Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях - Герман Садулаев

Размышления Ауслендера прервал голос Балканского, который объявил его как представителя научной общественности. Иван Борисович подумал, что это как-то неудобно – его ведь никто не уполномочил, – но не стал возражать. Почему бы и нет? Если любые два-три молодых (а иногда и не очень молодых) человека берут на себя смелость заявлять, что уполномочены представлять интересы всей русской нации, а то и всей братской семьи славянских народов, то почему он, Ауслендер, кандидат филологических наук, не может считаться некоторым образом посланником от всей научной общественности по крайней мере одного города – Санкт-Петербурга?

Основные дебаты разгорелись вокруг списка выступающих. Каждая организация обязательно имела в виду выставить своего оратора, а то и двух. Но в таком случае список получился бы слишком раздутым. Веснушкина устала раз за разом объяснять, что нужно не разделение, а консолидация на общей платформе: требование честных выборов. Поэтому узкопартийные выступления неприемлемы. Балканский снова предложил кандидатуру Ауслендера как равноудалённого от всех партий, и предложение было на удивление быстро принято всеми присутствующими. После чего спор относительно своих ораторов продолжился.

Собрание завершилось составлением уведомления городских властей о проведении шествия и митинга, под которым заявители ставили свои подписи. Ауслендер сам не понял, как он попал в число заявителей, но послушно расписался. И пошёл домой.

«Вот оно как… закрутилось», – думал Иван Борисович.

Лист VIII

Семья

Дома никого не было. Виктория редко приходила раньше Ивана Борисовича. Даже если Иван Борисович задерживался, Виктория, словно чувствуя, когда и насколько, задерживалась ещё больше и всё равно приходила позже. Кушать было нечего, что Ауслендера нисколько не удивило. Он знал и помнил первый постулат их семейной жизни: хочешь есть? Сходи в магазин, купи продукты, приготовь и ешь себе на здоровье! Представления о том, что где-то бывают такие жёны, которые ждут мужа дома, готовят ужин и гладят рубашки, казались Ивану Борисовичу устаревшей мифологией. Жена – это не мать и не повар: с чего вдруг она будет готовить? Жена – это совершенно самостоятельное существо, несколько враждебное мужу, антагонист; практической пользы от неё никакой, но без жены никак не возможно. Так мир устроен, что в сердце узел, связывающий нас с материальным миром, – это любовь к жене и к детям, у кого они есть. Жена – это вечный вызов и неусыпный контролёр: она назначена свыше подмечать каждый наш промах и жестоко наказывать за любое неудачное слово и опрометчивый поступок. Ей дана над нашей жизнью всякая власть. Жена есть дисциплина, вернее, дисциплинирующий фактор: в мире никогда нельзя расслабляться, тем более с женой. Следи за собой, будь осторожен!

Иван Борисович был даже рад, что у него есть это время – иногда полчаса, иногда два или три часа, – когда он дома один. Можно было представить себе, что это его дом, что он тут живёт и даже как бы домохозяин, то есть человек свободный и самостоятельный. Можно было есть, пить, садиться где угодно, занимать компьютер, можно было лечь и смотреть телевизор, переключая каналы, можно было делать любые глупости, ни у кого не спрашивая и никого не боясь. В присутствии супруги Иван Борисович должен был немедленно освобождать любое место по первому требованию и, конечно, передавать пульт управления телевизором: впрочем, ему не запрещалось лечь или сесть рядом и смотреть ту программу, которую выберет Виктория.

Иван Борисович вскипятил в электрическом чайнике воду (так быстрее) и вылил её в кастрюлю, которую поставил на газовую плиту. Встроенная пьезозажигалка воспламенила синий цветок. Вода забурлила, и Ауслендер закинул в кастрюлю макароны в форме ракушек. Сразу помешал, чтобы ракушки не прилипли ко дну кастрюли. Когда вода с макаронами снова закипела, Ауслендер добавил соли и насыпал немного куркумы, чтобы цвет ракушек был жёлтым и приятным. Оставив макароны вариться, Ауслендер взял сковородку с тефлоновым покрытием и поставил её на другую конфорку. Включил огонь на самую малую мощность. Растопил сливочное масло, обжарил карри, мелко нашинкованный лук и нарезанные дольками помидоры. Когда соус был готов, ракушки уже сварились. Технология была давно выверена по минутам. Иван Борисович слил воду и перемешал в кастрюле содержимое сковородки с ракушками. Вуаля!

Ауслендер с видимым сладострастием навалил себе полную чашку еды, сверху залил соевым соусом, сметаной, достал из ящика китайские палочки и стал жадно есть. Вспомнил о чае и снова поставил кипятиться электрический чайник.

Насытившись, Иван Борисович прошёл из кухни в комнату. Полное пузо тянуло вниз, хотелось просто и сразу плюхнуться на кровать. Но кровать была не застелена. Сегодня Виктория ушла из дома позже, а она никогда не застилала постель. Когда Иван Борисович вставал позже супруги, он сам убирал кровать. Но если он уходил, пока Виктория ещё спала, он никак не мог этого сделать. Виктория же убирала только свою половину, поправляя подушку и аккуратно складывая своё одеяло пополам. Убирать половину мужа и застилать сверху покрывалом она считала недостойным её занятием. Но если бы она застала мужа валяющимся на неубранной кровати в одежде, то начался бы скандал, так как Виктория раз в месяц лично стирала бельё и перестилала кровать и не могла допустить, чтобы грязный отвратительный тип в уличной или даже в домашней одежде пачкал чистые простыни и пододеяльники.

Ауслендер всё терпел, но вот эта необходимость вечером заправлять постель, чтобы пару часов полежать с книжкой или перед телевизором, его доставала. Доводила до бешенства. И становилась причиной локальных бунтов, о которых мы уже рассказывали.

В тот вечер Иван Борисович успокоил себя, убрал кровать и прилёг. Но только он взял в руки красный томик «Материализм и эмпириокритицизм», сочинение В.И. Ленина в издании 1931 года, как в прихожей послышался шум: жена пришла. Ауслендер поднялся с кровати и вышел встречать.

– Ты не голодна? Я сварил макароны.

– Нет, я поужинала.

– А, ладно… Как прошёл день?

– Плохо.

Иван Борисович почувствовал себя виноватым и подумал: бедная девочка! Она так старается у себя на работе, но получается плохо. Она не виновата. Она хорошая. Вот только не убирает постель… но это ничего.

Ауслендеру захотелось рассказать жене о том, что он участвовал в собрании оргкомитета протестных действий и даже поставил свою подпись под заявлением о митинге. Что он теперь политический деятель, и не последний в городе! Бывало, они садились на кухне и разговаривали. Виктория слушала мужа и рассказывала сама про то, что творится у неё в компании. Они ели, а жена ещё и выпивала. Это было уютно и мило. Но сегодня она была не в настроении разговаривать, и Ауслендер с книжкой ушёл на кухню. Но читать не получалось. Мысли неслись вразнос, как крысы, запряжённые в кукольную карету.

Иван Борисович думал: всё в конечном итоге становится прозой. Всё проходит, остаются лишь книги. Хорошо, наверное, быть писателем! Можно из любой дряни сварить роман, приправив, как соусом, острой фантазией обыденность собственной жизни. А можно, наоборот, придумать себе любую судьбу, написать про это и словно бы прожить, и нет никакой разницы, было ли это взаправду с тобой или нет, если всё равно всё прошло и осталась только книга, остались слова и фразы, строчки и страницы романного текста.

Но Иван Борисович не мог сочинять. Воспитанный строгим жанром древних памятников санскритской письменности, он даже не представлял, как это можно: рассказывать что-то такое, чего нет в пуранах, что не освящено традицией, и, следовательно, беззастенчиво лгать. Хороший санскритолог должен только переводить или в крайнем случае составлять глоссы.

Вспомнив прочитанный недавно доклад, Ауслендер испытал чувство фрустрации, какое любой мужчина обыкновенно испытывает после занятий любовью с самим собой. Нет, подумал он, не стоило, право же, не стоило: это чистая беллетристика.

Мы не станем скрывать от читателя, что целью настоящего произведения является не рассказывание истории жизни Ивана, а исследование эволюции его теоретических представлений, так сказать, становления учения Ауслендера. Поэтому мы должны заметить, что вскоре на сайте, который редактировал Дмитрий Балканский, появилась статья, словно бы полемизирующая с докладом в «Синей лампе». Статья касается «русского вопроса» и подписана провокационным псевдонимом, но мы имеем основания предполагать, что автором текста был не кто иной, как сам Иван Ауслендер. Таким образом, Иван словно бы вступает в диспут с самим собой и одновременно с Асланяном, отчасти соглашаясь с ним, но показывая иной аспект проблематики. Впрочем, судите сами. Вот полный текст материала.