Тайна старого колодца - Михаил Черненок

— Что?! — вскрикнул Антон и проснулся.

Около кровати стоял Маркел Маркелович Чернышев — хмурый, с заспанными глазами.

— Пора вставать, говорю.

Бирюков облегченно вздохнул, потряс головой и виновато сказал:

— Кошмар какой-то снился.

— От духоты это. — Чернышев зевнул. — На градуснике с утра к тридцати ртуть подбирается. Жаркий денек будет.

Завтракали молча. И только когда допивали чай, Маркел Маркелович посмотрел на Антона:

— Серьезное дело, по-моему, складывается… С чего сегодняшний день намерен начать?

— Пойду к Зорькиной.

Чернышев утвердительно кивнул, будто согласился:

— Только смотри… Марина на язык остра. Чуть что не так, оконфузит, как говорит у нас Слышка, методом запросто.

Зорькину Бирюков отыскал на птицеферме. Она стояла в кругу птичниц и, энергично размахивая рукой, что-то объясняла. Дожидаясь, пока кончится разговор, Антон со стороны приглядывался к Зорькиной. Маркел Маркелович не зря назвал ее красавицей. На редкость правильные черты лица, высоко взбитые белокурые волосы, повязанные легкой голубой косынкой, и розовые от лака ногти заметно выделяли Зорькину среди других девушек, а белый халат и черные, несколько старомодные, как отметил Антон, туфли-лакировки делали ее похожей на медицинскую сестру. Казалось, она случайно забежала на птицеферму, чтобы минуту-другую поболтать с подругами.

— Я из уголовного розыска, — сказал Бирюков, когда Зорькина подошла к нему, и назвал свою фамилию.

— Марина Васильевна. Заведующая птицефермой, — с некоторым недоумением ответила Зорькина. — Очень приятно познакомиться. — И улыбнулась так, что нельзя было понять, шутит она или говорит серьезно.

Антон замялся:

— Надо побеседовать с вами по одному щепетильному вопросу.

Голубые глаза Зорькиной вдруг сделались синими. Около них сбежались едва приметные лукавые паутинки, а на губах застыл готовый вот-вот сорваться смех. Но она не засмеялась, чуть скосила глаза в сторону насторожившихся птичниц и удивленно приподняла тонкие брови:

— Что это за вопрос?

— Дело касается вашего бывшего жениха.

— Столбова?

— Нет.

— Не иначе вашей маме невестка потребовалась?

— Я вполне серьезно, — чувствуя, что краснеет от смущения, сказал Бирюков.

Зорькина мигом обернулась к птичницам:

— Слышите, девочки! Товарищ из уголовного розыска интересуется моим женихом. О котором ему рассказать? Подтвердите, что с уголовниками я не дружу.

Птичницы прыснули так заразительно, что Бирюков неожиданно для себя тоже расхохотался. Зорькина смеялась звонче всех. Трудно было поверить, что это она вчера вечером, когда расходились от клуба, изливала грусть в песне.

— У меня, честное слово, женихов — не отбиться. Который из них вас интересует?

— Моряк, — напрямую сказал Антон.

— А летчики, танкисты не интересуют? — как ни в чем не бывало спросила Зорькина.

— К сожалению, нет. Только моряк меня интересует.

— А у меня, к сожалению… — Зорькина притворно вздохнула, — из моряков никого не было. Из других войск были, а из моряков нет. Может, вы Виктора Столбова имеете в виду? Он отлично плавает и ныряет тоже. Но с Виктором мне не повезло — Ниночка Бровцева отбила, — Зорькина погрозила наманикюренным пальцем маленькой пухлой птичнице: — У-у, разлучница! — И опять засмеялась — естественно, звонко, словно ей было очень-преочень весело.

Бирюков не знал, как продолжить разговор.

— Мне сказали… — неуверенно начал он.

— Не слушайте вы никого! У нас же деревня. Здесь из мухи слона сделают, а потом слоновую кость продают.

— А если серьезно говорить?

— Одинаково получается.

— В самом деле?

— Нет, немножко в стороне.

Настороженно слушающие разговор птичницы опять расхохотались. Ссылаться на Чернышева было преждевременно, и Антон развел руками:

— В таком случае, извините. Все ясно.

— Пожалуйста, — Зорькина смело глянула ему в глаза. — С умным человеком и поговорить приятно. Сразу все ясно становится. Только вы не сердитесь на меня, ради бога, что так быстро разговор закончился. Девчонки подтвердят, тут такие женихи подкатываются, умереть можно. Но все они не из уголовников…

— До свидания, — сухо произнес Антон.

— Счастливо, — с улыбкой бросила Зорькина, отвела ладонью со лба завиток волос. — Вы, чем интересоваться бывшими женихами, приходите лучше сегодня вечером в клуб. У нас ребят не хватает.

— А что?.. — вдруг осмелел Антон. — Возьму и приду!

Зорькина по-мальчишески, словно заключая пари, протянула руку:

— Ловлю на слове!

Антон быстро чуть-чуть пожал красивые теплые пальцы и заторопился к колхозной конторе, как будто у него были там неотложные дела.

В кабинете Чернышева Бирюков расстегнул пиджак и долго ходил из угла в угол. Ругал себя за внезапную дурацкую растерянность перед Зорькиной, пытался сообразить, в чем допустил ошибку, начиная с ней разговор. «Надо было официально вызвать в контору, заполнить протокол, а я второй день пижоню, как детектив-любитель. Идиот! С болтуном Слышкой, как лучшим другом, полдня потерял; перед заведующей птицефермой раскис, на вечеринку с ней собрался… А вообще, что она за человек, Зорькина? Шуточками отделалась, увильнула от ответа, похихикала. И тут же подала руку. Что за этим кроется: женское кокетство или извинение за необдуманный шаг?.. С Кайровым не хохотнула бы. Тот быстренько поставил бы на место…»

Бирюков подошел к телефону и стал звонить в райотдел, чтобы доложить подполковнику Гладышеву или Кайрову о своих невеселых делах и попросить сделать запрос в воинскую часть, где служил Юрий Михайлович Резкин. Как назло, телефонная линия с райцентром оказалась поврежденной. «С утра не повезет — весь день кувырком будет», — Антон зло положил телефонную трубку и решил пойти выспаться — до приезда Чернышева все равно делать было нечего.

Выходя из кабинета, чуть не столкнулся с маленькой пухлой девушкой. Узнав Ниночку-разлучницу, извинился и машинально спросил:

— Столбов не вернулся домой?

— Сегодня обещал вернуться, — прощебетала девушка и скрылась в бухгалтерии, откуда доносился громкий стук костяшек на счетах.

«Надо будет сразу допросить его. Не так, как тогда, при первой встрече, или как сегодня Зорькину, а со всей официальной строгостью», — твердо решил Бирюков, выходя из конторы.

День, как предсказал утром Чернышев, оказался по-настоящему жарким. Деревня словно вымерла. Екатерина Григорьевна спросила встревоженно:

— Не заболел ли? Вид усталый, да и вернулся что-то рано.

— Не выспался ночью, — успокоил ее Антон.

В комнате было прохладней, чем на улице. Из открытого настежь окна пахло разогретым малинником, слышалось ленивое чириканье воробьев. Антон разделся и лег на кровать, но спать совсем расхотелось. Из головы не выходила встреча с Зорькиной. «Экстравагантная особа. В белом халате, туфлях-лакировках, с маникюром… — рядом с Зорькиной Антон мысленно ставил приземистую Ниночку-разлучницу и скептически улыбался. — Заурядная Ниночка отбила Столбова у красавицы-певуньи, которая на всех фестивалях берет первые места… Бред! Назвав Ниночку разлучницей, Зорькина, конечно, шутила, но это была злая шутка. Отчего эта злость? Отчего Зорькина так нарядилась на работу? Птицеферма, разумеется, не свинарник, но лакированные туфли… А туфельки хотя и новые, но старомодные. Такой фасон был в моде, кажется, лет пять или семь тому назад. Почему она теперь их носит? Берегла до тех пор, пока устареют? Чтобы совсем не пропали, решила на работе добить?..»

Бирюков представлял сейчас Зорькину так отчетливо, будто видел ее наяву, — жесты, улыбку, одежду, слышал интонации голоса. Чем больше копался в воспоминаниях, тем стыднее становилось за свое поведение — ну, честное слово, растерялся, как мальчишка, впервые увидевший красивую девушку. От стыда поморщился и вдруг хлопнул себя по лбу ладонью — в уголках голубой косынки Зорькиной были маленькие белые якорьки. «Пижон! Такую деталь упустил. Косынка с якорьками наверняка память о моряке. Девчата ведь тают от такой сентиментальщины… Но почему Марина его скрывает, моряка этого? Кто он такой, жених-заочник? Как они познакомились? А может, Маркел Маркелович ошибся, что Зорькина с моряком переписывалась? Может быть, с каким-нибудь летчиком или танкистом?..»

Лежать стало невмоготу. Антон оделся и вышел во двор. Под карнизом крыльца увидел длинные бамбуковые удилища и вспомнил, что прошлым вечером Маркел Маркелович хвалился: «В озере у нас добрые окуни водятся». Вспомнилось, как в детстве целыми днями мог торчать на берегу с удочкой. Вместе с Екатериной Григорьевной разыскал под крыльцом банку с червями, выбрал самое длинное удилище и тропкой, через огород, пошел к озеру.