Проказы разума - Алексей Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сквозь открытую дверь в проеме было видно, как в «предбанник» вышел в сопровождении врача Петр Горелов. Он был худ, казался немощным, за исключением памперса, на нем абсолютно никакой одежды не было. Шел он босиком на трясущихся ногах и представлял собой жалкое зрелище. Много я на своем веку повидал, но вот одряхлевшего черта в памперсе видел впервые. Парочка прошествовала до двери в санузел, затем развернулась и пошлепала обратно. Вскоре раздался скрип кровати, Горелов сел на нее, и доктор сказал:
– Ну все, на сегодня хватит. Вы молодец, Петр Иванович! Теперь ложитесь, отдыхайте до завтрашнего дня. А вам, Исмаил, желаю скорейшего выздоровления. Всего доброго.
Когда врач снова показался в «предбаннике», на сей раз уже один, Георгий сказал ему:
– Между прочим, этот Петр Горелов вчера вечером концерт выдавал, причем так, что нянечки его связали.
Вячеслав Васильевич заглянул в наш бокс.
– Ничего удивительного в этом нет. Обычно днем такие больные пассивные, а вот ближе к вечеру у них начинается мозговая активность и иной раз они агрессивны. Так что не обращайте внимания. В больнице всякое бывает. А вас, Гладышев, – он глянул на меня, – я завтра все же жду.
С этими словами доктор развернулся и вышел в «предбанник», а затем в коридор.
После обеда, который нам разнесла веселая раздатчица тетя Маша, в наш бокс заглянула медсестра Люба и сказала, что мне следует отправиться на очередное обследование в 23 кабинет, сделать эхоэнцефалографию. Это такая процедура, когда к голове прикрепляют множество пластин, потом закрываешь глаза, и перед ними начинает мелькать свет. Разумеется, я об этой процедуре раньше понятия не имел, узнал только после того, как прошел ее. Проводил ее врач, ассистировали ему двое – девушка и парень.
Когда я вернулся в свою палату, то застал в ней трагичную картину. Георгий Суухарев сидел на своей кровати, облокотившись о прикрепленную к стене батарею центрального отопления, в правой руке он держал электробритву, голова у него свесилась, язык был вывален, глаза открыты, вытекшая изо рта слюна образовала на плече на футболке мокрое пятно. Я уже говорил, что в свободное от работы время подрабатываю частным сыском, а потому мне приходилось видеть трупы, и сейчас одного взгляда на Георгия мне было достаточно, чтобы понять, что передо мною труп. На всякий случай я все же подошел к мужчине, потрогал его за плечо и позвал:
– Георгий!
Сухарев проехал спиною по радиатору, упал на бок и уткнулся лбом в кровать.
О дьявол, что же это за палата такая заколдованная? На моем месте старик умер, вчера на месте Миклухи умер Леонид, а сегодня вот Георгий Сухарев. Господи, а Миклухо!
Дмитрий лежал лицом к стене, поджав ноги и сложив между коленями ладони. Он-то хоть жив? Я подошел и потряс мужчину за плечо. Он медленно повернулся и посмотрел на меня вопросительным взглядом.
– Что чи-слу-лось? – спросил он.
– Плохо дело, – ответил я траурным тоном. – Георгий, кажется, умер. Ты ничего не слышал и не видел?
Миклухо приподнялся на локте и опасливо посмотрел за мою спину туда, где лежал, уткнувшись носом в кровать, Сухарев.
– Не-ет, чего-ни.
– Ясно, ничего не видел.
Наконец, осознав, что на соседней кровати лежит труп, испуганный Миклухо вскочил с кровати, надел тапочки и подался прочь из палаты.
Я вышел следом за ним. Невдалеке увидел нашего лечащего врача Фролова. Вид у доктора был усталым. Очевидно, он сутки дежурил в больнице, сегодня должен был уйти домой, но почему-то остался. Я кинулся к нему.
– Андрей Михайлович! Андрей Михайлович!
Он остановился с недовольным видом. Врачам обычно не нравится, когда больные обращаются к ним вне специально отведенного времени – во время обхода. Я остановился возле него.
– У нас в палате снова труп.
– Что?! – спросил он так, словно ослышался.
– Я говорю, у нас снова в палате человек умер.
– Кто? – недоверчиво спросил Фролов.
– Георгий Сухарев.
– Не может быть! – не поверил доктор, однако, обойдя меня, быстрым шагом отправился в сторону нашей палаты.
Я поспешил за ним. Мы прошли мимо стоявшего с испуганно-растерянным видом рядом с дверью Дмитрия Миклухо и ступили вначале в «предбанник», а потом в наш бокс. Фролов приблизился к телу Сухарева, взял руку Георгия, пощупал пульс.
– Черт возьми, действительно умер, причем примерно полчаса назад. – Он потер виски. – Господи, что же это такое делается! – Он посмотрел на мою персону невидящим взглядом.
Хотя вопрос был риторическим, я ответил:
– Понятия не имею.
– Выхода нет, – сам себе сказал Фролов. – Надо вызывать полицию. – Взгляд его стал осмысленным. – Вас, Гладышев, я попрошу покинуть палату и не входить в нее до тех пор, пока вам не разрешат.
С этими словами он выпроводил меня из бокса, плотно закрыл двери и ушел.
Часа два мы с Миклухой мотались по коридору, сидели на диванчике, смотрели в окно на больничный двор. Говорили обо всем и ни о чем, избегая темы о покойном Георгии Сухареве.
– Фамилия у тебя прикольная, – хмыкнул я, глядя в окно. Отсюда, со второго этажа, был виден козырек входа в реанимационное отделение, именно сюда меня и привезли два дня назад после того, как я попал в аварию. – Маклай не твой родственник?
– Колай-ни Николаевич Миклухо-Маклай, – на полном серьезе сказал Дмитрий, – кий-вели ский-рус этнограф, антрополог, биолог и шественник-путе, на самом деле мой ственник-род по отцовской линии. Так что я его то-по-мок.
– Потомок, – механически поправил я.
К зданию подъехал автомобиль «Скорой помощи», из него вышли врач, медсестра и водитель, открыли заднюю дверцу и выкатили каталку с лежавшей на ней пожилой женщиной. Еще одну инсультницу привезли.
В любом другом месте в любое другое время я бы, наверное, стал подшучивать над Миклухой, его родственными связями со знаменитым путешественником, но здесь, когда за стенкой лежал труп Сухарева Георгия, весь этаж был забит инсультниками, а в залах реанимационного отделения за жизнь пациентов боролись врачи, честно говоря, было не до шуток, обстановка не располагала.
– Что ж, таким родственником только гордиться можно, – сказал я после паузы и отошел от окна.
Вскоре пришел судмедэксперт, провел осмотр трупа на предмет обнаружения у него следов насильственной смерти, а уж саму смерть зафиксировали сами врачи. Труп увезли в морг, а нам с Миклухой наконец-то разрешили войти в свою палату.
Глава 6
Полицейский, вор в законе и черт из преисподней
На следующий день, во вторник, к нам с Миклухой в палату пришел следователь – невысокий, полноватый, с ромбовидной фигурой, лет под пятьдесят, волосы редкие, коротко стриженные, как и положено полицейскому. Нижняя часть лица шире верхней, полные губы, длинный нос, суровый взгляд. Если бы не этот суровый взгляд, следака можно было бы принять за добродушного дядюшку, но внешность бывает обманчивая, так что с ментом надо держать себя настороже. Нового соседа нам с Миклухой не подселили, потому следователь устроился на свободной кровати и расположил протокол допроса на тумбочке.
– Меня зовут Михаил Александрович Кристальный, – представился полицейский.
Я сидел напротив него, закинув ногу на ногу и болтая стопой, всеми силами стараясь придать себе независимый вид, ибо я, хоть никакой вины за собой не чувствовал, ощущал себя в чем-то виноватым, очевидно, подобное чувство испытывает каждый в присутствии следователя, который проводит официальный допрос.
– Игорь Гладышев, – представился я.
– Я знаю, кто вы, Игорь Степанович, – проговорил Кристальный, сверля меня взглядом. – И не потому, что ваши имя, фамилия и отчество написаны на кровати. А потому, что пришел именно к вам по поводу аварии, в которую вы угодили.
Честно говоря, я ждал вопросов по поводу Георгия Сухарева и удивился тому, что следователь пришел в связи с произошедшей четыре дня назад, в пятницу, аварией, которая казалась мне сейчас уже старым полузабытым кошмарным сном.
– Вот как? – Я приподнял брови. – Ну, что же, слушаю.
– Давайте сначала побеседуем, а потом я составлю протокол и вы его подпишете, – предложил Кристальный.
– Как прикажете, Михаил Александрович.
– Что можете сказать по поводу столкновения такси с неизвестной машиной? С таксистом я уже побеседовал, он говорит, что был в шоке и ничего толком не запомнил. Видел только, что машина иномарка, темного цвета. Неожиданно выскочила на повороте, подрезала вас, ударив в переднее левое крыло, и скрылась… Может быть, вы что-нибудь увидели, запомнили?
Я покривил губы, выражая таким образом полное неведение.
– К словам таксиста мне прибавить нечего. Я вообще смутно помню, что со мной произошло. Вы знаете, господин следователь, у мозга, по-видимому, есть такая особенность – отключать страшные для человека воспоминания напрочь. Я работаю тренером в детско-юношеской спортивной школе, у меня пацан один после тренировки домой шел, трамвай его сбил. Слава богу, все обошлось, пролетел несколько метров вперед, но жив остался. Так он ничего не помнит с того момента, как как из спортзала вышел, и до того момента, как в больнице оказался. Хотя все время был в сознании и разговаривал с окружающими.