LOVEЦ - Сюзанна Кулешова

– Кто Вы?

Я хочу назвать своё имя, но понимаю, что не могу произнести ни звука. Речь покинула меня. Всё ещё вглядываясь в его глаза, нос, губы, чтобы запомнить, если вообще смогу вспоминать, я осторожно дотрагиваюсь до его руки, и поднимаю её выше, к горлу, – я знаю – он поймёт.

– Вы не можете говорить.

Некоторое время он смотрит на меня в упор, как будто читает по моему лицу. Выражение неприязни сменяется любопытством, а потом… Так нежно никто никогда не смотрел: ни отец, ни мать, ни любовник.

Слёзы отчаяния оттого, что это вот-вот должно закончиться душат меня, не находя выхода. Наконец они горячо хлынули из моих глаз. Мне не стыдно. Мне нужно запомнить: глаза, нос, губы. Он прячет куда-то в рукав, причинившую мне лёгкую боль, «волшебную палочку» и свободной рукой касается моего мокрого лица. И тут, не помня себя, движением кошки, выпрашивающей ласку у хозяина, я прижимаюсь щекой к его ладони, а губами к запястью, с внутренней стороны. Никакой не сумасшедший вихрь, а сильные мужские руки обхватывают мои плечи, мне кажется недостаточно крепко, и я сама прижимаюсь к нему. Он много выше меня, и я едва достаю виском его подбородка. Всё исчезает вокруг: время, пространство, мысли, есть только желание. Раствориться, стать единым целым. С последним дыханием жизни из тела вырывается на свободу душа. Когда мы касаемся губами губ того, кого любим, то отдаём ему душу свою добровольно. Оттого, должно быть, поцелуи настоящей страсти длительны, но не многократны. Сколько прошло времени: секунды, минуты, год? Пусть это длится вечно. Где-то в глубине коридора раздаётся ужасающий грохот разбиваемого стекла, рушатся стены дикого камня.

– Анна, осталось недолго – слышу я голос откуда-то издалека.

Свечи давно прогорели, но в комнате было светло от настольной лампы. Роки! Угораздило же тебя вернуться домой именно сегодня, а я закрыла твою форточку, и ты вломился так бесцеремонно, высадив стекло. Что ты наделал, Роки? Что мне делать теперь?

VI

Приветствую тебя, одиночество, – наш единственный друг с повадками преданной собаки. Ты первым (за редким исключением) встречаешь нас в утробе матери, сопровождаешь в толпе и провожаешь прочь, когда наступает время. Ты, отнюдь, не бессловесная тварь, но легко обращаешь на себя внимание различными звуками: мерным стуком водяных капель, тиканьем часов, нашим собственным голосом, обращённым к самим себе. Некоторые не замечают твоего присутствия до поры до времени, а, когда приходит осознание, то всё зависит от нажитой мудрости. Другие страшатся и идут на любые ухищрения, полагая, что, окружив себя людьми, смогут избежать встречи с тобой, – наивные. Павел видел в тебе побратима и называл Свободой. Это не значит, что он сторонился общества людей. Он был хорошим другом, даже лучше многих, ибо, отдавая всё, что мог, ничего не требовал взамен, кроме самого факта дружбы. Он не бежал любви, как отношения человека и мира. Весьма полезное для учёного качество – нести ответственность за своё любопытство. И только тривиальное счастье с женщиной, единожды обжегшись, считал для себя недоступным.

Катя, Катенька – умница, красавица, романтико-реалистичный идеал писателей прошлого века. Она была не из тех о ком можно сказать «прелесть, какая глупенькая».Одна из лучших студенток на потоке, и не из-за простой старательности или папы – профессора. Ей нравилась техника, и она в ней хорошо разбиралась. Почти вся мужская составляющая факультета, а это около трёх четвертей народной массы, была в неё влюблена. Она же не искала лёгких путей: ей нужен был Павел, погружённый в свой собственный мир науки с малой примесью спорта. Девчонки хихикали:

– Катька, – это без вариантов! Его гормонов хватает только на вычислительные машины. Тебе придётся записаться в двоичном коде, Иначе он тебя не воспримет.

Первые полтора года она и впрямь не могла найти доступа к этой закрытой системе. Однако, что бы мы ни думали о судьбе и предначертании, как бы не смеялись над гороскопами и прочей оккультной чепухой, иногда всё же убеждаемся, что правы древние хранители сакральных знаний и каббалисты, ибо, число – есть тоже слово, которое было вначале. Катенька – умница отыскала древний трактат, изданный где-то за границей. Её математических способностей вполне хватило, чтобы произвести необходимые расчёты и узнать, что всё должно произойти в ночь на двадцать пятое декабря, или не произойдёт никогда.

Конец семестра, конец зачётной недели. Новогодний студенческий вечер назначен на двадцать восьмое. Это было неудобно – поздно. Она нашла способ уговорить факультетских активистов перенести праздник на двадцать четвёртое. Действительно, многие иногородние ребята хотели бы не пропустить университетский шабаш и к Новому году попасть домой. А, как известно, нормальная студенческая вечеринка длится не менее недели. При этом Катя понимала, что Павел будет присутствовать на дискотеке только при условии её проведения в вычислительном центре, а потому обратила своё внимание на Виктора, точнее на Виктора и свою подругу Зоську.

– Зоська, придумывай что угодно, но Витька должен пойти с тобой.

– Я совсем не против, но тебе-то это зачем?

– Если не будешь спрашивать сейчас, то, во-первых, я тебе потом всё расскажу в мельчайших подробностях. А, во-вторых, ты же сама говоришь, что Витька – классный. Значит получишь удовольствие.

И Зоська расстаралась на славу. Витьку раздирало на части: с одной стороны, он никак не мог упустить возможность как следует развлечься, с другой – прекрасно понимал, что Пашка ни за что не захочет потратить даже часа свободного машинного времени на сексфизкультуру под музыку, по его определению. Но Катерина всё рассчитала.

К девяти вечера они с Зоськой спустились в машинный зал.

– Мальчики, танцы в разгаре, а вас нет.

– Девочки, парней на курсе до фига.

– Паш, может хоть на часик, а то простатит заработаешь на этой табуретке.

– От простатита, Витя, будешь убегать по утрам на стадионе, а сейчас работай.

– Паш, не ломай мне кайф, не хочешь идти сам, отпусти меня.

– Так! Работник ты сейчас, соответствующий тому месту, где твои мозги. Убирайся с глаз моих долой. Но, чтобы через три часа был здесь.

Зося, не понимая происходящего, ещё попыталась уговорить Павла, но услышала раздражённое, почти злое: – Ребята, вы мне мешаете. Все вон!

– Вы идите, – тихо шепнула Катька Зосе, – Я подойду чуть позже.

Она села на Витькин стул рядом с Павлом.

– Я же сказал – все вон!

– Я могу помочь, пока Витя развлекается.

– Ещё не хватало!

– Я правда могу, я хорошо знаю эту тему.

– Откуда?

– Ваш руководитель – мой отец.

Эта информация заставила громадную, лохматую, носатую башку повернуться, чуть ли не со скрипом, и на Катерину уставились рыжевато-зелёные кошачьи глаза – так смотрят на мышь.

– А, значит это ты дочка Александра Филипповича. – казалось, на этой фразе весь интерес парня иссяк.

Боже, подумала она, как он красив.

– Да, я его дочка, и поэтому знаю вашу работу. Я слежу за ней.

– Зачем?

– Мне это интересно. Я тоже хотела быть в вашей группе. Но отец сказал, что у меня мозгов не хватит. Что этой темой могут заниматься только гении.

О, господа мужчины, владеющие собой и всем миром, без промаха попадают в цель женщины, сумевшие ненавязчиво назвать вас гениями, а главное, могущие поверить в это. Башка медленно, но без скрипа, повернулась, и в глазах на ней был уже не только гастрономический интерес.

– Вот это можешь рассчитать?

– Давай. Это смогу. Я уже пробовала.

– Скажи, ты что, в самом деле только за этим сюда пришла?

– Нет, я пришла потому, что люблю тебя. Но тебе же нужны расчеты. Будем работать.

Где-то далеко из динамиков неслось: «Не умирай любовь, не умирай любовь!», а Павлу казалось, что словосочетание «Не умирай» каким-то непостижимым образом трансформировалось в «Не отвергай». Он ещё с минуту смотрел на эту девушку, как будто первый раз увидел её (впрочем, так оно, по сути и было) и не отверг. Честные Витька с Зоськой через три часа спустились в вычислительный центр, но он оказался заперт, и они, счастливые, удалились.

После праздничной ночи, сумасшедшей зимней сессии и пьяных каникул можно было ожидать, что жизнь, используя излюбленный штамп всех повествователей, войдёт в своё русло. Однако, напротив: прежде полноводная, широкая река отчаянным водопадом свалилась в узкое ущелье и там забурлила, перемалывая всё своё естество, считая таковым не только воду, но ил, камни, брёвна и всё живое и неживое, что могла обнаружить в себе. Виктор с Зоськой, как и следовало ожидать, нашли друг друга, но университет оставался на первом месте, оттого дуэт двух гениев неофициально превратился в квартет. Павел окончательно освободился от какой-либо арифметики, Виктор руководил расчётами и экспериментами, которые виртуозно выполняла Катерина, а Зоська всех вовремя кормила, поила кофе, в общем всячески следила за их здоровьем и внешним видом, изредка отвлекаясь на свои курсовые задания. И Витька ей однажды сказал: