Соловей - Кристин Ханна

Давно она слышит этот странный звук?

Час? Или день?

Пчелы. Жужжат и жужжат. Изабель облизнула пересохшие губы и вспомнила, как славно было сидеть в саду летним днем и слушать жужжание пчел.

Нет.

Это не пчелы.

Она знает этот звук.

Изабель остановилась. Мысли путались.

Жужжание нарастало, заполняя все пространство, а затем появились самолеты, шесть или семь, – крошечные распятия на фоне голубого безоблачного неба.

Изабель из-под ладони следила, как они приближаются, опускаются ниже…

Кто-то крикнул:

– Боши!

Каменный мост в отдалении взорвался фонтаном осколков в клубах дыма и пламени.

Самолеты уже летели совсем низко, прямо над людьми.

Гаэтон швырнул Изабель на землю, накрыл своим телом. Мир обратился в звук: рев двигателей, тра-та-та-та пулеметов, удары сердца, крики. Пули вырывали траву ровными рядками, люди вопили. Изабель увидела, как женщину подбросило в воздух, будто тряпичную куклу.

Срезанные выстрелами верхушки деревьев валились на головы. Вспыхнуло пламя. Все заволокло дымом.

А потом… тишина.

Гаэтон скатился с нее:

– Жива?

Она села, растерянно озираясь.

Повсюду человеческие тела и огонь, и черные клубы дыма. Крики, рыдания, смерть.

– Помогите, – застонал старик рядом.

Изабель подползла к нему и вдруг поняла, что земля пропитана кровью. Сквозь разорванную рубашку увидела вспоротый живот, вывалившиеся наружу внутренности.

– Может, где-то есть врач, – все, что она могла сказать. Или подумать. И услышала его вновь, этот звук.

– Они возвращаются! – Гаэтон потянул ее к канаве.

Изабель подчинилась, оскальзываясь на окровавленной траве. Совсем рядом взорвалась бомба. Изабель заметила малыша, который стоял над мертвой матерью.

Она бросилась к ребенку. Гаэтон перехватил ее.

– Я должна помочь…

– Твоя смерть ничем не поможет ему! – прорычал он, до боли стиснув ее.

Они бежали и бежали, петляли меж развороченными машинами и мертвыми телами, кровоточащими, с оторванными конечностями, торчащими костями.

На окраине городка Гаэтон втащил Изабель в маленькую церквушку. Здесь уже было полно народу, люди жались по углам, прятались между скамьями.

Гул моторов мешался с грохотом выстрелов. Витражные окна задребезжали, кусочки цветного стекла брызнули на пол. Потолочные балки натужно заскрипели, сверху посыпались мелкие камешки. Пули засвистели в самой церкви, прибивая к полу руки и ноги. Взорвался алтарь.

Гаэтон что-то прокричал, она ответила или подумала, что ответила, но, прежде чем Изабель сообразила, что происходит, очередная бомба вонзилась в церковь и крыша над их головами разлетелась.

Семь

По городским меркам местная ecole elementaire – школа небольшая, но довольно просторная и неплохо укомплектованная, а для ребятишек из коммуны Карриво так и вовсе громадная. Прежде чем стать школой, это здание служило конюшней богатому феодалу, а на центральном дворе, вокруг которого подковой выстроились хозяйственные постройки, была стоянка карет и еще хватало места для маленького рынка. Школа могла гордиться прочными каменными стенами, яркими синими ставнями и старинными деревянными полами. Главное здание, сооруженное в том же стиле, разрушили еще во время Великой войны, его так и не восстановили. Подобно многим школам во французских городках, эта тоже стояла на окраине.

Вианна сидела за учительским столом и, нервно теребя смятый платок, разглядывала детские лица. На полу рядом с каждой партой – противогаз. Сейчас дети носят их с собой повсюду.

Открытые окна и толстые каменные стены облегчали жизнь, но все равно жара утомляла. Боже правый, и без того трудно сосредоточиться. Новости из Парижа просто ужасают. Все только и говорят, что о туманном будущем и шокирующем настоящем: немцы в Париже. Линия Мажино прорвана, французские солдаты гибнут в окопах и бегут с фронта. Вот уже три ночи – после телефонного звонка отца – она не спит. Изабель бог знает где между Парижем и Карриво, от Антуана никаких вестей.

– Кто хочет проспрягать глагол «бежать»? – устало спросила она.

– А разве нам не надо учить немецкий?

До Вианны не сразу дошел смысл вопроса. Школьники заинтересованно ждали ответа, глаза светились любопытством.

– Простите? – Чуть откашлявшись, она попыталась выиграть время.

– Нам теперь надо учить немецкий, а не французский.

Жиль Фурнье, сын мясника. Его отец и три старших брата на фронте, хозяйство ведут они вдвоем с матерью.

– И стрелять, – подхватил Франсуа. – Мама говорит, нам нужно научиться стрелять, чтобы убивать немцев.

– А моя бабушка говорит, что нам всем нужно бежать, – сказала Клер. – Она помнит прошлую войну и говорит, что мы будем совсем дураками, если останемся.

– Немцы же не перейдут за Луару, правда, мадам Мориак?

Софи сидит за первой партой, по центру, руки крепко сцеплены, глаза широко распахнуты. Она не меньше, чем Вианна, напугана последними слухами. Перед сном плачет, вспоминая об отце. И даже в школу теперь берет старичка Бебе. Ее подружка и соседка по парте Сара также встревожена и напугана.

– Это нормально, что вы боитесь, – успокоила Вианна. Именно эти слова она сказала накануне вечером Софи, именно так она утешает себя, но прозвучали они неубедительно.

– Я не боюсь! – заявил Жиль. – У меня есть нож. Я убью каждого боша, который сунется в Карриво.

– В Карриво? – вскрикнула Сара.

– Нет, здесь их не будет! – отрезала Вианна. Возражение далось нелегко, собственный ее страх так и норовил прорваться наружу. – Солдаты Франции – ваши отцы, дяди и братья – самые храбрые бойцы в мире. Они сражаются за Париж, Тур и Орлеан даже сейчас, когда мы с вами беседуем.

– Но Париж немцы захватили, – возразил Жиль. – А где же наши солдаты?

– На войне бывают большие сражения и мелкие стычки. Иногда приходится отступать. Но наша армия никогда не позволит немцам победить. Мы никогда не сдадимся. – Она вышла в центр класса. – Но у нас, тех, кто остался в тылу, тоже есть свои задачи. Мы должны быть храбрыми и сильными и должны верить в лучшее. Мы должны продолжать жить и поддерживать порядок, чтобы наши отцы, братья и… мужья могли вернуться в свои дома, понимаете?

– А что с тетей Изабель? – спросила Софи. – Дедушка сказал, что она уже должна приехать.

– Мой кузен тоже убежал из Парижа, – сообщил Франсуа. – И тоже не приехал.

– Дядя говорит, на дорогах сейчас неспокойно.

Прозвенел звонок, дети выскочили из-за парт. В мгновение ока были позабыты самолеты, бомбы, война и страхи. Они опять стали просто ребятишками, у которых закончился школьный день, а на дворе прекрасная летняя погода. И вели себя, как положено всем детям их возраста – горланили, болтали, хохотали, толкались и пулей вылетали за дверь.

Вианна вздохнула с облегчением. Бога ради, она всего лишь учительница. Что она может им рассказать о нынешних ужасах? Как помочь справиться со страхами, когда с трудом скрываешь свой собственный? Она старалась отвлечься в обычных заботах: подбирала мелкий мусор, оставленный учениками, вытирала доску, ставила на место учебники. Наведя порядок в классе, сложила свои бумаги и карандаши в кожаную папку и вынула из ящика стола сумочку. Затем надела соломенную шляпку и, аккуратно поправив ее, вышла из класса.

Вианна шла опустевшими коридорами, взмахом руки прощаясь с коллегами, задержавшимися в своих кабинетах. Некоторые классы были закрыты, учителей-мужчин призвали в армию.

У дверей класса Рашель она замедлила шаг, глядя, как подруга сажает сына в коляску. Рашель хотела было взять отпуск и посидеть дома с Ари, но теперь все изменилось. Ничего не остается, приходится брать малыша с собой на работу.

– Ты выглядишь так, как я себя чувствую, – сказала Вианна.

Волосы у Рашель распушились от влажного воздуха, их будто стало в два раза больше.

– Не похоже на комплимент, но я в таком отчаянии, что буду считать это все-таки комплиментом. А у тебя щека мелом измазана, кстати.

Вианна рассеянно вытерла щеку и наклонилась над коляской. Малыш спал, громко посапывая.

– Как он?

– Для десятимесячного карапуза, которому положено сидеть дома с мамой, а вместо этого он шляется по городу под гул вражеских бомбардировщиков и днями напролет вынужден слушать визги десятилетних школьников, просто отлично. – Рашель с улыбкой отбросила с лица влажную прядь. – Что, кисну я, да?

– Не больше, чем все мы.

– Ха! Сарказм помогает выжить. От этих твоих улыбочек и притворства у меня крапивница начинается.

Коляска прогромыхала по трем ступенькам, и женщины вышли в просторный двор, заросший травой, где в давние времена выгуливали лошадей. В центре двора журчал и брызгал водой четырехсотлетний каменный фонтан.

– Девочки, пойдемте! – окликнула Рашель Софи и Сару, дожидавшихся на лавочке. Девчонки поспешили за ними, о чем-то оживленно болтая и держась за руки. Второе поколение закадычных подружек.