Эльфийский талисман. Повесть о двух городах - Николай Владимиров

Юра согласно кивнул. И сама матушка Ругу, и её односельчане были неграмотны — а потому не умели читать и писать на здешнем языке и Надя с Юрой. Что до денег, то о них не имели понятия даже находившиеся в числе пассажиров судна купцы. Плату за лечение приходилось брать непонятными расписками с подписями и печатями. Если верить тем же купцам, согласно той или иной расписке с такого-то склада в Крохане можно получить столько-то мер перца и столько-то мешков пшеницы.

Вынув телефон, девушка сделала несколько снимков. Не ограничиваясь этим, она остановила проходившего по палубе судовладельца.

— Господин Эсванар! Вы не подскажете, что это за город?

«Достойный» метли с готовностью обернулся, поклоном приветствуя успевшую заслужить уважение лекарку-райсу. Но прежде, чем он успел ответить, внизу снова поднялась сопровождаемая криками суета. Торопливо извинившись, господин Эсванар побежал к ведущему на нижнюю палубу трапу.

Причиной поднявшейся суматохи стала похожая на венецианскую гондолу длинная и узкая десятивёсельная лодка. На корме под навесом стоял тощий как жердь господин в длинных, отделанных чёрным галуном белых одеждах. На груди сверкала полированная металлическая бляха, с пояса свешивались чёрные чётки-костяшки, на голове, поверх пышной, светло-золотой «львиной» шевелюры сидела похожая на горшочек шапочка.

Пассажиры и торговцы приветствовали господина в белом глубокими поклонами. Хозяева оказавшихся на пути лодок торопливо освобождали путь. С одной из лодок на палубу взобрался белобрысый, франтовато одетый парень. Растолкав пассажиров локтями, сам получив несколько тычков под рёбра, парень ухитрился оказаться возле спущенного с борта трапа даже раньше господина Эсванара.

На палубе господина в белом сразу же окружила толпа. Кто-то кланялся, кто-то падал на колени — над головами тех и других господин в белом проводил двумя скрещёнными пальцами, не забывая после протянуть руку для поцелуя. За господином в белом семенил сгорбленный служка, а двое гребцов несли отделанный железом чемодан и деревянный полированный ящичек.

— Юр! — спросила по-русски Надя. — Как думаешь, кто это?

— Священник… э-э… наверное, — ответил Юра. — Видишь, белая ряса с чёрными пчёлами. Как у премудрого Рови, только богаче…

— Это не просто священник, — пояснила Надя. — Это священник очень высокого ранга. Видишь, как перед ним все стелятся. И собрался ехать с нами. У нас же самая простая публика. Странно…

— Может, ему срочно надо попасть в… э-э… Столицу, — предположил Юра. — А попутного транспорта не было.

— Юр! — улыбнулась Надя. — Ты назад посмотри…

Обернувшийся Юра увидел, как две вышедшие из порта барки пристроились в хвосте каравана. На дальней пропела дудка — на передней ответили. На палубе и лодках снова поднялась суета.

— Видишь! — продолжала Надя. — Он мог бы сесть прямо в порту, а не добираться сюда на лодке…

— Может быть, эти суда идут… э-э… не в Столицу? — предположил Юра. — Всё равно мы здесь ничего не понимаем…

На соседней барке снова запела дудка — лодки отчаливали, сидевшие в них махали остающимся руками. Поднявшись на верхнюю палубу, господин Эсванар прокричал команду — матросы завертели рукояти лебёдок, поднимая якоря, вёсла поднялись и опустились. Караван продолжил путь вниз по течению, но несведущему человеку могло бы показаться, что суда выходят в морской залив. Гуляющие над Рекой ветры заставляли барку раскачиваться, брызги долетали до верхней палубы. Напротив города в Вех впадала другая река — течения сталкивались, образуя водовороты. Не желавшие терять время метли шли под парусами и на вёслах, выведя суда на самый стрежень.

Впрочем, жестокими эксплуататорами «достойные» не были — вёсла работали с ритмичной частотой, словно их приводила в движение скрытая под палубой машина. Но каждые полтора часа — три четверти летней стражи невидимым гребцам полагалась получасовая передышка. Из воды вытягивалась полная рыбы сеть — поток «живого серебра» сыпался в люк посреди нижней палубы, в закрытую секцию, где помещались гребцы.

— Надь! — обратился к спутнице Юра. — Как думаешь, «там» сейчас что? Сентябрь или уже… э-э… октябрь?

— Ой! — не сразу поняла девушка. — Знаешь, я уже со счёту сбилась. Середина, в крайнем случае, конец сентября. А ты это к чему?

— Просто представил, — продолжал Юра. — Лето… э-э… закончилось. Холода, ветра, листья падают…

— Родители с ума сходят, — продолжила Надя. — Не позвонить, ни весточку послать, хотя телефоны работают…

— Нет, я не… э-э… об этом, хотя это тоже важно, — согласился с девушкой Юра. — Просто «там» лето давно уже закончилось, а здесь…

— «Там» должно быть ещё тепло, — возразила Надя. — Дожди вот-вот начнутся. А зимы здесь суровые, матушка Ругу говорила. Останемся на улице… Ой, посмотри! Город!..

На острове посреди реки стояло с дюжину домов, окружённых крепостной стеной. Имелась здесь и обязательная каменная башня с блестевшими на крыше антеннами, и отгороженная частоколом насыпная пристань, и длинная песчаная отмель, где сушились сети и лежали чёрные смолёные лодки. Ниже города тянулись огороженные поля, паслись стада, стояли сарайчики с огородами… На дальней оконечности острова виднелась ещё одна башня, на крыше которой так же блёстели антенны.

— Кстати, Юр! — начала вдруг Надя. — Давно хотела спросить: почему ты заикаешься?..

— Не… э-э… знаю, — от волнения Юра стал заикаться ещё больше. — В самом деле, Надь! Не знаю. Всегда, сколько помню, был… э-э… такой. Меня ещё в школе родители к логопеду водили. А знаешь, что самое интересное? Когда сам с собой говоришь, на улице или… э-э… в комнате, всё нормально. Я даже специально тренировался. А стоит с людьми заговорить, язык словно к гортани прилип…

— Я заметила, — согласилась девушка. — Ты, если чем-нибудь увлечёшься, заикаться вовсе перестаёшь.

Они замолчали, глядя заполненную пассажирами нижнюю палубу — кто-то спал, постелив куртку или одеяло, кто-то ел и пил, кто-то откровенно бездельничал, греясь на солнышке, кто-то играл в кости… У борта доила козу пожилая тётка в косынке и грязном переднике. И тут же молодая опрятная мама отчитывала двух вздумавших забраться на мачту мальчишек.

Перед носовой надстройкой играл оркестрик, состоявший из гитары с чудно изогнутым грифом, скрипки и костяной свирели. Прямо на палубе лихо отплясывали два бородатых мужика в расстёгнутых жилетках. Среди зрителей обнаружился и первым встретивший господина в белом белобрысый парень. Хлопая вместе со всеми в ладоши, он не отрываясь смотрел на стоявших на верхней палубе москвичей.

— Юр! — продолжала девушка. — Скажи мне, только честно… Сам же видишь, нас тут никто не поймёт. Ты людей боишься?

— С чего ты… э-э… взяла? — удивился Юра.

— Представь, что ты подходишь к человеку, — пустилась в объяснения Надя. — Хочешь заговорить, но тебе страшно. Тебе кажется, что этот другой человек смотрит на тебя, оценивая каждое твоё действие, каждый жест, каждое слово — и оценка