Искатель. 1985. Выпуск №4 - Виталий Мельников

— А тебя, как видно, и в самом деле не зря называют «красным», — с подозрением глянул на Джонни Харст.

— А ты что? Предпочел бы, чтобы я был «коричневым»? — блеснул глазами в сторону Харста Джонни.

— Красные, коричневые — все они одного поля ягоды, — отмахнулся Харст и, чтобы замять инцидент, предложил: — Пойдем-ка лучше выпьем.

— За что? — с легкой иронией, но вовсе не оскорбительно поинтересовался Симмонс.

— За то, чтобы поскорее развязаться с этой войной. И за мир, в котором мы, белые, будем жить, не опасаясь ни красных, ни коричневых, ни прочих цветных!

Как бы там ни было, Харст был искренне рад встрече со старым боевым товарищем. И когда за оградой раздался гудок подкатившего автомобиля, как на крыльях бросился к воротам.

Джонни был все таким же поджарым и стремительным. Только короткий ежик жестких волос густо подморозила седина. Гладко выбритое, немного удлиненное лицо покрывал загар, скрадывавший морщинки у глаз, делавший его моложе. И что особенно понравилось Харсту: Джонни ничуть не горбился под грузом своих шести десятков лет.

…Симмонс сгреб в крепкие объятия Харста, радостно сияя.

— А ты стал еще монументальнее, старина. Убей меня бог!

Он говорил и — радовался за двоих.

— Да и ты вроде еще лихой парень, — засмеялся Харст, тоже от всего сердца радуясь.

Вышколенный дворецкий почтительным истуканом замер у дверей дома. За долгие годы службы у Харста таких бурных встреч он не видывал ни разу. Садовник, подстригавший газон, метнет да и тоже косил удивленные глаза на утратившего степенность хозяина и его веселого гостя.

За обедом вспоминали фронтовых друзей, живых и погибших. Боевые дела. А когда вышли из-за стола, Джонни завел песню военных летчиков, привезенную в Италию англичанами. Харст подхватил ее и даже принялся дирижировать, вскочив с кресла, как он делал это когда-то в офицерском ресторанчике в Бари, когда был молодым лейтенантом Королевских ВВС.

Мы летим, ковыляя во мгле.Мы к своей подлетаем земле,Нос пробит, бак горит,Но машина летит,На честном слове и — на одном крыле… —

пел он, раскачивая в такт фужером.

— А ведь мы и сейчас, старина, идем на одном крыле, — вздохнул Джонни. — По дороге я слушал новости. За минувший год только на территории Англии и Уэльса больше полутора тысяч компаний приказали долго жить. Да и у нас дела обстоят не лучше. Вспомни довоенные годы… Не находишь похожих черт? Кризис, безработица, волна банкротств. Я, например, всерьез озабочен, честное слово. Тем более кашу, заварившуюся тогда, расхлебывать пришлось нам. А сейчас она заварится на ядерном огоньке, Фрэд.

Харст одним глотком опорожнил содержимое фужера. Со стуком опустил фужер на стол. Хорошего настроения как не бывало.

— Ну знаешь, — криво усмехнулся он, — исторические аналогии — штука сомнительная. Я согласен: мир болен. Но где найти лекарство? И какое?

Симмонс забарабанил пальцами по краю стола.

— Во всяком случае, не то, которое предложил Гитлер. Нужно разоружаться, искать пути к укреплению взаимного доверия, — заметил он, выжимая из пачки сигарету и закуривая.

— Красивые словеса, — снова скривил рот хозяин дома. — Да к этому не готовы ни мы, ни русские, Джонни! Абсурд!

Харст тоже закурил…

— Представь на миг, — продолжал он, пуская изо рта струйку дыма, извивающуюся наподобие ленточки серпантина, — что бы произошло, если бы оба лагеря в мире разом сказали: «Стоп!» Армия безработных возрастет в десятки раз. Окажутся не у дел ученые, инженеры, предприниматели… Хлынут домой миллионы демобилизованных солдат и офицеров. Полетят в тартарары правительства… Вся мировая экономика рухнет, как карточный домик.

— И это — лекарство?! — перебил его Симмонс, сделав глубокую затяжку.

Харст постучал концом сигары по столу.

— Так где же выход? — спросил он, взглянув на Джонни.

— Сам не знаю, честно говоря, — развел длинными руками Джонни. — Но, по-видимому, надо идти на компромисс, который предлагают русские. По крайней мере, пока заморозить гонку вооружений при равенстве сил.

Харст немного подумал и покачал головой:

— Боюсь, уже невозможно, Джонни.

— Почему? — с недоумением спросил Симмонс.

Харст провел концом сигары по краю стола, словно прочертив стайерскую прямую.

— Я вижу двух упрямых до безумия бегунов, — хладнокровно объяснил он. — У них нет финиша. Они будут бежать и бежать рядом бок в бок, пока кто-нибудь не упадет замертво. Или… — Харст умолк и, потерев пальцем подбородок, закончил: — Или в отчаянии вцепятся друг другу в горло.

Симмонс смерил Харста удивленным взглядом.

— Но ведь оба хотят жить! — воскликнул он.

Харст затянулся сигарой и сказал с уверенностью в голосе:

— Мало хотеть жить, надо суметь выжить.

— Уничтожив соперника? — хрипло рассмеялся Симмонс.

— Я этого не сказал, Джонни, — скрывая досаду, ответил Харст

Симмонс задумчиво мял в пальцах погасшую сигарету.

— Фрэд, а ты помнишь, как прокручивали нам пленку с записью последней радиограммы нашего радиста? У меня теперь все чаще звучит в ушах его последнее, прощальное тире, посланное им — мертвым.

Утром, когда Пат уехала, Роберт снова набрал номер Гарри. Тот наконец-то оказался дома.

— Как настроение? — прощупывая почву, издалека спросил Роберт.

— Как у матроса, которого списали с борта в чужом порту, — мрачно ответил Гарри и, опережая Роберта, проговорил быстрыми, отрывистыми фразами. — Я все знаю Нам необходимо встретиться. Приходи в кабачок на Грейв-Черч-стрит, где мы как-то обедали, помнишь? В обычное время — Ив трубке запульсировали короткие гудки.

С Гарри Роберт познакомился на студенческой вечеринке в доме у Бена. Гарри оказался очень обаятельным парнем, очаровавшим всех У него была такая улыбка, что все невольно улыбались в ответ.

После первой встречи было еще несколько, а потом их пути разошлись. Гарри, как лидер студенческого движения, был замешан в беспорядках, и ему пришлось перевестись в другой университет.

— Сам понимаешь, волчий билет мне ни к чему, — объяснил он Роберту.

Бен тоже уехал вместе с ним Они учились уже на третьем курсе, Роберт же был из числа желторотых первокурсников.

Роберт давно догадывался, что Гарри возглавляет организацию «Воины революции», объединившую самых радикально настроенных участников студенческого движения. Потом Бен по большому секрету подтвердил Роберту, что он не ошибается. Что касается самого Гарри, то он и словом не обмолвился о своей подпольной деятельности.