Избранные стихи - Габриэла Мистраль

за чужими межами

низко клонится колос

перед вами.

Но не требуют, просят

руки бедных и нищих.

Благословен не будет,

кто даст вам пищу!

Благословен, кто,

слыша крики рук бессловесных,

в мире вам возвращает

ваше место!

Перевод О.Савича

83. Белые облака

- Белые нежные овцы из дальней дали,

с легким, как тюль, руном,

вы с любопытством девичьим встали

над голубым холмом.

Кажется, с небом советуетесь о погоде,

бури страшась;

или, чтоб двинуться дальше, приказа вы ждете?

Есть ли пастух у вас?

-- Как же иначе? Конечно, есть:

ветер -- бродяга земной и морской.

Нежно он гладит порой нашу шерсть,

рвет на куски порой.

Гонит на север и гонит на юг,

гонит, и надо идти...

Но в синеве, где лежит бесконечный луг,

знает он все пути.

-- Есть ли хозяин у вашего клада,

овцы с шерстью, как снег и пух?

Если б он мне поручил свое стадо,

был бы вам мил такой пастух?

-- Есть ли хозяин у нашей отары:

там, где ведут хоровод,

там, где дрожат золотые Стожары,

он, говорят, живет.

С нами ходить по долине подлунной

хватит ли сил твоих?

И у твоих овец тоже тонкие руна, -

что ж, ты покинешь их?

Перевод О.Савича

84. Идет снег

Ложится снег, чтоб завести знакомство

с большой землей моей.

Ложится снег, далеких звезд товарищ.

Бежим к нему скорей!

Летит бесшумно он, боясь как будто,

что людям повредит.

Луна и сны вот так же к нам приходят.

Смотри, как он летит!

Он чист. Он вышивает по долине,

как по холсту, цветы,

и пальцы легкие, едва касаясь,

закутали кусты.

Красив он. Разве он -- не дар прекрасный

создателя небес?

Он из-за звезд свой пух лебяжий сыплет

на поле и на лес.

Не шевелись, чтоб он цветком свой росчерк

на лбу оставить мог.

Кто знает, не принес ли он посланья,

что пишет людям Бог?

Перевод О.Савича

85. Сажая дерево

Мы нежную землю взрыхляем

с любовью, с любовью большой;

из таинств другого не знаем,

столь властного над душой.

Мы с песнею ждем, чтоб корень

нашел материнскую грудь,

а свет, широк и просторен,

открыл ему к небу путь.

Росток отдадим без спора

мы доброй Воде и вам,

о Солнце, и вам, сеньора

Земля, и Божьим рукам.

Как лучших людей -- и лучше

Господь воспитает его

спокойным под бурей и тучей,

защитником всех и всего.

Ты встало. Мое ты. Клянусь я,

не будет страдать кора

от холода и от гнуса,

от шквала и топора.

Беречь твою жизнь я буду

и буду любить всегда.

Но как мне приблизиться к чуду

цветения и плода?

Перевод О.Савича

86. Мольба о гнезде

За брата возношу мольбу мою:

за беззащитное гнездо молю!

Здесь трели, оперяясь, льются,

здесь начинаются полеты;

а песни -- Божьими зовутся,

в крыле -- небесные расчеты.

Пусть бриз его качает нежно,

и серебрит любовно месяц,

и, не сгибаясь, ветка держит,

и ничего роса не весит.

Пусть этой раковины полой,

вплетенной в веточки живые,

не тронут ни стекольщик-холод,

ни злые космы дождевые,

ни ветер, буйный на просторах,

он может смять его, лаская,

ни взгляды жадные, в которых

таится алчность воровская.

Уродуешь ты пыткой дикой

твои же лучшие созданья:

ты посылаешь тлен гвоздике

и легкой розе -- увяданье;

за то, что голос чист и звонок,

не трогай птиц в лесу, о Боже!

Дрожа под ветром, как ребенок,

гнездо на сердце так похоже!

Перевод О.Савича

87. Донья Весна

Как белое чудо -

донья Весна.

В цветенье лимона

одета она.

А вместо сандалий

широкие листья,

и алые фуксии

вместо монистов.

Навстречу к ней выйдем

по дымчатой прели

к безумной от солнца,

к безумной от трелей.

Дохнет -- и цветенье

все выше и шире:

смеется над всеми

печалями в мире.

Не верит, что в мире есть

зло и рутина.

И как ей понять их

в цветенье жасмина?

И как ей понять их,

когда без заботы

искрятся на солнце,

звенят водометы?

На землю больную,

на щели без дерна

кладет она роды,

кладет она зерна.

Потом кружевами,

зеленой резьбою

печальные камни

надгробий покроет...

О, сделай, Весна,

чтоб и мы без усилий

летели по жизни

и розы дарили.

То розы восторга,

прощенья, любви,

самоотреченья -

как розы твои.

Перевод О.Савича

88. Гимн дереву

Брат дерево, когтями бурыми

впился ты в землю, в сон природный,

а лоб, пренебрегая бурями,

в упрямой жажде неба поднял.

Учи меня чтить всеми силами

ил и песок -- мою природу,

но чтоб при этом не забыла я

про синий край, откуда родом.

Ты посылаешь проезжающим

издалека предупрежденье

широкой тенью освежающей

и кроной -- знаком возрожденья.

Так о моем существовании

в пустыне, на море, на суше

пусть говорит мое влияние

на человеческие души.

Одень меня листвой большою,

какою -- скажут без труда

те, кто в лесу людском и с бою

не взяли ветки для гнезда.

Любых широт свободный житель,

свершаешь вечно тот же труд,

как слабых сильный покровитель

и обездоленных приют.

Душа моя, под каждым ветром

сквозь детство, старость, радость, боль

будь на любовь такой же щедрой,

и нужной, и простой, как соль.

Ты -- созидатель без конца:

ты -- слив и яблок набуханье,

ты -- лес строителя-творца,

ты -- ветерка благоуханье,

листва -- защитница певца,

свирели нежное дыханье;

ты -- прирученная камедь,

смолы чудесное теченье,

костер и крыша, пух и медь

и мелодическое пенье.

О, дай мне силу плодотворную,

чтоб раздавать свое богатство,

чтоб мысль и сердце непокорные

вместили мир, вступив с ним в братство;

чтоб не были мне утомительны

работа, труд, концы, начала,

чтоб никакая расточительность

меня вовек не истощала.

В тебе я слышу лишь украдкой

сердцебиенье бытии,

смотри, как в светской лихорадке

остаток сил теряю я.

Дай мне покой, и равновесье,

и мужественный идеал,

что в мрамор эллинский и в песню

дыханье божества вдыхал.

Нет о тебе вернее слова:

ты женской силы торжество,

любая ветвь качать готова

в гнезде живое существо.

Перевод О.Савича

89. Рождественская песенка

Ночь стояла сиро,

путь далеко вился,

посредине мира

мальчик народился.

Где, в каком жилище?

За каким порогом?

Мы его отыщем

по любым дорогам.

Вдруг его забыли

в скошеной пшенице?

На охапке лилий

вдруг ему не спится?

Нет, не в чистом поле,

А любимый всеми,

он уснул, счастливый,

в дальнем Вифлееме.

Мать его Мария

нынче разрешает

пусть любой захожий

первенца качает.

К мальчику Лусия

наклонилась низко,

рядом с ней Хуана

и Святой Франциско.

Мы пойдем долиной,

поспешим верхами,

этой ночью длинной

станет пастухами.

Выйдем за звездою,

нас, идущих, много:

от людей живою

кажется дорога.

Царствие господне

со звездою новой!

Все уснем сегодня

на груди Христовой.

Перевод Н.Ванханен

Из книги "Рубка леса"

На смерть матери

90. Ноктюрн поражения

Я истинным Твоим не стала Павлом:

он так уверовал, что -- не утратить веры:

она и свет и огнь, своим накалом

пронзает с головы до пят. Судьба

апостола мне сердце потрясает,

но я ее не стою, я -- слаба:

я жар в своих руках несла недолго -

покуда пламя не лизнуло кожу,

я вспыхнуть не сумела, словно смолка,

чтобы разжечь молитвой всю сосну,

и ветер не пришел мне на подмогу -

погибну прежде, чем навек усну.

От милосердья моего, что розы

не больше, видишь Сам, дышу надсадно.

Мне ближнего прощать -- десятидневный

тяжелый труд с утра и до темна.

Культя моей души -- моя надежда,

как ни верчу -- не движется она.

Не стала я Твоим Святым Франциском:

согбенный, как зари весенней гребень,

он крепко связывает землю с небом -

и пыль земли до горней высоты

сама ступеньками по заревым ступеням

взбирается -- там слушать любишь Ты

и голос горлицы и зов оленя.

Земля, чьи существа неисчислимы,

с меня счищала грязь, как с кобры кожу.

Земля, подобно матери родимой,

меня качала на своей груди,

разбухшей от пылающего млека

и от всего, что будет впереди.

Я и Виккентием Твоим не стала,

не исповедывала узников галеры,

несчастной паствы той не целовала.

Виккентия люблю всем существом,

сильней души своей -- он мне примером

был и опорой на пути моем.

Но не способна я без содроганья