Перестройка - Александр Ванярх

— Ого, тебе до пенсии...

— Почему же? У меня уже выслуги порядочно, северные, ВДВ, да и так я трублю двенадцатый год.

— Столько лет я не был на могилке у Насти, какой позор! — почти простонал Виктор.

— Ну, ты же не десять лет живешь тут?

— А сколько? Да почти десять!

— Да, время летит! Кажется, мы только вчера приезжали с Мариной Бузаджи и ее отцом сюда в отпуск, а теперь Марина главврач большой больницы в Белгороде-Днестровском, такая солидная, да двое детей, — сказала Оксана.

Так просидели они на веранде до поздней ночи. Потом начали укладывать вещи в рюкзаки, сумки, мешки, спать легли почти под утро.

Иван обнял прижавшуюся к нему Оксану и сказал:

— Неделю назад сон интимный видел, даже рассказать неудобно.

— Это не сон был, а наяву, я должна была тебе раньше рассказать, но стеснялась. У тебя все хорошо, ты только об этом не думай, как перестанешь думать — все станет на свое место. Мне от тебя ничего не надо, я могла бы стимулировать твою половую деятельность с помощью лекарств, но я не хочу этого делать, все образуется само собой, только выбрось из головы, что мне что-то надо. Ничего мне не надо, ты мне нужен и только ты. Хорошо?

— Хорошо. Давай спать, завтра надо многое еще сделать.

— Что будет завтра, то будет завтра, половину твоих забот я возьму на себя, приедем, съезжу — уволюсь, устроюсь у вас в части.

— Зачем в части? Этого только не хватало!

— Ну вот, начинаются семейные раздоры! Я слово Вилю Сабировичу дала, как же теперь? Назад? Не могу. Давай-ка лучше спать.

А в соседнем доме прокричал петух, пискляво, еле слышно, видно молодой; где-то рядом, может, даже на Исаевском доме, ойкнул сыч: раз, потом второй, третий; застонала вначале на низкой ноте, а потом заорала на самой высокой кошка; у соседа Иванова в загоне загоготали гуси, загорланил где-то взрослый петух, и ему ответил второй. Вдруг совсем рядом так заорал осел, что засыпающий Иван пробормотал:

— Что же им не спится, прямо как в деревне.

— А это и есть деревня, спи миленький, спи родненький, — Оксана нежно, еле касаясь губами, целовала его шею, плечи, заросшие нежным пушком соски, грудь, пупок, опускаясь все ниже и ниже.

Иван почувствовал, как защекотало между ног, и как стал наливаться его мужской орган.

— Лежи спокойненько, ничего не делай, я сама — еле слышно шептала Оксана и, почти не касаясь тела мужа, соединила половые органы и, оказавшись на верху, медленно задвигала тазом.

Все получилось очень хорошо. Иван лежал спокойно, будто спал. Оксана, лаская и целуя его, все шептала и шептала: «Миленький, родненький, ты самый-самый, я тебя очень люблю». Потом, услышав, что Иван начал помогать ей, все шептала и шептала: «Вот и хорошо, вот и ладненько». Закончив первой, Оксана постаралась, чтобы Иван это заметил: она громче обычного задышала, но продолжала целовать тело мужа, ласкала его, помогая ему разрядиться. Наконец, все тело Ивана спружинилось, и Оксана почувствовала, как горячим огнем загорелось у нее внутри, а Иван, сжав ее, словно желая растворить в себе, начал страстно целовать ее, приговаривая:

— Родная моя, золотая моя, зоренька ясная, как же я тебя люблю!

Засерел рассвет, снова прокричал петух, а Оксана с Иваном только-только уснули, оба безмерно влюбленные и счастливые.

Утром выгнали «тойоту», погрузили вещи, простились с соседями. Все желали им добра и счастья, татарки плакали.

Выехали из Старого Крыма, остановились на том месте, где погибла Рита Ивановна. Постояли, помолчали, перекрестились, а Виктор, став на колени, поцеловал землю и еле слышно сказал:

— Прости нас, Раечка, не уберегли мы тебя, столько лет искали друг друга, и вот — прощай. Может, скоро встретимся, чтобы не расставаться никогда...

Оксана, молча, плакала, вытирая платком слезы, и только Иван, сдвинув брови, понуро смотрел вниз, на поломанные ветки кустарника. Конечно, ему жаль было Риту Ивановну, но перед его глазами стоял Володя Марченко и улыбался точно так, как тогда, в госпитале. «Бедный Вовка, сколько ж ты прожил? Я клянусь, что отомщу за тебя, все брошу, но отомщу, пусть только все поутихнет, поуляжется».

— Ну что, Ваня, поехали, через три часа самолет.

Сделав несколько крутых поворотов, миновали село Грушевка и выскочили на Симферопольское шоссе. Ехали, молча, только, уже подъезжая к Симферополю, Виктор негромко сказал:

— Все папки, грамоты, записи и дневники Чубаровых я забрал. Рита Ивановна сложила их в шкатулку и перевязала тесьмой, будто чувствовала. Так я их положил в один из чемоданов. Не выбрасывайте, может, понадобятся когда, там же папка с показаниями Денисова.

— Хорошо, отец, будем хранить.

Глава четырнадцатая

Тимер-Булатов не зря вызвал Исаева. Назревали бурные события. Введены войска в Афганистан. Ферганская десантная дивизия, где Иван неоднократно бывал на сборах, выполнила главную задачу — захват аэропорта в Кабуле и обеспечила ввод войск воздушным мостом. Одновременно был отправлен Бендерский понтонный полк для строительства моста в Термезе. А в ракетную бригаду, где служил в это время Исаев, прибыла инспекторская проверка. Когда Иван с Оксаной приехали на верной, испытанной «Тойоте» в Молдавию, то обнаружили вложенную в дверь квартиры записку: «Спасибо, у нас все хорошо, ключи у майора Королева, квартира 17.» Ниже был приписан Тираспольский адрес Силиных.

Оксана в тот же день переговорила по телефону с Тимер-Булатовым и, очень довольная, уехала в Первомайское увольняться с работы. Иван же окунулся в служебные дела. Через неделю начиналась проверка.

Кто такой командир роты связи в любой части? Только тот, кто не служил — не знает, а кто служил — скажет: проклятущая должность, всегда работа боевая, пуски бывают учебные, стрельбы бывают по условному противнику, а связь всегда боевая: это и телефонная, и телеграфная, и радиорелейная, и радиосвязь. Все нити сходятся в штаб, и от того, как сработает связь, зависит все. Не будет связи — не пройдет команда, не получат сигнал, не будет пуска, не будет ничего. Это очень хорошо понимал Исаев и хотел, чтобы так же понимали все солдаты, сержанты, прапорщики и офицеры его роты. Сам высококлассный специалист, капитан Исаев любил повторять: всего может не быть, но связь должна быть в любую погоду, при любых обстоятельствах. И, похоже, это ему удавалось. На последних учениях перебоев в связи не было. Это заметили даже не любившие Ивана за строптивость характера и начальник штаба, и начальник политотдела.

Как только прибыл Исаев на службу, командир бригады провел подряд сразу три штабных тренировки. Все было условно, а связь боевая. И тут капитан не подкачал, его люди работали день и ночь. Четкость дежурства, своевременный отдых, графики, — все выполнялось безукоризненно. Капитан сам все делал чрезвычайно аккуратно и требовал этого от подчиненных.

— Молодец Исаев, — похвалил его на совещании Тимер-Булатов, — вот это командир роты, таких бы побольше!

Иван изнемогал, он приходил домой, валился на брошенный на пол матрац и засыпал, не раздеваясь. Утром, приведя себя в порядок, снова шагал в роту.

— Вот приедет Оксана Ивановна, она вам задаст, — сказал как-то утром, встречая капитана возле роты, Нармухамедов, — хороший у вас жена, зря говорил, что разводишься.

— Так это другая жена, не та, Мухамед.

— Не хорошо так, одна — другая, эта самая лучшая. Тогда, в гостинице, строго нас просила тебя жалеть, а ты сам себя не жалеешь, палку забросил, а еще хромаешь, значит, болит?

— Да нет, уже не болит, это я по привычке. Работы много, не успеваю, вот и хожу рано.

— Нам поручай: мы, сержанты, — все поможем.

— Это верно, но вы мою работу не сделаете.

— Почему не сделаем? Нестеров в консерватории учился, Захаров институт закончил. Чего не можем, — половина из сержантов техникумы закончили, давай, капитан, говори, что делать с документацией.

— Да вы свою документацию сделайте, на радиостанциях, вот и будет помощь!

Исаева окружили солдаты и сержанты:

— Надо бы радиостанции менять, старые очень, есть по тридцать лет и более, по два капитальных ремонта, что с них взять!

— Знаю, мальчики, знаю, сам все прощупал, есть разнарядка на замену, но это, все равно, будет после проверки.

Оксана не приезжала почти неделю. Иван уже стал волноваться, началась проверка и сразу с сюрприза: на инспекторском опросе подошел к Исаеву генерал Цветков:

— Жалоб и заявлений не имею, — сказал Иван, — десять лет на капитанской должности, — добавил.

Генерал с интересом посмотрел на капитана, на его инструкторский значок парашютиста:

— Фамилия как?

— Исаев Иван Егорович.

— Родом откуда?

— Если с корней, как говорит мой отец, то из Ростовской области.

— Откуда? — допытывался генерал.