Проклятие скифов - Сергей Пономаренко

Со временем, успокоившись, Ирида сделала для себя вывод, что женщины греков пребывают не в лучшем положении — разве только их не душат у могилы почившего супруга. Другую дурную весть она выдержала более спокойно — став женой царя, она не станет царицей, так как царица уже есть, и фактически будет лишь наложницей.

— Если я сама не помогу себе, то никто мне не поможет.

В голове у девушки забилась тревожная мысль, и постепенно Ирида пришла к выводу, что ее спасение в том, чтобы стать царицей. Но для этого она должна заметно отличаться от женщин, которые были у царя до нее. А поразить мужчину можно только ночью, и лишь после утех тот может заметить ум и другие достоинства женщины.

С помощью отца она выпросила у Скила месяц для подготовки к свадьбе, использовав это время для получения знаний об искусстве любви. Она съездила в храм Афродиты поклониться священным гермам[16], разузнать о секретах любви храмовых жриц и «свободных» женщин — гетер[17], славящихся своим искусством приносить наслаждение мужчинам. Даже тайком расспрашивала падших женщин — «порнай»[18], дарящих ласки за драхмы. Очень много ей дали рассказы невольниц, попавших в Ольвию из далекой Индии, которых эллины весьма ценили за искусство ублажать своим телом. Отбросив стыд, Ирида осведомлялась обо всех тонкостях, не упуская никаких деталей. И когда настала их брачная ночь, она удивила Скила, еще как удивила! Такого потока страсти, сопровождаемой криками, объятиями, ласками, он не ожидал от девственницы. Особенно его поразило ее лоно, полностью лишенное растительности[19], как у ребенка. Отдаваясь ему, она зорко следила за тем, чтобы не проявить излишнюю настойчивость и требовательность, ловила каждый его жест, малейшее движение.

Даря скифу пылкие любовные утехи, она ожидала, что и сама взойдет на вершину наслаждения, но этого никак не происходило. Ей вспомнились слова гетеры Алкесты: «Доставить невиданное любовное наслаждение может лишь тот, кто сам ощущает это наслаждение». А она не испытывала того, что описывали ей гетеры, — состояния любовной эйфории, когда чуть ли не теряешь сознание и следуешь лишь желаниям тела. Зато ей пригодились откровения храмовой жрицы, которая, отдаваясь, не всегда сама испытывала удовлетворение, но, чтобы не обидеть гостя, притворно показывала, как ей хорошо. Ирида искусно имитировала сжигающую тело страсть и пик наслаждения, о которых она знала только из рассказов других женщин. А эротические танцы сикшний и кордекс, которым обучила ее гетера Алкеста и движения которых имитировали совокупление мужчины и женщины, вызвали у царя варваров бурный восторг. Он часто просил их исполнить, после чего его мужская сила возрастала, но удовлетворения Ирида по-прежнему не испытывала.

Через несколько дней, а точнее ночей, она приступила к главному: уговорила Скила позволить ей жить в Ольвии. Она сообщила, что у нее есть на примете прекрасный большой дом, который продается. Ведь у него есть дом в Никонии, почему бы не обзавестись таким в Ольвии? Ирида была так ласкова и проявила такую настойчивость, что царь сдался. Он и сам подумал: «Как такой нежный цветок будет расти в суровых условиях степей? Ему надо окрепнуть, а уж потом…»

Дом, который по совету Ириды купил Скил, ему очень понравился — настоящий дворец, гораздо больше его дома в Никонии. Здесь было множество мраморных колонн, портики, статуи грифонов и сфинксов, которые охраняли покой хозяев дома. А больше всего ему понравились лаконикум[20]и бассейн, отделанный мрамором.

Из-за военных походов и царских обязанностей Скилу нечасто удавалось навещать жену в Ольвии, всего два-три раза в год, но зато когда это получалось, он гостил у нее так долго, что молодой месяц успевал состариться и вновь стать молодым[21], конечно, если особо неотложные дела не вырывали его из ее объятий. По настоянию Ириды Скил оставлял телохранителей и всю царскую свиту за городскими стенами, а заходя в дом, переодевался в эллинскую одежду. Каждый раз его ожидал лавровый венок победителя, который она торжественно надевала ему на голову. В таком виде он часто выходил из дома, и жители не сразу поняли, что это прогуливается сам скифский царь, а потом к его появлениям привыкли, но старались все же держаться от него подальше. Даже Фоас, отец Ириды, и тот терялся в его присутствии.

Для себя Скил сделал открытие: Ирида не только искусна в любви, но и чрезвычайно умная собеседница, так что, возможно, в дальнейшем заменит ему умершего советника Эвнея. Вести в Ольвии эллинский образ жизни ему нравилось, а особенно посещать лаконикум и совершать омовения теплой водой. Только эллины ему не нравились — слишком болтливы и насквозь лживы. Для них существует лишь два довода: сила и золото, а у скифского царя и того и другого было предостаточно.

На этот раз Скил пришел под стены города с пятитысячным войском вместо обычной сотни телохранителей. Вместе со Скилом следовали Октамасад, направляющийся в Таврику со своими воинами, и верховный жрец Гнур в сопровождении нескольких десятков энареев. Скил предложил брату посетить Ольвию — из скифов только у него одного там был дом, тогда как в Никонии уже более трех десятков номадов имели свои жилища, которыми, правда, пользовались не так уж часто. Причиной этого было то, что после женитьбы царь отдал предпочтение Ольвии, хотя и продолжал принимать деятельное участие в застройке Никонии, не отказываясь от своих планов сделать ее столицей царства. По его поручению в Никонии стали строить новый дом-дворец, который должен затмить своей красотой его нынешний в Ольвии. Именно в этот дом Скил собирался перевезти Ириду.

Октамасад, не любивший ни городов, ни эллинов, отказался посетить царский дом в Ольвии. Он считал города ловушками для скифов, которых спасло при вторжении персидского войска Дария то, что все их добро и семьи все время могли перемещаться вслед за войском. Он не сомневался: как только скифы начнут селиться в городах эллинов или строить свои, сразу же могучий персидский шах предпримет новый поход против скифов, чтобы отыграться за неудачу Дария I. Октамасад сообщил, что только отдохнет несколько дней перед дальней дорогой за пределами города и отправится в путь. Скила не огорчил отказ брата — он был этому только рад, иначе не чувствовал бы себя свободно с Иридой, каждый раз придумывающей для него какую-нибудь новую забаву. Да и щеголять в эллинском убранстве перед братом было неловко, а он все больше привыкал к этой свободной одежде, более предпочтительной в жаркий период.