Обитель Синей Бороды - Вера Колочкова

– Ленк, ты ж за рулем… Чего разошлась-то? Какое вино?

– А, да ладно, все на день сурка спишем! Чему быть, того не миновать! Какое у вас вино, девушка?

– Рислинг, мускат, итальянское «Орвието»… Посмотрите в меню, там винная карта есть.

– Ладно, давайте «Орвието». Только прямо сейчас.

Официантка, кивнув, ушла. Ленка подтянула к себе пустой бокал, медленно провела пальцем по краю. Очень сексуально получилось. У нее вообще движения всегда легкие, немного кошачьи. Просто смотреть – и то приятно…

Она и в детстве такой была – прелестницей-нимфеткой. Единственное дитя у родителей, избалованное и любимое. И ей, как несчастной Ленкиной подружке-сиротке, крохи той любви доставались. Жалели ее Самойловы, Ленкины родители, от души. Помнится, дневала и ночевала у них в доме… Тетка ворчала, конечно, но так, для виду, чтобы хоть как-то обозначить свое опекунство. Потому и ворчала в основном при свидетелях, чтобы кто-нибудь оценил ее праведный опекунский гнев. Например, когда соседка в гости заходила, баба Маруся, тетка начинала канючить и всплескивать полными руками – не понимаю, мол, чего Сонька у этих Самойловых ошивается? Я тут с ног для нее сбиваюсь, а она… Бессовестная, позорит меня перед людьми! Вот и расти чужое дитя, надрывайся, а оно чужого добра ищет! Медом ей там намазано, что ли? Баба Маруся вздыхала, сомкнув лепесточками губы, взглядывала осуждающе на нее, на «бессовестную». А только не чувствовала Соня никаких угрызений совести, вернее, не поддавалась этим навязанным угрызениям. Старалась изо всех сил не поддаваться. Наоборот, сидела, думала про себя – какая ж ты все-таки глупая, теть Люб… Медом намазано, главное! Нет там, у Самойловых, никакого меда. У них и без меда хорошо. Легко, весело, уютно. Да просто – тепло. И никто словами это тепло не обозначает, потому что оно просто – есть…

Вот же! Совсем соплячка была, а чужую родительскую любовь по-взрослому оценивала. И немного завидовала Ленке, что у той этого добра с избытком. Потому и не гнушалась ухватить пригоршню избытка, чтоб не пропадал зазря. Собирала объедки с чужого стола и радовалась… Да, радовалась! По крайней мере, они были вкуснее, чем вечные теткины упреки: «Я из-за тебя бабью жизнь профукала, замуж не вышла…»

А что, в этих упреках утонуть можно было запросто. Но не могла Соня себе этого позволить, не могла! Очень уж хотелось – жить… Жить по-настоящему. Пусть не сейчас – потом…

Вот и вымечтала себе это – потом. Дала себе клятву – будет у нее это «потом», будет. А чтобы было, надо стараться изо всех сил. В школе – чтоб непременно лучше всех. Морду всмятку, но чтоб в отличницах. И себя надо в форме блюсти, ни грамма лишнего жира, каждую свободную минуту – спорту до изнеможения. Гантели под кроватью держала, вставала чуть свет и – раз-два, раз-два… Тетка, просыпаясь, глядела с раздражением, почесывала рыхлый бабий живот, морщила губы в усмешке:

– Силу, что ли, девать некуда? Ну, коль некуда, так иди вон, подъезды намывай. Все хоть копейку в дом принесешь. Думаешь, легко мне тебя одной тянуть? Сегодня же пойду, договорюсь в ЖЭКе…

И действительно – договаривалась. Умела слезу пустить, чтобы приняли малолетнюю сироту «копейку себе подработать». Да и это не страшно было! Подумаешь – подъезды! Тут главное – время рассчитать правильно, организовать его так, чтобы на выполнение школьных домашних заданий хватило. А если не хватит – можно и от ночи прихватить. Но чтобы с невыученным уроком в школу прийти – это уж ни-ни… Этого Соня себе позволить никак не могла. Потому как слабинку дашь – и улетишь с мечты в проклятую жалость к себе, как в омут.

А на лето тетка ее судомойкой устраивала к себе в рабочую столовку, где сама была поваром. На целый день, с утра и до вечера. Соне до сих пор вспоминается то время как страшный сон. Тарелки, тарелки в горячем пару, запах кислой капусты, подгоревших котлет. Резиновые толстые перчатки, марлевый колпак, длинный огрузлый фартук. Ноги к вечеру гудели, пальцы взбухали внутри перчаток разваренными сосисками. А в голове все равно будто кто невидимый приказ отдает: стоять, Соня, стоять! Выстоишь – все у тебя будет! Жизнь прекрасная будет! Профессия – чтоб по душе и в удовольствие, но непременно чтобы достойная. Та профессия, которая приносит достаток. Да уж и выбрана в мечтах эта профессия… А семья, Соня, какая у тебя будет семья! И замужество будет – непременно счастливое! И чтоб никакого расчета, избави бог, ничего меркантильного! Только любовь. И в доме покой и легкое счастье, о котором и не думаешь, и за счастье не оцениваешь, как у Самойловых. И дети. Двое детей. Сначала мальчик, а потом девочка. Да можно даже и третьего ребенка – это уж как пойдет. Как профессиональные дела позволят…

И улыбалась, и вздыхала счастливо, глотая горячий вонючий пар. Позволяла себе в мыслях приблизиться к счастью. Нет, все-таки дарованная природой способность к целеполаганию – великая вещь. Поднимает над жизнью, над столовкой, над продавленной кушеткой в теткиной однокомнатной клетушке. Да и то – в детдоме-то еще бы неизвестно, как оно было. Там бы по целеполаганию-то природному прошлись плеткой-педагогикой, разрезали бы его на кусочки. Нет уж, лучше самой.

А тетке спасибо, конечно, думала тогда Соня. Может, даже и расщедрится, из заработанных за лето денег выделит ей толику, чтобы на зиму новый китайский пуховик купить. Старый-то совсем протерся, изо всех мест перья торчат. А если и не расщедрится – тоже переживем. Тетя Оля Самойлова свою старую куртку отдаст, Ленка говорила, она ей маловата уже.

Соне вспомнилось, как они вместе объявили Ленкиным родителям, что задумали в юридический поступать. В настоящий юридический, серьезный, базовый, который и в подметки не годился тем факультетикам, что повырастали, как грибы после дождя, в коммерческо-вузовских новообразованиях. Диплом получить без труда можно, а толку – никакого. Плюнуть да растереть. Так Ленкиным родителям и сказали – настоящими юристами стать хотим! Крутыми адвокатами! Мы ж не виноваты, что в нашем областном городе такого института нет! Те ахнули – как же, ехать в такую даль. Но отпустили, что ж делать, если у девчонок серьезные амбиции проклюнулись. Тетя Оля Самойлова даже всплакнула немножко. А потом, успокоившись, слово с Сони взяла, чтобы Ленку от себя – ни на шаг. И если, мол, какая туча над Ленкиной драгоценной головой появится – сигнализируй…

В институт они поступили – готовились же как-никак! Зря, что ли, отказывали себе лишний раз на дискотеку сходить? Сидели, зубрили школьную гуманитарщину. Все-таки мечта – дело святое. Ради мечты можно и дискотечными плясками пренебречь. Правда, Ленку время от времени тянуло-таки в ренегатство удариться, но Соня ее быстро на путь мечты возвращала. Характером-то посильнее была. Помнится, Ленкин отец частенько над ними посмеивался, говорил – нельзя давить, Сонь, на блондинку авторитетом. Мечтой можно, авторитетом – нельзя.