.

Мистер Рейнард, так звали ректора университета, потребовал тишины и все услужливо заткнулись, только откуда-то сзади доносилось тихое хихиканье.

— Прошу внимания, господа, прошу внимания! — повторил мистер Рейнард и хлопнул в ладоши пару раз. Хихиканье стихло и он продолжил:

— Как я понимаю, вы все рады, что лектор по философии заболела…

— О да! — крикнул кто-то сзади. «Господа» дружно заржали.

— Тихо-тихо! — прикрикнул мистер Рейнард. — Я еще не закончил!

Шум постепенно улегся, давая мистеру Рейнарду шанс продолжить:

- Ну, так вот, я пришел, чтобы сообщить вам пренеприятное известие, господа студенты, теперь у вас новый лектор по философии и пара, как вы, надеюсь, поняли, не отменяется.

По аудитории покатился гул разочарования — по всей видимости, не только Линда и Никки решили попить кофе.

- Вот и ваш новый преподаватель, — невозмутимо продолжил ректор, — мистер Дауорд. Арсен Дауорд. Прошу любить и жаловать!

Мистер Рейнард сделал кому-то, невидимому за дверью, знак и в аудиторию вошел человек, с ног до головы облаченный в черное. Он подошел к ректору, после чего повернулся к студентам и слегка поклонился. На его губах заиграла ироническая усмешка.

— Рад приветствовать всех собравшихся здесь! — произнес он.

- Господь милосердный! — прошептала Линда, схватившись за руку Никки, — Помилуй!

— И чего это ты вдруг стала такой верующей? — поинтересовалась Никки. — Впервые замечаю это за тобой.

Вместо ответа Линда принялась усердно тереть руками глаза и мотать головой, однако «видение» не исчезало. Перед Линдой стоял музыкант из ее снов, в лице мистера Дауорда. Правда, этот, настоящий, выглядел помоложе, белокурые волосы были аккуратно подстрижены в обычную мужскую прическу, то есть теперь он не напоминал рок-музыканта. И одежда естественно была современного покроя, но черного цвета, как и во сне. Кроме того, на лекторе были очки. Но эти мелкие детали сути не меняли — Линда узнала бы его в любом наряде и с любой прической.

— Что с тобой? — не унималась Никки. — Ты словно привидение увидела!

— Увидела! — кивнула Линда и указала карандашом на лектора. — Вон оно!

— Ты о чем?

— Это и есть мой ночной кошмар! Ну, ты помнишь, я рассказывала тебе о своих снах?

— В самом деле? Ух, ты! — изумилась Никки.

— Вот тебе и «ух, ты»…

Пока они так перешептывались, лекция уже началась. Мистер Дауорд разложил свои книги на столе и конторке и проговорил:

— Думаю, «господа студенты», что мы с вами поладим, если вы, конечно, не будете прогуливать мои лекции, читать на них любовные романы…

— А как вы догадались? — возмущенно пискнул женский голос.

— Поверьте, было вовсе не трудно, — лектор расплылся в иронической ухмылке. — Я больше чем уверен, что философия никого из присутствующих здесь не интересует, ведь вы на протяжении половины семестра изучали исключительно идеи Маркса…

— Еще и «Сникерса»! — крикнул какой-то парень, и аудитория покатилась со смеху.

— Уж кто как, — заметил мистер Дауорд.

Он говорил что-то еще, но Линда не слушала. Один тембр его голоса, такой знакомый по снам, приводил ее в дикий ужас, от которого она никак не могла избавиться. Ее не покидала одна единственная мысль: «Как все это возможно?! Ведь теперь я точно не сплю!»

— …и я больше чем уверен, — продолжал мистер Дауорд, — что никто из присутствующих здесь не сможет мне объяснить, чем отличается Гоголь от Гегеля!

- «Гегель» — это птица такая! — хохотнул кто-то.

— Отлично! — воскликнул лектор, подходя к журналу. — А что это за птица, нам расскажет… расскажет… мисс Линда Веллер!

Линда, с трудом отдавая себе, отчет в том, что же от нее хотят, медленно поднялась, сглотнула вязкую слюну и ляпнула:

— Гоголь — это, кажется, писатель…

Мистер Дауорд улыбался, как самая последняя скотина, а Линде становилось плохо при одном взгляде на его физиономию. Она словно наяву слышала звуки вальса и чувствовала прикосновение его руки на своей руке.