Работа на лето - Александр Мартынов

— Ввас? — промямлил Генка, понимая, что всё ещё не проснулся окончательно.  — Ну… наверное, вас…

— Есть хочешь? — деловито спросила девчонка.  — Вообще сейчас как раз обеденное время, но сегодня первый день, а ты же с вечера не ел, наверное.

— Меня Генка зовут, — ей он решил не представляться, как Клир.  — А у тебя готово? В смысле, это — есть?

— Не, но я быстро, — пообещала ЛюбэНадежда.  — Я только разогрею… ой, погоди, постой, — она извлекла из кармана шортов электронный блокнот, ткнула палочкойстилом.  — Ты вообще во сколько встаёшь?

— В полвосьмого, в восемь, если летом и никуда не тороплюсь,

Генке нравился этот разговор, он хотел, чтобы девчонка подольше не уходила.

— В восемь…  — девчонка чиркала стилом.  — Ясно. Книжки читаешь?

— Ну… да, читаю. Типа Черкасова или Кинга. Знаешь таких?

— Не знаю, но уточню, — она деловито помечала в блокноте.  — Если надо стирать — складывай в пакет, там, в шкафу, есть, и ставь у порога… да не бойся, у нас прачечная! — она заливисто засмеялась, но тут же снова стала собранной и важной.  — Дальше. Ты так если, то что любишь есть?

— Вообще или по праздникам? — Генку всё больше увлекали эти расспросы.

— По праздникам.

— Эклеры люблю со взбитыми сливками, — признался Генка, — и селёдку под шубой. А вообще я в еде неприхотливый, только чтобы запивать было чем, компот, квас, да что угодно, но ко всему, даже к мясу. И чтобы хлеб был свежий…

— Так… А музыку любишь какую?

— Ну… Отечественное — из тяжёлого "Вандал R. I. P. ", старичков — типа ДДТ, но не всё, «Арию», «Кино»… Авторскую слушаю почти всё, лишь бы не слишком заумное. А прыгать всё равно подо что.

— Понятно…  — она сделала последнюю пометку и убрала блокнот.

— Ну ты вставай, а я пошла готовить. Я быстро, правда.

Генка с оглядкой на дверь поднялся. Он решил, что практичней всего будет обрядиться в камуфляж и кроссовки. Пятнистых маек он привёз с собой две, на голове предпочитал ничего не носить — короче, к столу вышел военизированный молодой человек. А по дому уже плыли вкусные запахи.

На столе стояли тарелка густого борща со сметаной, миска с пельменями, тоже залитыми сметаной, стакан со сметаной, кружка с квасом, вся запотевшая от холода, тарелка с хлебом. Любэ кивнула на табурет:

— Если больше ничего не надо, я пойду.

— Это, — Генка сел, взял ложку.  — Может, ты тоже поешь?

— Нет, я не голодная, — девчонка улыбнулась.  — Мне ещё домой надо, по хозяйству, родители в поле…

— Ещё скажи, что младшие на тебе, — Генка пригляделся к огромным пельменям, торчавшим из сметаны. Девчонка пожала плечами:

— А младшие или тоже по хозяйству крутятся или с утра до вечера в школе пропадают.

— Лето же, какая школа?

— А кружки и секции круглый год работают… Так нужно чтонибудь?

— Нет, спасибо, Надь…

— Зови меня Любэ, — попросила девчонка.  — Я привыкла… И не скучай — скоро ктонибудь придёт, а хочешь — сам по селу поброди. У нас тут безопасно.

— Ага, и не дерутся?

— Только по праздникам, на площади. Или, если зимой, на озере.

— У вас крутой участковый.

— У нас его вообще нет… Я побежала!

И девчонка вымелась рысцой — кажется, она так и прибежала босиком… Генка вздохнул. Симпатичная, даже очень.

Он вздохнул ещё раз и принялся за еду…

… Неизвестно, сама ли это готовила Надежда, но всё было очень вкусно, хотя борща Генка до этого никогда не ел, только по телику видел. В благодарность Генка решил вымыть посуду, но вспомнил, что есть только холодная вода и поставил на плиту в сенях чайник, а сам, вернувшись в комнату, включил приёмник — телевизор не хотелось.

Оппа! Как по заказу!

— Вначале был вечер —Потом настал я…Вчера — слово да ветер,А сегодня — земля…На кладбище старом,Где воскресали враги,Я кое-что понял,Встав с левой ноги!

— и Генка подхватил:

— Эгегегегеохэй!Рождённый в СССР…Эгегегегеохэй!Рождённый в СССР…Ни секунды без драки!Верим в жизнь и смерть!В глаза твоей собакиНам не страшно смотреть!Сегодня победа —Пойми и прости…Нам ничего не осталось,Но есть, что донести…

и Генка снова подхватил хмельной припев:

— Эгегегегеохэй!Рождённый в СССР…Эгегегегеохэй!Рождённый в СССР…

— ощущая что-то странное, хотя сам родился уже не в СССР, какоето щемящее чувство рождали слова этой песни, бесшабашные и вроде бы бессвязнобессмысленные…

— И чем дальше — тем круче,И почти закат…Здравствуй, Древняя Русь!Я твой нервный брат!Что вернёт нам Надежда?Что спасёт Красота?Ты вчера был хозяин (ИМПЕРИИ),А теперь — сирота…Эгегегегеохэй!Рождённый в СССР…Эгегегегеохэй!Рождённый в СССР…Эгегегегеохэй!Рождённый в СССР…Эгегегегеохэй!Рождённый в СССР…

— и Генка оборвал припев, услышав, как ему подпел ещё чей-то голос от порога:

— Эгегегегеохэй!Рождённый в СССР…Эгегегегеохэй!Рождённый в СССР…

— Нравится ДДТ?

Генка обернулся. На пороге стоял улыбающийся Диман — какой-то не очень похожий на самого себя во время встречи в кафе, весёлый. Он был в перетянутом ремнём камуфляже с закатанными рукавами и берцах, на ремне висели нож и мобильник. Генка увидел на правом рукаве диманова камуфляжа нашивки: чёрный крест в чёрном круге, ниже — чёрножёлтобелый шеврон углом вниз.

— А ты чего воду кипятишь? — так же весело спросил Диман, входя и коротко кланяясь.  — Любэ работу не выполняет?

— Да ну, что я, девчонку буду гонять из-за этого? — Генка протянул руку — поздорововаться, но с рукопожатием замялся — Диман ловко пожал его предплечье:

— Учись здорововаться понашему… А посуду мыть тебе будет некогда, это я говорю… Ладно, я за тобой. С чего начнём?

— Мне вообщето хотелось с контингентом познакомиться, — важно сказал Генка. Диман пожал плечами:

— Да ради бога, только не сегодня. Сегодня ребята как раз возвращаться начнут, им же ещё отдохнуть надо и всё такое…

— Откуда возвращаться? — не понял Генка. Диман пояснил:

— Четыре дня назад все бойцы ушли на тренировку по выживанию. Сегодня к вечеру первые появиться должны, а к полуночи все выйдут… Давай я пока тебе село покажу, что ли? И с комсоставом познакомлю. С командирами, в смысле.