Человек играющий - Андрей Зинчук

Он не сумеет отыскать дорогу к дому, не сможет, вернуться, потому что не найдет острова! Как же так? Как мы не подумали, что остров гораздо ниже буровой! Лот не найдет берега...

У горизонта небо подернулось пленкой и слилось с морем. Буровой больше не было. Я вспомнил лицо Лота - профиль - лицо повернуто к юго-востоку, в глазах тупое упрямство. Лодка уходила от острова...

Я уже знал, что ничего на буровой нет, только автоматы. Человек не выдержит в таких условиях! Почему мы не подумали об этом раньше? Где компас?!

Компас лежал в кармашке рюкзака. Все. Я погиб.

Мы оба погибли. Без лодки с острова не выбраться!

И тут я быстро определил на глаз количество воды.

Этого хватит на неделю. А дальше?

Нестерпимо хотелось пить. Солнце висело там же и так же немилосердно жгло остров. Я припал к канистре и вылакал добрую треть раньше, чем смог оторваться от воды. Голова у меня закружилась, остров поплыл вбок,- и меня вытошнило. Но от этого стало легче.

И я попытался взять себя в руки. Нужно было готовиться к худшему...

Одиночества я боялся с детства. С самого рождения я, кажется, ни разу не был один. Рядом всегда был Лот. Мы были братья-близнецы. Он родился на пятнадцать минут раньше меня. Как он мог теперь меня бросить? Как он, старший, мог всего не предусмотреть?

Он всю жизнь защищал меня, помогал мне, успокаивал. Вместе мы учились и получали первые двойки. Это он научил меня охотиться и выслеживать под водой рыбу. Он был старшим. Он заменил мне отца. Он был центром той безопасной части жизни, за пределом которой, как за краями школьной парты, находится его основная, непознанная часть. Остров в бесконечном океане неизвестного! Без брата я был никем, нулем.

Иногда мне казалось, что брат - это пуповина, которая связывает меня с окружающим миром, и оборвись она - оборвется эта связь, меня не станет.

Вокруг звенел перегретый воздух. Мысли мои путались. Я барахтался в этой жаре, не замечая ни ее, ни звенящего воздуха, бродил, не разбирая дороги. Несколько раз поднимался на скалу и рассматривал горизонт. И мне думалось, что против воли я - человек - был возвращен в лоно природы, из которого совсем недавно, несколько тысяч лет назад, бежал. Даниель Дефо, написавший о Робинзоне, исказил истину: прототип Робинзона сошел с ума. Так же, как настоящий, а не выдуманный Робинзон; я был лишь тоненькой ветвью, листиком на древе эволюции, и в любой момент Всемогущая могла оборвать этот лист... Нет, все-таки не могла. Потому что я был богом, ею же самой созданным, ее сыном, призванным ее совершенствовать именем ее и по разумению своему...

Я тупо разглядывал пропасть, внезапно открывшуюся у ног. Я застыл на скале, у края. Высота была метров пятнадцать, внизу грязная вода и острые камни,

Солнце клонилось к западу, жара спадала постепенно. Я разделся и трусцой пробежался по острову. Звон в ушах прошел. Между лопаток выступил спасительный пот. На ноге ныл мизинец. Я поискал: жестяная пробка с острыми краями, валявшаяся наверху скалы, была в крови. Она-то меня и спасла. И, значит, вот, оказывается, чего мне нужно было бояться больше всего, вот, значит, где был гвоздь всей этой дьявольской программы,- у меня в голове! А Лот? Лот, бедняга?! Что сейчас происходит с ним? А откуда взялась пробка?

Насколько я помню, тут ее раньше не было!

По-прежнему горизонт вокруг острова был скрыт белой пеленой. Будет ли заметен остров вечером? Боже мой! Кто ж к нам настроен так враждебно?! В чем наша беда? Или, может быть, вина?.. Мы не знаем, к чему в конце концов приведет нас тот или иной поступок. Мы не боимся "завтра". А может быть, его нужно бояться?

Но ведь это глупо - бояться завтрашнего дня!

- Да ведь, пожалуй, не так уж и глупо! - возразил мне все тот же хрипловатый голос.- Боимся же мы своего прошлого? Во всяком случае, мы не очень любим, когда нам о нем напоминают. Потому что чаще всего оно выглядит мелким, и даже убогим, и просто очень глупым, наконец,- наше "вчера"... Погоди, не уходи, я ведь не договорил!..

Я зажал уши.

Солнце наконец коснулось воды. Скоро начнет темнеть. Если Лот не добрался до буровой...

Уже некоторое время мне казалось, что за мной кто-то наблюдает. Справа, слева, сверху - отовсюду.

Несомненно, где-то сидел кто-то и оттуда, опытный и безразличный, целился в меня через свой дьявольский нематериальный микроскоп. А в голове у него была Идея. И имя ему было Всемогущий. Или Всемогущая.

Или ТОТКТОВСЕЭТОПРИДУМАЛ. И был он сумасшедшим!..

Сейчас мне трудно воссоздать в точности все события того ужасного дня. Я додумался зажечь на вершине острова костер. Пламя гудело. Время от времени я оставлял костер и спускался в темноту пляжа,- ни плеска весел, ни окрика, ни свиста... И я возвращался к костру и там, под маяком, на высшей точке острова, трясся от страха. На штангах маяка кривлялись рваные тени. Вокруг костра плотной стеной стояла ночь.

Душная. Влажная. Враждебная.

Я не услышал, а скорее почувствовал чьи-то шаги: под скалой, там, где выступала из воды подушка песка, кто-то ходил. Я взял фонарь и осторожно поднялся.

А потом аккуратно, так, чтобы ни один камень не сдвинулся с места, спустился к морю. Света фонаря хватило на то, чтобы разглядеть нечеткий уже след босой ступни у самой воды. Слева и справа от него следов не было. Значит, тот, кто тут прошел, уйти мог только за скалу, влево от бухты: справа на воде плясали отсветы костра, и скала поднималась из моря вертикально.

Я прислушался: слева за выступом скалы чуть слышно плеснулась вода. Потихоньку переставляя ноги, я двинулся вдоль берега, держась за скалу. Бесполезный теперь фонарь мешал, я сунул его в расщелину и, помогая себе второй рукой, пошел быстрее. Впереди негромко булькнуло - следовательно, я двигался в правильном направлении. Но расстояние между нами не сокращалось. Я заторопился, сделал неловкий шаг, поскользнулся и рухнул в воду, подняв шум и больно ударившись коленкой о камень. За скалой раздалась очередь всплесков, и все стихло. Я разозлился, плюнул с досады и с шумом двинулся вперед.

- Ты зачем полез в вольер? - послышался впереди негромкий мужской голос. Я побежал...

За скалой начиналась наша бухта. Я заглянул в хибару - никого. Значит, послышалось? Неблагополучно было и наверху у костра: консервную банку кто-то с места сдвинул, что ли? Чапа поднялась навстречу.

Вид у нее был беспечный. "Чего ты мечешься? - спрашивали ее глаза.Все в порядке, никого нет".

Но в том-то и дело, что кто-то был. Я его чувствовал. Кожей. Нюхом. Спиной. Я обернулся: передо мной стоял Лот.

- Ты зачем за мной следишь? - спросил он и, пока я, хватая ртом воздух, приходил в себя, заговорил опять: - Я давно заметил, что ты за мной следишь.