Нравы Мальмезонского дворца - Сергей Юрьевич Нечаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комната Жозефины в Мальмезоне
Налево от зала Жозефины шли зал Маренго, зал Шейхов, комната Наполеона и салон Наполеона.
Камердинер Наполеона Констан Вери отмечает:
«В самом начале моей службы в Мальмезоне Первый консул всегда спал вместе со своей женой, как обычный парижанин среднего класса, и в замке я не слышал сплетен по поводу каких-либо интриг».
Позже положение изменилось, и они стали спать раздельно. В этом нет ничего удивительного, и многие так делают. Более того, специалисты в области сна даже утверждают, что это – лучший рецепт продления брака. А Ги де Мопассан, например, относился к общей постели супругов, как «к обмену плохим настроением днем и дурными запахами ночью». А если кто-то из супругов храпит? А если кто-то брыкается во сне или нарушает ночную тишину другими странными действиями? А если кто-то привык регулярно вставать в пять-шесть часов утра? Короче говоря, спать отдельно – значит помогать браку, при условии, что такое решение будет принято с необходимой деликатностью.
Что касается Наполеона и Жозефины, то тут Констан Вери свидетельствует:
«В Мальмезоне Первый консул жил в обстановке очень спокойного домашнего очага. Он привык проводить с Жозефиной часы, которые не были заняты работой, различными торжествами или охотой. Он обедал вместе с семьей и после обеда заглядывал в свой кабинет и, если не задерживался там в связи с работой, возвращался в гостиную и играл в шахматы. Как правило, он любил беседовать в семейном кругу. Он обожал вступать в дискуссии, но никогда не навязывал своего мнения и не претендовал на собственное превосходство, как умственное, так и должностное. Когда приходило время для сна, мадам Бонапарт следовала за ним в его комнату. Наполеон не тратил много времени на подготовку ко сну и не раз говорил, что всегда с удовольствием предастся сну. Он говорил, что следовало бы воздвигнуть памятник в честь тех людей, которые изобрели постели и кареты. Однако ту постель, в которую он с наслаждением ложился, совершенно обессиленный от усталости, он очень часто покидал в течение ночи. Он привык вставать с постели после часа сна и был таким бодрым и с такой ясной головой, словно спокойно спал всю ночь. Как только он ложился, его жена устраивалась в ногах постели и начинала читать вслух. Поскольку она читала очень хорошо, он с удовольствием слушал ее».
Был в Мальмезонском замке еще и небольшой третий этаж, включавший в себя несколько комнат.
По мнению исследователя архитектуры И.Э. Грабаря, Персье и Фонтен были слабыми архитекторами, «педантичными компиляторами, довольно надоедливыми, скучными и даже не слишком изобретательными в своих орнаментальных разводах». Без сомнения, оценка резкая, но она может объясняться не столько скудностью таланта этих мастеров, сколько ограниченностью стиля Ампир, в котором они работали. В самом деле, жесткость идеологии сделала Ампир не художественным стилем в полном смысле этого слова, а стилем декорации, который иногда даже называют «поверхностным камуфляжем».
В своей угодливости придворные декораторы Наполеона порой доходили до абсурда. Так, например, спальня Жозефины в Мальмезонском замке была превращена в подобие походной палатки римского центуриона. Императрица в походной палатке – не странно ли? Не даром Шарль-Морис де Талейран-Перигор говорил о Наполеоне: «Ему все кажется, что он в военном лагере».
Глава пятая. Наполеон и Мальмезон
Символ радости и веселья
Как ни странно, Наполеон быстро привык к Мальмезону. Можно даже сказать, что он к нему привязался.
След этой привязанности мы находим в «Мемуарах» его секретаря Луи-Антуана де Бурьенна, который пишет:
«Когда в субботу вечером Бонапарт покидал Люксембургский дворец или дворец Тюильри, его радость можно было сравнить с состоянием школьника, отправляющегося домой на выходные».
В самом деле, в Мальмезоне, в отличие от Парижа, жизнь была очень веселой и непринужденной. В залах замка и в садах нередко бегали взапуски, играли в жмурки, танцевали в кругу, взявшись за руки. Будущие суровые маршалы и помпезные герцогини резвились, следуя примеру будущего императора, как это могут делать лишь очень молодые люди, которыми они, собственно, тогда и были. Действительно, Эжену де Богарне в 1800 году было девятнадцать лет, Гортензии де Богарне – семнадцать, Лоре Жюно – шестнадцать, Констану Вери – двадцать два…
Главный вход в Мальмезон
Короче говоря, маленький загородный замок стал символом веселья, радости жизни, ожидания будущего, которое всем рисовалось восхитительным и которое, на самом деле, таковым и должно быть, когда ты молод и самонадеян.
Камердинер Наполеона Констан Вери вспоминает:
«Люди, представлявшие это общество, в большинстве своем были молодыми, и они постоянно затевали спортивные игры, которые напоминали им дни, проведенные в колледже. Но все же самым любимым развлечением обитателей Мальмезона была игра в так называемый „лагерь для пленных”. Обычно после обеда гости замка и семья Бонапарта разбивались на два лагеря, в которые надо было брать пленных, а потом обмениваться ими. Эта игра, видимо, напоминала Первому консулу ту великую игру, к которой он в своей жизни был так привязан. Наибольшую прыть в этой игре проявляли Эжен, Изабэ и Гортензия. Что касается генерала Бонапарта, то во время бега он часто падал, но тут же с громким хохотом вставал».
Игру в «пленников» Наполеон обожал. Даже в период самого расцвета своей империи он продолжал играть в нее, бывая в Мальмезоне. Тот же Констан Вери пишет, что император играл в эту игру в сентябре 1808 года, когда позади уже были Аустерлиц, Йена, Эйлау и Фридланд – сражения, унесшие жизни тысяч французов. «Был вечер, и лакеи вслед за игроками носили зажженные факелы. Однажды император упал, пытаясь схватить императрицу, и тут же был взят в плен, но он вскоре освободился от пут и побежал вновь, а потом утащил Жозефину, несмотря на протесты других игроков. Так закончилась эта игра в «пленников», когда я в последний раз видел играющего императора».
В самом деле, играющий в подобные игры глава государства – это потрясающе. В 1800 году Наполеон мог еще позволить себе быть веселым и беззаботным, потом – уже нет, ибо не может быть искренней веселости, когда совесть нечиста. Но Наполеон умел расслабляться, умел забывать на некоторое время даже о самых неотложных делах. Похоже, что для этого у него и был предназначен Мальмезон – интимный уголок, единственное место на земле, где он мог хоть немного побыть самим собой в окружении близких ему людей.
В 1800 году, по словам Констана Вери, «генерал Бонапарт и его