От Клубка до Праздничного марша (сборник) - Евгений Клюев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы почему молчите, прошу прощения? – обратилась Драгоценная Минута ко всему обществу сразу.
– Мы в ссоре, – ответила Старая-как-Мир-Конфета.
– И… чего же вы не поделили – если не секрет? – спросила Драгоценная Минута.
– Мы не поделили территорию, – буркнул Огрызок Карандаша.
– Разве тут так много территории? – удивилась Драгоценная Минута, оглядывая тесное пространство вокруг себя.
Огрызок Карандаша фыркнул:
– В том-то и дело, что мало! Потому и не поделили… что ж Вы – какая непонятливая!
– Так… всё равно ведь на всех не хватит: какой же смысл делить?
– А такой смысл, – зашумела вдруг Старая-как-Мир-Конфета, – чтобы ко мне не липли!
Это её заявление возмутило Обрывок Газеты:
– К Вам липнут, – отчётливо произнёс он, – только потому, что Вы липкая!
– Именно! – откликнулась Монетка.
Драгоценная Минута внимательно оглядела их и со вздохом сказала:
– Охота вам ссориться… когда всех нас так и так потеряли!
– Меня не могли потерять! – сказал Обрывок Газеты. – На мне важный телефон записан.
– Мною, между прочим, записан, – сказал Огрызок Карандаша, – значит, меня тоже никто не терял.
– А меня ещё съесть можно с удовольствием, – сказала Старая-как-Мир-Конфета.
– Вас? – оторопела Монетка. – Да я бы ни в жизнь не стала!
– Конечно, – частично согласилась Старая-как-Мир-Конфета, – если на мне столько всего налипло…
– Выходит, только меня одну потеряли… – совсем расстроилась Драгоценная Минута, но в это время сверху на неё что-то упало и принялось раскидывать её соседей в разные стороны. Через секунду крепкие пальцы вцепились в неё и принялись тащить на поверхность. Однако вслед за Драгоценной Минутой, уже успевшей прилипнуть к Старой-как-Мир-Конфете, на поверхность потянулись сама Старая-как-Мир-Конфета и прилипшие к ней Обрывок газеты, Огрызок Карандаша и Монетка.
– Стоп-стоп-стоп, – сказали сверху, – не все сразу!
Отлепив Драгоценную Минуту от остального, её вынули из кармана.
Теперь она лежала на Широкой Тёплой Ладони – и Широкая Тёплая Ладонь была в краске.
– Вы почему в краске? – строго спросила Драгоценная Минута.
– Дом красила, – отчитались ей.
– А я Вам зачем… да ещё когда я в таком виде? – поинтересовалась Драгоценная Минута, чувствуя, что остатками Старой-как-Мир-Конфеты липнет к Широкой Тёплой Ладони…
– Чтобы наслаждаться! – без обиняков сказала Широкая Тёплая Ладонь. – Я, видите ли, Вас сберегла… если Вы понимаете, о чём я. Сберегла – и теперь буду Вами наслаждаться.
– А как Вы меня сберегли? – всё-таки не поняла Драгоценная Минута.
– Постаралась – и закончила работу на минуту раньше, – ответила Широкая Тёплая Ладонь.
Потом, чтобы не тратить времени на разговоры, налила из Вечно Недовольного Кофейника чашечку кофе и с удовольствием взялась за чуть обжигающую ручку. И тогда откуда-то совсем сверху начал опускаться вниз Вздох Наслаждения.
Драгоценная Минута не сумела проследить за этим вздохом, потому что тут же впала в размышления о том, что бывает, когда экономят минуту… Бывает прекрасно, – решила она. Во-первых, час тогда становится длиннее на одну минуту. Стало быть, он может передать сэкономленную минуту другому часу, – и тогда тот, следующий, час передаст эту минуту очередному, следующему за ним, часу… и так далее. А Самый Последний Час – тот, который называется «Двенадцать Часов Ночи» – передаст эту минуту новому дню! Когда же закончится последний день месяца (который называется иногда «Тридцатое», иногда «Тридцать Первое») – он передаст минуту новому месяцу, потом последний месяц (он называется «Декабрь») передаст её новому году, новый год – новому веку, новый век – новому тысячелетию… Что касается нового тысячелетия, то оно, конечно же, добавит эту минуту к истории всего человечества… и будет тогда у нас ИСТОРИЯ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ДЛИННЕЕ НА ЦЕЛУЮ МИНУТУ, а ведь это же просто замечательно!
Тут Драгоценная Минута счастливо улыбнулась – от радости за всё человечество – и в сердце своём послала привет прежним соседям по карману: она поняла, что и их тоже, скорее всего, сберегли – причём для определённо великих целей!
Вся такая воздушная блузка
Наверное, Розовая Блузка была из шёлка – иначе она бы не казалась такой воздушной. А она именно что казалась воздушной! Недаром же эта Розовая Блузка постоянно – прямо-таки без остановок – восклицала:
– Ой, я вся такая воздушная, просто кошмар какой-то!
Вообще-то слово «кошмар» она при этом зря употребляла: ведь «кошмар» говорят, когда страшно, а Розовой Блузке было, наоборот, очень приятно, что она вся такая воздушная. Кстати, как раз из-за этой своей воздушности она совершенно не выносила, когда её стирали. Ведь при стирке любую вещь погружают в воду (если это, конечно, не сухая стирка… но что такое сухая стирка, уж и вовсе непонятно), а в воде довольно трудно сохранить воздушность. Когда весь намокаешь – тут не до воздушности!
И надо же такому случиться – перед самым праздником, просто накануне, её взяли да постирали! Она, бедная, так извивалась, так выскальзывала из рук… но руки были ловкие и хорошо знали свое дело. В результате Розовую Блузку, даже и не отжав как следует, повесили сушиться на верёвочку, но что хуже всего – прицепили к верёвочке этой прищепками! А кому понравится перед самым праздником оказаться на прищепках?
– Хорошенькое дело! – фыркнула Розовая Блузка, болтаясь на верёвочке. – Мало того что выстирали, так ещё и прищепки эти! Да в таком жутком соседстве… с трусами какими-то, носками! Ничего более унизительного не случалось в моей жизни!
Услышав это, Трусы и Носки, разумеется, ужасно засмущались – особенно Трусы: они хотели даже отползти по верёвочке куда-нибудь в сторонку, но ведь и их тоже прицепили прищепками, так что не очень-то отползёшь!
А Розовая Блузка ещё немножко повозмущалась и вдруг заявила:
– Всё. Я улетаю. Настала пора.
Трусы настолько обалдели от этого заявления, что, забыв смущаться, воскликнули:
– Как улетаете? Куда?
– Не Ваше дело куда. В дальние дали, вот куда! В дальние дали, которые Вам и не снились.
– Нам – снились… – возразили Носки. – Нам дальние дали только и делают, что снятся.
– Ах, замолчите, пожалуйста! – оборвала их Розовая Блузка. – Я не желаю Вас слушать: Вас надевают на ноги! А про Трусы я вообще молчу: просто даже представить себе страшно, куда их надевают.
От таких её слов Трусы совсем сконфузились, а Носки сказали:
– Всё, что куда-нибудь надевают, одинаково необходимо – и нечего Вам особенно задаваться. Подумаешь, блузка! Ну ладно бы ещё заколка какая-нибудь золотая, а то всего-то навсего – тьфу!..
– Это я – тьфу?! Это я, значит, по-вашему, – тьфу?!
Тут Розовую Блузку внезапно принялись снимать с верёвочки, одну за другой отцепляя прищепки, – на ветру она рванулась изо всех сил: ррраз! – и, смотри-ка, действительно полетела…
– Ну, что вы теперь скажете – там, на верёвочке? Жалкие тряпки с неприличными именами! Я презираю вас! Прощайте, я – птица. Я… – тут у Розовой Блузки даже горло перехватило: – …я Жар-птица! – И она взмахнула короткими своими рукавчиками, как крыльями.
Впрочем, Жар-птицу эту сразу же и поймали – правда, она успела изрядно вываляться в грязи и теперь напоминала скорее ощипанную курицу, чем Жар-птицу. И конечно, её опять сунули в таз с мыльной водой, где принялись отстирывать, причём беспощадно. Трусы и Носки с сожалением поглядывали на неё со своей верёвочки, куда, между прочим, через несколько минут опять водворили и Розовую Блузку – увы, на то же самое место, что раньше!
– Вы, стало быть, уже слетали куда собирались? – простодушно осведомились Трусы – настолько простодушно, что Носки даже шикнули на них, но Трусы продолжали: – Судя по всему, там, в этих дальних далях, довольно-таки грязно…
– Не Ваше дело! – оборвала их Розовая Блузка. – Дайте только срок – и я ещё завоюю весь мир! Тем более что мне это раз плюнуть!
При последних её словах Трусы и Носки вдруг окончательно высохли, и их сняли с верёвочки. Вместе с ними попытались было снять и Розовую Блузку, но… рывок – и вот она снова в грязи. Что ж… значит, всё сначала: таз с мыльной водой, долгая-долгая стирка, Розовая Блузка извивается, выскальзывает из рук, но руки ловкие и хорошо знают своё дело…
И вот она опять висит всё на той же верёвочке, что-то бубня себе под нос, а Трусы и Носки уносят домой, причём Трусы как бы случайно и даже вполне дружелюбно произносят в последний момент:
– Ещё два-три полёта в грязь – и там, в дальних далях, куда Вы так стремитесь, на Вас уже никто не обратит ровным счётом никакого внимания. Подумайте об этом, дорогая Розовая Блузка!
– Ах, оставьте, пожалуйста! – надрывается та. – Я не желаю слушать Ваших дурацких советов, не забывайте о том, кто такая я и кто такие Вы!